Николай Самохин. Том 2. Повести. Избранные произведения в 2-х томах

– М-гу… – я посмотрел на дрожавшую стрелку – Вы меня обвесили… на триста граммов.

– Так точно, – немедленно согласился продавец и досыпал сахару.

Весы показывали кило триста.

– Вот теперь правильно, – сказал я.

– Кушайте на здоровье! – улыбнулся он.

– Все продавцы жулики, – заметил я, принимая кулек. – Вы не согласны?

– Боже упаси! – воскликнул он. – Целиком разделяю ваше мнение.

Меня задело. Я вернулся от двери и сказал:

– Сегодня восьмое марта.

– Истинная правда! – согласился продавец.

– А завтра будет первое января.

– Как пить дать, – подтвердил он.

– Ну, знаете! – сказал я. – Пригласите директора!

Пришел директор.

– Вам не кажется, – спросил я, показывая на лозунг, – что здесь допущен некоторый перегиб?

– Правда ваша, – быстро сказал он. – Допущен.

– Более того, это непроходимая глупость!

– Абсолютно верно! – поддакнул директор. – Дальше ехать некуда.

– Уберите, – посоветовал я.

– Есть, – щелкнул каблуками директор. – Уберем!

Назавтра лозунг убрали.

– Пожалуйста, килограмм лапши, – попросил я.

– Можно, – сказал продавец и бросил на тарелку две четырехсотграммовые гирьки.

– Стоп! – заволновался я. – Здесь нет килограмма.

– Протри очки! – рыкнул продавец. Я протер. Гирьки не увеличились.

– Имейте совесть! – сказал я. – Это нечестно!

– Граждане! – закричал продавец. – Видели вы такого нахала?! Он обозвал меня ворюгой! За что, граждане?!

На шум выбежал директор. – Эге! – сказал он. – Да ты пьяный, голубчик. А ну, ребята, крути ему руки!.. Продавец кинулся на меня. Я слегка толкнул его в грудь. Он двинул меня под микитки. Свидетели нашлись с той и другой стороны.

«Золотую середину» определил народный судья.

– По десять суток! – сказал он.

ДОБРЫЕ НАМЕРЕНИЯ

Борщ был отличный. Шницель – обворожительный. Пирожки сами таяли во рту. После настоящего черного кофе я откинулся на спинку мягкого стула и, преданно глядя в глаза официантке, сказал:

– Принесите книгу предложений.

Я специально не сказал «жалоб и предложений», чтобы она не заподозрила меня во враждебных намерениях. Я готов был даже произнести «книгу благодарностей», но, к сожалению, в названии этого документа такого слова не было.

– Зачем? – упавшим голосом спросила официантка.

Я интригующе улыбнулся и сказал, что хочу сделать некоторую запись. Официантка, обиженно гремя тарелками, убрала со стола и ушла. Через несколько минут она вернулась в сопровождении полной дамы в шуршащем накрахмаленном халате. Дама оказалась старшим администратором зала.

– Я вас слушаю, гражданин, – сказала она, глядя поверх моей головы.

Я сказал, что мне очень приятно познакомиться с администратором, но просил-то я все-таки книгу жалоб и предложений.

– Нехорошо, – холодно заметила дама. – Если вы чем-то недовольны, то могли бы сказать прямо.

Тут она мигнула официантке, и та начала сгружать с подноса повторение моего обеда. В борще, как айсберги, плавали огромные куски мяса. Шницель по величине напоминал утюг средних размеров. Румяные пирожки громоздились на тарелке египетской пирамидой. Обед, съеденный мною, был настолько калориен, что от нового обилия пищи меня замутило. Я бешено затряс головой.

– Что ж, – пожала плечами администратор, – раз товарищ настаивает, пригласите директора, Машенька.

Пришел директор, внушительный и корректный мужчина. Он присел за мой столик и тоном врача, разговаривающего с душевнобольным, сказал:

– Ну, давайте знакомиться.

И протянул мне почему-то удостоверение дружинника по охране общественного порядка. Чтобы не показаться невежливым, я достал паспорт. Директор посмотрел на штамп с места работы и сурово произнес:

– Козыряете!

– Чем? – пролепетал я.

– Как чем? Званием литератора. За горло берете? А сами к тому же нетрезвые!

Я был трезв, как стеклышко. Но директор уже подал знак. В ту же минуту неизвестно откуда появились два молодца в униформе и, крепко взяв меня под руки, повели из кафе…

СМОТРИ В КОРЕНЬ

У меня заболел желудок.