– Спасибо медведю, выручил!
Подивились мэргэны, а отцу Фудин сказали: знают, мол, великана, нечего его бояться, он и мухи зазря не обидит.
– Ладно, пусть остаётся, – согласился старик. – От Фудин не убудет, если он на неё глянет.
А девушка сама на Калгаму смотрит. Он, считай, вровень с крышей амбара – как не заметить такого? И что интересно, не напугалась она его. Напротив, пожалела:
– Все опасаются тебя, наверное. Потому ты одинокий, бедолага.
Перед Фудин свёрток лежал. Она развязала его, достала шапку и объявила:
– Эту шапку я сама сшила из шкурок самых лучших соболей. Три года старалась, орнаментом из бисера украсила её, ни одна мастерица таких узоров не знает! Брошу шапку, к кому она упадет, тот и станет моим женихом. Кто бы ни был – богатый или бедный, красивый или урод, поймает шапку – станет моим суженым!
Фудин размахнулась и бросила шапку в толпу людей. Парни бросились ловить её, но шапка, как заколдованная, кружилась над головами и ни на кого не падала. Калгама смотрел, как его знакомые мэргэны, распихивая других парней, тоже пытаются схватить шапку, но сам даже и не пытался достать её. Ему очень понравилась Фудин, однако он и думать не смел о ней как о невесте. Куда уж ему, страшиле остроголовому, до такой красавицы!
А шапка покружилась-покружилась, да и опустилась на голову Калгаме. Все так и ахнули!
– Если Фудин тебя выбрала, то так тому и быть: станешь её мужем, – сказал отец девушки. – Наверно, ты этого заслуживаешь.
А Фудин спустилась с амбара, подошла к Калгаме и смущённо глаза потупила:
– Сама не пойму, как так получилось, что шапка на тебя упала. Но, коли она тебе досталась, делать нечего – пойду за тебя замуж.
И лукаво улыбнулась.
Глава четвёртая, в которой появляются злые Амбакта и Хондори-чако
Вернулся Калгама домой с молодой женой. Сорока ещё до того, как они приехали, разнесла весть: великан женился!
Люди в соседнем стойбище – кто порадовался, кто злословить принялся. Койныт, та прямо извелась:
– Что-то тут не то! Ну, не бывает, чтобы такая куколка полюбила эдакое страшилище! Не иначе, околдовал он её…
– А может, она сама колдунья? – шепчутся в ответ соседки. – И-и! Старики рассказывают: бывают такие волшебницы – притворятся красавицами, у мужчин от них голова не своя, а они дождутся удобного момента и съедают их, вот так!
– Как бы эта красотка и нас не съела, – забеспокоилась Койныт. – У людоедок, слыхала, аппетит отменный: всё стойбище одним махом проглатывают.
– Ой, страшно-то как! – жмутся сплетницы друг к дружке. – Что делать, как жить теперь?
– А ведь мне сон намедни приснился, – вспомнила Койныт. – Будто бы наши мужчины отправились на рыбалку, поймали рыбу: большая, как осётр, чешуя золотистая, как у сазана, плавники всеми цветами радуги переливаются как у окуня-аухи. Красивая! Никогда такой не видела. Положили её вместе с другими рыбами, а она пасть разинула и – ам, ам! – весь улов заглотала, не поперхнулась даже. Как насытилась, ещё больше стала – таймень по сравнению с ней жалкий ротан!
– Ай, злой дух, не иначе! – испугались женщины. – И что же эта рыба ещё сделала?
– Она бы и рыбаков проглотила, да хорошо, я проснулась, – самодовольно ухмыльнулась Койныт. – Проснулась – и сама не своя. К чему бы, думаю, эдакое привиделось? А! Вон, оказывается, к чему! Не иначе, Фудин всё равно что та рыба…-
Чумбока услышал эти перешёптывания и, как ни обижен был на Калгаму, заругался:
– Тёмная ты женщина, Койныт! Вечно своими снами всех пугаешь! Хоть бы раз тебе что-нибудь доброе приснилось. Как ни послушаешь тебя, людей одни неприятности ожидают, ничего хорошего в жизни не будет.
– А в ней и так ничего хорошего нет, – поморщилась Койныт. – Один и тот же халат уже второй год ношу, у других женщин то соболья шапка, то норковая, а у меня – старая, лисья, обдергайкой хожу.
– Так взяла бы, да как другие женщины, скроила себе новый халат, – заметил Чумбока. – А шапки? Разве я не добыл на охоте самые лучшие меха? Для тебя! Вон, в амбаре они лежат, пылятся, как бы моль не побила!
– Сам шей! – заругалась Койныт. – Некогда мне этими глупостями заниматься. Мне сны нужно глядеть. Вдруг что-нибудь путное прогляжу? Недосуг мне шитьём заниматься!
А Фудин, кстати, все наряды шила себе сама. Такая рукодельница! И о Калгаме не забывала. Сшила ему куртку-капчима, украсила её пуговицами-палима: их Фудин связала из узелков – кропотливая, тонкая работа; не каждая мастерица её выполнит, легче деревянные пуговки у проезжих купцов купить или вообще монетки пришить. Но молодая жена всё любила сама делать.
Капчиму она расшила по вороту и на манжетах ярким орнаментом – замечательно получилось, от восхищения все языками цокали. И сразу нанайскую поговорку вспоминали: «Красивый узор не вышьет женщина с плохим характером».
Калгама на охоту ходил, рыбу ловил. Хорошо молодые жили, не голодали. Не то, что некоторые, которые только чужому достатку завидовали, а сами ни лука в руках держать не умели, ни невод в реку закинуть. Кто же виноват, что плохо живут?
Фудин умела выделывать рыбью кожу. Из неё шила одежду. Давахса – кожа кеты годилась для изготовления халатов, наколенников, обуви. Из курахсы – кожи амура нанайские женщины издревле халаты кроили, да и на наколенники она годилась. Гачахса – щучья кожа шла на обувь, получалась она крепкой и прочной, долго не стаптывалась. Но лучше всего мастерить обувь из домахса – кожи тайменя или нимахса – ленка: износа такой обутке не будет! Крепкая лахса – кожа сома, может, и не такая красивая, но из неё получаются для халатов и штанов-пэру.
Даже нитки Фудин ладила из рыбьей кожи. Для этого брала свежую кожу кеты или краснопёрки, расправляла её на доске и нарезала острым ножом на тонкие полоски. Калгама помогал вытягивать их в ниточки, после чего их развешивали для просушки. Крепкими нитки получались; постараться надо, чтобы разорвать.
О красавице-искуснице прослышала Амбакта. Она жила в пещере вместе с братом Хондори-чако. Оба были бусяку, но никто не знал, что они злые духи. Амбакта, как людей увидит, сразу красивой девушкой оборачивается. Никто и не догадывался: миловидное личико – лишь маска, а белозубая улыбка страшные жёлтые клыки скрывает. Хондори-чако тоже умел притворяться: робкий, слова лишнего не скажет, а если скажет, то шепотом, потому что боится – его выдаст грубый, резкий голос. Когда он рычал, то даже тигры поджимали хвосты, как пугливые собаки.
Амбакта давно Калгаму знала, и он её тоже знал. Она не скрывала от великана, что на самом деле никто иная, как бусяку. Считала: если великан не как все, то и в жены возьмёт не обычную женщину, а чертовку. Но Калгама внимания на Амбакту не обращал, как она ни старалась: уж и так, и эдак вертелась-завлекала, ему хоть бы что, лишь досадливо отмахнется как от надоевшей мухи. Можно было даже подумать: женщины вообще его не интересуют. А тут – пожалуйста, привёз откуда-то молодую супругу, да притом писаную красавицу! Ну, никак Амбакта этого стерпеть не могла.
– А! Теперича знаю, какие женщины тебе нравятся! – Амбакта мстительно сощурила свои и без того узенькие чёрные глазки. – Всё равно ты будешь мой!
Обернулась она обычной девушкой, надела старый халат, рваные пэру натянула, обулась в оло – это куски сыромятной кожи, их обматывали вокруг ступни, подвязывали к ноге ремешками. В одну руку посох взяла, в другую укулча – женскую сумочку: в ней иголки, нитки, кусочки рыбьей кожи. Посмотришь: бедная сиротинушка, одна-одинёшенька на всём белом свете, идёт-бредёт, куда глаза глядят.
Пришла Амбакта на крутояр, где Калгама с Фудин жили. Робко в дверь постучала:
– Люди добрые, дайте сироте воды напиться!
Открыл Калгама дверь:
– Здравствуй! И воды дадим, и накормим. Входи, не стесняйся! Гость на пороге – праздник в доме.
Не узнал великан Амбакту. Решил: и вправду бедная девушка пришла, нуждается в людской помощи.
– Куда путь держишь? – спросила Фудин гостью.
– Ищу лучшей доли, – потупила глаза Амбакта. – Никому-то я не нужна! Одна-одинёшенька на всём белом свете…
– Каждый человек кому-нибудь да нужен, – ответила Фудин. – Найдешь ещё своё счастье.
– Издалека, видно, идёшь: одежда поизносилась, оло истоптались, – заметил Калгама. – Отдохни у нас. Фудин поможет халат подлатать, я новые оло тебе сделаю, мне нетрудно. Да и голодная ты. Поешь чего-нибудь…
Смотрит Амбакта: в берестяных мисках полно мяса холодного, на липовых дощечках – отварная рыба кусками лежит, полоски юколы с капельками янтарного жира. Так бы всё и проглотила! Но нельзя, ей нужно робкой и несчастной притворяться. Но хлебнула-таки немножко буды – несоленого рисового отвара, мяса и рыбки по кусочку отщипнула.
– Ещё ешь, не стесняйся! – приглашает Фудин. – Калгама завтра опять на рыбалку пойдёт, ещё сазанов поймает.
– Спасибо, – робко прошептала Амбакта, а сама думает: «Знала бы ты: ваше угощенье – мне на один укус! Да и тебя бы я съела, вон ты какая вся ладная, аппетитная. А то, что великан завтра уйдёт, это мне на руку. Выполню задуманное!»
Калгама с Фудин предложили бедняжке остаться у них. Жена взялась штопать её халат, Амбакта тоже достала нитки из укулча – хочет помогать. Но Фудин посмотрела на них, отмахнулась: