Клоповский фонарь. Эпопея в полифоническом ключе конспективно

Глава двенадцатая

Серега проснулся среди ночи и стал сочинять стихи.

Вот что у него получилось сразу.

Серый дождик воробьиный
стекла серые сечет.
Про березку и рябину
детский хор поет.

А потом он ворочался-ворочался, подходил даже к окну и смотрел на звезды; курил, но путного стиха все равно в голову больше не лезло. Он бросил сочинять и стал вспоминать: свою школу, школьный актовый зал, занавес и кулисы из оранжевого плюша, запевалку Соню, поющую песню про березку и рябинку, и зазвучал вдруг в его голове Сонин голос:

Край родной, навек любимый.
Где найти еще такой,
Где найти еще такой?

И ему стало очень хорошо – и слеза, словно звезда по небосклону, скатилась по его щеке. И вдруг матерное сочинилось!

На далёкую чужбину
журавли летят.
Вот такую, блин, картину
вижу, мать!.

Глава тринадцатая

Соня Клопова три года тому назад окончила среднюю школу и уехала в Москву.

Покантовавшись там с годик, купила на Ярославском вокзале плацкартный билетик на верхнюю боковую полку – и айда по России!

Накатавшись по стране досыта, наглядевшись на жизнь допьяна, вернулась в свой родной Клопов, не затаив обиду ни на Москву-мачеху, ни на Россию-матушку, ни на горемычный белый свет.

Только и сказала матери: «Бывает», – когда та ее спросила: «Ну как, Сонька, нашла счастье?»

Глава четырнадцатая

А дождик с четырех сторон

Уже облек и лес и поле.

Так мягко, словно хочет он,

Чтоб неизбежное – без боли.

    Д. Прасолов

Привокзальный скверик. Пасмурно. Вот-вот пойдет дождь. На скамейке сидит Соня. К ней подходит Иван Иванович.

– Не возражаешь? – говорит он милицейским тоном и садится рядом.

– Не возражаю, – вяло отвечает она.

– А вдруг мешаю? Может, свиданка у тебя с кем?

– Моя свиданка, дядь Вань, последняя… в седьмом классе была.

– Ой ли?!

– По себе, что ли, судите? Так с Анфисой Петровной у вас не свиданки, а прятки.

– От кого это прятки?

– От Пелагеи вашей – супруги законной!

– А ну-ка потише!

– Не бойтесь, не найдет она вас. Она с вами не в прятки, как вы с ней, а в жмурки играет. Дождик, кажется, пошел.

Соня подставляет ладонь, ловит дождевую каплю, зажимает в кулаке.

– Ты ее точно божью коровку, – усмехается Иван Иванович.

– Пойду я, дядь Вань.

– Постой, – берет он ее за руку. – Разговор у меня к тебе есть.

– Какой разговор? – освобождает она руку.

Иван Иванович достает «казбечину». Закуривает.

– Про свиданку свою последнюю расскажи… с инопланетянином, – говорит, сделав две затяжки, и делает третью.

– Не могу, дядь Вань. Протокол подписывала.

– Ишь ты! – качает он головой. – Да брось ты, – чуть ли не бьет Соню по руке, – ловить свои капли!

Она разжимает кулак и, глядя на капли дождя, падающие на ладонь, читает тихо и монотонно:

Листа несорванного дрожь,
И забытье травинок тощих…

– Это ты о чем? – недовольно перебивает ее Иван Иванович.

– Это не я… Прасолов, – отвечает она отрешенно.

Капли на ее ладони, еще не слившиеся, лежат гроздью белой смородины, и она кладет в рот с ладони эту смородинную гроздь дождя, делает движение рукой, словно срывает губами с веточки ягоды, и говорит, как бы согласившись с ним, с Прасоловым, отведав этих ягод:

…И надо всем еще не дождь,
А еле слышный мелкий дождик.