Друг мой – Беркут_2
В поселке жили в основном ссыльные, сосланные в далёкие тридцатые годы из центральных областей России, и которые работали в леспромхозах (лесопромышленных хозяйствах), разбросанных по тайге. Вблизи посёлка извивалась между сопками небольшая речка Хурмулинка.
Небольшой вокзал, два магазина, две столовые, почта, клуб, милиция – вот и всё, весь поселок. Жителей было около пяти тысяч. Все мечтали когда-нибудь заработать много денег на лесоповале и уехать на свою родину.
Проходили годы, а исполнение давней мечты все откладывалось на потом из-за повального пьянства. Вагон вина местные мужики и бабы выпивали за несколько дней и ждали с нетерпением, когда в магазины завезут новую выпивку. Добраться до города можно было в сухую погоду на попутных машинах по разбитой грунтовой дороге или на поезде по леспромхозовской железнодорожной узкоколейке.
Пассажирский поезд был точной копией ковбойских поездов времен освоения Дикого Запада в Америке: небольшие двухосные зелёные вагоны с фанерными стенами и полотняным верхом тянулись за нещадно дымящим паровозом. В центре каждого вагона стояла железная печка «буржуйка» с кучкой угля рядом, который подбрасывался в топку кем-либо из более или менее трезвых пассажиров. Проводников никто и никогда не видел в глаза.
На грязных скамейках храпели те, кому ехать далеко. Стойкий запах несвежей рыбы, давно немытых тел и противной корейской рисовой водки «Пхеньянсул» за три рубля 62 копейки с печной копотью вперемешку вызывал у новичков обморочное состояние. Туалетов в поезде никогда не было, надо было потерпеть до следующей остановки и сбегать до кустиков.
Рельсы были уложены на высокой насыпи так криво, что поезд проходил 68 километров от Комсомольска до Хурмулей за четыре часа и так же «стремительно мчался» в ночи остальные 130 километров до конечной станции Березовской.
Вдоль железной дороги то там, то сям валялись ржавые колёсные пары и останки разбитых вагонов, оставшиеся после многочисленных аварий. Два раза в день, утром и вечером, к баракам подъезжали пузатый курганский автобус столетней давности и бортовой грузовик ЗИЛ-157, чтобы отвезти народ на работу.
Первая «Орбита» располагалась в круглом одноэтажном кирпичном здании с тремя лучами пристроек, в которых находились комнаты с аппаратурой связи, мастерские, столовая, спортзал. Над центральной частью смотрела в небо огромная 12-метровая чаша управляемой параболической приёмопередающей антенны.
Вторая «Орбита» размещалась в отдельном громоздком здании с 25-метровой антенной наверху. Космическая связь с подмосковной станцией «Азимут» в Дубне осуществлялась через спутник «Молния-1», постоянно вращающийся вокруг Земли по вытянутой эллиптической орбите.
Работа шла круглые сутки. Самым трудным было вручную наводить антенну на спутник. Со временем удалось получить новинку науки и техники, позволившую перейти на автоматическое сопровождение. Это было программное устройство, в которое надо было вводить по точкам параметры орбиты путём установки контактных штырей-перемычек в гнёзда на наборном поле. В те времена это был шедевр инженерной мысли, предшественник будущих компьютеров.
Основные аппаратные залы именовались по выполняемой функции: телевидение, приёмные устройства, передающие устройства, телефония, радиорелейные линии… Инженеры и техники в этих больших комнатах наблюдали за работой аппаратуры и быстренько переключались на резерв при отказе основных блоков, соблюдая принцип «связь должна быть бесперебойной». Любой сбой прерывал телефонные разговоры сотен и тысяч абонентов, оставлял без телевизионной картинки сотни тысяч телезрителей и прилично уменьшал нашу квартальную премию.
Строительство станций системы «Орбита» сблизило Москву и окраины, заменило ненадёжную связь по бесчисленным проводам и кабелям. Сейчас невозможно представить, что в те годы надо было идти пару километров на переговорный пункт, заказывать разговор и ждать час или более, чтобы 5 минут поговорить с любимой.
Осенняя рыбалка.
Кипит молодая кровь. Успеваем и на работу каждый день в смену по 17 часов, и с ружьишком пробежать по тайге, и в футбол сразиться с Хурмулинскими парнями не на жизнь, а на смерть. По субботам, как положено, в клуб на танцы вечерком.
Только рвётся душа на речной простор. Сентябрьская кета на нерест пошла из Амура в малые реки. Правдами и неправдами выбиваем себе отгулы на работе, и ночным ковбойским поездом отправляемся на рыбалку подальше от цивилизации на небольшую речку под названием Дуки.
Станция носит такое же название, Дуки. В кромешной тьме вываливаемся из фанерного вагона и по звёздам находим дорогу к воде. Разматываем свои снасти на галечном берегу и делаем первые забросы. Первобытный вопль уносится ввысь. Это Сашка Мелешко вытаскивает первую рыбину под пуд весом.
Вскипает азарт. Бросок следует за броском. Кидаем подальше и резкими рывками вытягиваем толстую леску, укладывая её кольцами на берегу. Вокруг темнота непроглядная. Куда бросаем снасть, сам чёрт не знает.
Не спит рогатый помощник. Пошли зацепы один за другим. К рассвету остались вообще без единой закидушки. Всё, что было, оборвали крепкие наши руки. Одну рыбину как разделить на семь человек? Вите – хвост, Коле – голову, Саше – балык, Ване – тешу, остальным – по пёрышку?
Проснулось солнышко осеннее, разогнало косматый туман. Три огромных дерева, одно за другим, растянулись по течению прямо посередине реки. Весенним паводком где-то в верховьях вырвало их из крутого берега и принесло на наше место. Ловите парни рыбку золотую!
Надо плыть туда и выручать наши крючки и грузила. Я раздеваюсь первым и пробую зайти в воду. Ледяная! Выскакиваю на берег и начинаю подпрыгивать, чтобы согреться. Выход один. Плыть надо одетым и обутым. Натягиваю резиновые сапоги, привязываю их к поясу, чтобы не утопить, и решительно бросаюсь в реку. Сильное течение быстро сносит меня мимо цели. Успеваю ухватиться немеющими пальцами за тонюсенькую вершинку последнего дерева и осторожно подтягиваюсь к веткам покрепче.
Сашка и Мишка пролетают мимо моих вытянутых ног, скользнув руками по сапогам, и плывут обратно к берегу. Осторожно выбираюсь на могучий ствол, лавируя между ветками и гирляндами острых и ржавых крючьев. Не один десяток горе-рыболовов оставили здесь свои надежды.
Распутать эти колючие хитросплетения и жизни целой не хватит. Достаю нож и вырезаю снасти кусками. Грузила прячу в карманы штормовки, крючки с обрывками лески – в припасённый рогожный мешок. Теперь бы до берега хватило сил доплыть. Застыл в мокрой одежде на ветру.
Друзья растянулись цепочкой на отмели ниже по течению. Вдруг придётся на выручку ко мне плыть. Сползаю по веткам в воду и устремляюсь к берегу, где разгорается большой костёр. Сапоги, полные воды, тянут меня на дно. Приходится молотить руками изо всех сил. Ох, не зря я накачивал мышцы в шлюпочных походах по Амуру в любую погоду. Одолел-таки стремнину. Далековато только унесло меня течением.
Выбираюсь на берег, негнущимися руками скидываю всю одежду и нагишом бегу метров двести мимо обалдевших друзей. Нарезаю тридцать-сорок кругов вокруг костра, пока не начинаю чувствовать внутреннее тепло. Сашка отдаёт мне две свои запасные рубашки. Одной растираюсь до боли, вторую тут же натягиваю на себя. Маловата кольчужка, трещит по швам. Кстати, я храню её уже 46 лет на своей полке в бельевом шкафу в память о нашей дружбе.
Мишка вливает мне в рот полстакана дешёвой горькой перцовки, суёт кусок хлеба с салом. Теперь жить можно. Хорошие у меня друзья. И девахи хорошие, что стоят поодаль и покатываются со смеху, глядя на меня. А у каждой по десятку кетин на берегу лежит. Девки местные, знают, где рыбу ловить, а где концерт бесплатный смотреть.
Мост любви.
Семь тысяч километров от Москвы прямо на восток до Хабаровска, 400 километров на север до Комсомольска-на-Амуре, ещё 68 километров на север до посёлка лесорубов под названием Хурмули и три километра на Запад до речки Хурмулинки. Такой путь предстоит тем, кто пожелает соединить прочным браком свои судьбы раз и навсегда.
Этой традиции уже 80 лет. В 1935 году началось строительство восточного участка Байкало – Амурской Магистрали и дальневосточного аэрограда – города Комсомольска-на-Амуре.
Тысячи молодых, весёлых, задорных, озорных парней и девчат приехали на стройку из центральной России. Кому-то из них и пришло в голову прогуляться с любимой в Новогоднюю ночь по глухой тайге в мороз тридцатиградусный до небольшого бревенчатого моста через речку, и там сказать главные слова в своей жизни при свете негасимых звёзд.
Так и повелось. Люди встречались, влюблялись, шли на мост любви, играли свадьбы, растили детей, чтобы однажды вечером рассказать им о днях своей далёкой молодости.
Я совершил такое путешествие 44 года назад. Мост любви не подвёл. Мы с моей половиной до сих пор храним на губах морозный привкус того поцелуя.
Апрель 2017 года.
Обручальные кольца.
Долгих 4 месяца я ухаживал за самой красивой девушкой Дальнего Востока. В начале мая 1973 года сделал ей предложение руки и сердца на вершине горы, украшенной кустами цветущего багульника. Свадьбу назначили на 8-е июня.
Если бы мы представляли, сколько забот и хлопот свалятся на наши головы, то ещё бы лет 20 гуляли на свободе. В нашей деревне не оказалось почему-то ни свадебного салона, ни магазинов модной одежды.
В 20 лет хочется быть красивыми и неотразимыми. Пришлось ехать за 200 километров в посёлок Дуки, где на складе леспромхоза отыскали шикарный костюм для меня, правда, слегка узковатый в плечах.
Обласканная кладовщица, немного повздыхав, ушла в дальний угол огромного сарая и вскоре привезла в большой коробке столовый сервиз на 12 персон из тончайшего японского фарфора.
– Это вам на долгую память о Дальнем Востоке, где вы повстречали свою судьбу.
Со свадебным платьем и туфлями дело сначала застопорилось, дошло даже до слёз. Ничего приличного мы не нашли и в городе Комсомольске-на-Амуре, где обшарили все магазины. Выручила подружка невесты, пожертвовавшая отрез самого модного тогда белого кримплена, который она берегла на свою свадьбу.
Директор Городского Дома Молодежи предложила организовать комсомольско-молодёжную свадьбу у них в шикарном танцевальном зале с участием городского телевидения. Наш радиоцентр выделил автобусы и заказал номера в лучшей гостинице.
Оставались две проблемы: кольца и туфли. В то непростое время ювелирные изделия были в страшном дефиците. Попросту говоря, их вообще не было в магазинах Комсомольска. Случайно узнали, что в конторе Домостроительного Комбината, затерянного в глухой тайге, есть обручальные кольца, завезённые в доисторические 30-е годы двадцатого века, да так и оставшиеся не у дел.
Долгая поездка по разбитой лесовозами грунтовой дороге на допотопном автобусе, без дверей и стёкол, оказалась настоящим испытанием наших желудков. Каким же было разочарование, когда самые большие кольца еле-еле надели на кончики мизинцев. Не для наших трудовых рук старались золотых дел мастера, а для изысканных музыкальных китаянок.
Последнюю надежду нам подарили друзья из Хабаровска, пообещав помочь. Выпросив пару дней отгулов у начальства, на перекладных добрались до аэропорта и купили билеты до города моей юности. На взлётном поле нас ожидал изрядно потрепанный самолёт АН-24. Минут через 30 после взлёта увидели, как задымил правый двигатель. Я подозвал стюардессу и предложил взглянуть в иллюминатор.
– Командир уже в курсе. Вы только не волнуйтесь. Всё будет хорошо. Наш самолёт совершит посадку в аэропорту города Хабаровска. – успокоило меня очаровательное создание в голубой пилотке.
Дальнейший наш полёт на малой высоте над разлившимся вширь Амуром с многочисленными кораблями больше походил на выкрутасы малолетнего хулигана за рулём отцовской "Победы". Не хотел бы я оказаться на месте моряков, спешащих увести свои теплоходы в сторону от нашей чадящей торпеды.
В Хабаровске нас первыми встретили пожарные машины, расставленные вдоль посадочной полосы. Пилоты, в мокрых от пота рубашках, покинули самолёт последними.
На следующий день мы улетали обратно в Комсомольск, увозя две бархатистые коробочки с широкими обручальными кольцами и две коробки с фирменными туфлями для жениха и невесты.
