Затянутость во времени. Документальная повесть о событиях второй чеченской кампании

Он стал прохаживаться вдоль строя, низко опустив голову и явно о чем-то размышляя. Потом заговорил мягко, по-домашнему:

– Мужики, вы знаете, я имею полное право сейчас сам назначить любого из вас. Но не хочу. Не хочу, чтобы вы, или ваши предки, или ваши дети проклинали меня, если не дай бог что-нибудь случиться. Поэтому даю вам возможность поговорить и самим решить – кто из вас один поедет. Я отойду на пять минут. Потом не обессудьте. Сам назначу, если не решите.

Правило вы знаете, но хочу еще раз вам напомнить, что бы ясна была картина. Если человек, на которого я указываю, отказывается ехать, он тут же пишет рапорт об увольнении, потом следующий и следующий. Так до тех пор, пока один из вас не согласится, или все не уволятся.

Так что решайте. Может, кто сам решится, может, на спичках потянете – не знаю.

Чигирин отошел в сторону и занялся решением дел с дежурным по части.

Кандидаты сбились кружочком и заговорили все сразу, подняв галдеж.

– Стоп, стоп, стоп, пацаны! – остановил их Николаев, – чего тут решать. Я не женат, детей нет. Есть еще холостяки бездетные?

Все промолчали, только молодожен, улыбнувшись, протянул:

– Я с позавчерашнего дня женат…

– Значит, вопрос решен! – круто обернулся и направился к Чигирину, – Товарищ подполковник, я поеду – старший сержант Николаев.

Все – машинка закрутилась, бюрократический механизм пришел в действие.

– Ко мне с командиром роты.

– В строевую часть получить командировочное удостоверение.

– В продслужбу – получить продатестат.

– В вещслужбу – получить вещатестат.

После всей беготни приятная новость – начфин выдал оклад на два месяца вперед.

– Все? Теперь домой. Явка в 17.00 к штабу дивизии. Неявка рассматривается как дезертирство.

Быстрее в город. Заскочил к своей подружке Оле, попрощались, вытер ее слезы, назвал глупышкой, обещал писать, провожать запретил. Еще раз вытер слезы, еще раз поцеловал и убежал. Заскочил к другу Кольке на работу – попрощались. Решили, что не криминал по такому случаю и по стакану, выпили. Побежал к тренеру. Не оказалось дома, предал через его жену Нину Кирилловну, что напишет. Заскочил домой, достал рюкзак, поставил точно посреди комнаты и …остановился.

А что же с собой брать на войну?

А, все сгодится! Теплые вещи, «мыльно-рыльные» принадлежности, кое-какие продукты, ложка, кружка, запас белья. Ключ отдал соседке, велел присматривать и за услугу забрать из холодильника все продукты себе.

Примчал в часть в 16 30.

В автобус, естественно, посадили только в 20—00. Команда со всей дивизии набралось 15человек, старший майор.

При выезде за КПП автобус остановила группа женщин. В салон ворвались две пожилые женщины, заходясь в крике, стали вытаскивать своих сыновей.

– Я тебе покажу Чечню! А ну марш домой! Там жена плачем заходится. Вояка!

– Мама! Меня же теперь уволят!

– Будешь дома да живой. Прокормим с отцом как-нибудь.

Парнишки молодые, только со срочки, им стыдно, упираются и храбрятся.

– Не пущу! Пусть меня стреляют, а не пущу в ту Чечню.

Матери победили.

Майор пометил что-то в своих документах, позвонил с КПП в штаб, и двинули в путь.

Осталось в команде 13 человек.

Прибыли на территорию Чеченской республики тринадцатого февраля.

Николаев помнил, как в кромешной тьме, как-то очень уж внезапно наступившей ночи, они стояли возле палаточного городка, ожидая старшего, который пошел с документами в штаб. Когда рядом появилась фигура, Леха Швец спросил:

– Браток! А мы где?

– Где-где. В Ханкале! – довольно резко ответил тот.

– А где это?

– Вы чё, новенькие? Вы в Грозном, браточки. Так что лучше не маячьте, а хоть присядьте, что ли, – и затоптал дальше по подмерзлым к ночи грязевым точкам.

Это было неожиданно. Вот так запросто – поезд, самолет, вертушка – и в Грозном. Вдруг, совсем рядом, метрах в 50-ти от них, разрывая тишину, застучал пулемет. Очередь трассирующих пуль нитью протянулась куда-то в сторону. От неожиданности все присели. Да! Это настоящая очередь, настоящими патронами по каким-то, невидимым пока, но настоящим врагам. Это настоящая война. Эта мысль остро вошла в мозг и осталась там навсегда.

В свою часть прибыли на следующий день, вернее сказать – ночь, так как когда Николаев выпрыгнул из кузова тентового «Урала», было абсолютно темно. Всего вновьприбывших было несколько десятков. Зажегся прожектор. Построили в две шеренги. Началось распределение по ротам и батальонам. Называлась фамилия, боец подходил к столику, стоявшему в центре ярко освещенного круга, там что-то отвечали, и солдата забирал командир подразделения.

Николаев стоял, слушал и ждал, когда назовут его фамилию. Он услышал, как какой-то невысокого роста капитан, проходя вдоль строя, спрашивал:

– Богучарцы есть?

– Есть!

– Сколько вас? – подошел он ближе.

– Тринадцать.

– Всех не дадут, – с сожалением протянул капитан. – В разведку кто хочет?

Вызвалось четверо – Серега Кучин, Леха Швец, Вовчик Пузаев, и он – Денис Николаев.

– Не страшно? Знаете, куда едете? У меня только за прошлую неделю 9 человек потери.

– Обижаете, товарищ капитан. Вы еще богучарцев не знаете! Справимся, – за всех ответил Николаев.

Капитан окинул его оценивающим взглядом.

– Знаю. Я сам из той же дивизии, иначе не искал бы вас здесь. Пошли к столику.