Узники утлого челна

Мать Наталья надолго задумалась. А потом спросила:

– Что происходило еще? Вы что-нибудь ощущали?

Иве эти расспросы вдруг надоели.

– Ничего я не ощущала!.. Просто я… Просто я любила их. И маму, и Машку. Очень любила!

Мать Наталья тяжело вздохнула.

А Ива неведомо почему сказала:

– Я и вас полюблю! Вот увидите!

Предводительница снова улыбнулась, но теперь улыбка казалась грустной. Словно мать Наталья жалела о чем-то…

– Хорошо, милка! Учитесь на здоровье. Я никому не дам вас в обиду!

* * *

Ива полюбила предводительницу не вдруг.

Нет, мать Наталья очень хорошо относилась к девочке. Но что-то между ними стояло, и это что-то находилось внутри самой Ивы. То ей вдруг приходило в голову, что ее любовь к предводительнице не понравилась бы маме, той маме, настоящей, сгоревшей в пламени зимнего пожара. Или начинало казаться, что за вниманием предводительницы скрывается какая-то игра, притворство какое-то. Как у самой Ивы, когда она уверяла настоящую маму, будто ей нравится смотреть, как та печет папе пирожки. Она знала, что маме понравятся сии слова – потому и говорила… Хотя с гораздо большим бы удовольствием сбежала на любимый луг, к своим божьим коровкам.

Вот и предводительница говорила Иве слова, которые должны были понравиться девочке, но что думала мать Наталья на самом деле…

Жизнь шла своим чередом.

Ива лечила порезы; училась грамоте, арифметике и прочим наукам в обительской школе; в первицу, середу и пятницу ходила к тете Гориславе, перенимала у нее колдовские чары и заклинания.

Предводительница раз в седмицу посещала девочку, интересовалась Ивиными делами, подолгу беседовала с нею.

Беседы касались самых разнообразных тем – любви и семейной жизни, Додолы и остальных словенских богов, нынешнего Великого князя и Чухонской войны. Только утопленница да сгоревшие родители ввек не упоминались собеседницами…

Постепенно Ива почувствовала, что уже не может обойтись без этих бесед. Более того, всего через пол-лета она обнаружила, что эти же самые разговоры на эти же самые темы с кем-либо из обительских сестер не доставляют ей того удовольствия, что вызывала беседа с матерью Натальей… Впрочем, нет, не с матерью… С мамой Натальей! А порой – и с мамочкой Натой!

Ива часто думала о той, первой беседе. И довольно быстро сообразила, что предводительница полагает, будто новоиспеченная сестрица способна заглянуть в будущее человека, которого любит…

Но почему же, в таком случае, ничего подобного не происходило при обниманиях с папой? Ведь папу Ива любила гораздо больше мамы!

Как бы то ни было, а девчоночье сердце долго без любви не живет. Скоро Ива полюбила мамочку Нату.

И это произошло. В тот самый день, когда тетя Горислава явилась в обитель, встретилась с предводительницей и похвалила девочку за усердие и упорство.

Мамочка Ната, вестимо, передала хвалу виновнице, и та, не удержавшись, в восторге повисла у предводительницы на шее.

Изумрудный туман не заставил себя ждать.

А потом Ива обнаружила себя сидящей на койке в незнакомой светлице с зарешеченными окнами. На руках у нее был конверт, в каком сестры-матери носят своих детей. Из конверта торчала кукольная головка с нарисованными голубыми глазами. У Ивы были тяжелые женские перси, левая оказалась оголенной, с непривычно большим коричневым соском. Ива пыталась сунуть сосок в нарисованный кукольный ротик.

– Баю-баюшки-баю… Что же вы не едите, радость моя? Хватит спать, надо кушать…

Откуда-то доносились негромкие голоса, Ива хорошо их слышала, но смысла не понимала.

– Депрессивный синдром при наличии галлюцинаций…

– Может, отобрать у нее куклу?

– Уже пробовали… Наблюдается мгновенный всплеск агрессивности, направленный на всех окружающих…

А ребенок по-прежнему отказывался есть.

– Помогите же мне, пожалуйста! – сказала Ива. – Он болен. Иначе бы он ел… Помогите! Он не должен отказываться от моего молока!

Нарисованные глазки не мигая, равнодушно смотрели сквозь нее.

И тогда она взбесилась.

– Я ненавижу вас! Вы – проклятые ублюдки! Чтоб вас мары забрали!

Она ожесточенно дралась со всей подлунной, пока ее не стиснули в жестких объятиях и не укололи больно в предплечьее…

Пришла она в себя от того, что ее часто-часто трясли за рамена. Открыла глаза.

Перед нею на коленях стояла мамочка Ната.

– Ну же, Ивушка, вы видели? Что вы видели?

Ива устало опустилась на стул.

– Видела… Я видела, как вы кормили персью…

Она чуть не брякнула «куклу». Но что-то помешало ей: слово прямо-таки застряло в горле, перехватило дыхание.

Предводительница по-прежнему стояла на коленях – словно молилась перед кумиром Додолы.

Ива откашлялась:

– Я видела, как вы кормили новорожденного ребенка. – Она посмотрела предводительнице прямо в глаза. И вдруг, сама не ведая зачем, добавила: – А рядом с вами была я.

Испуганно замолкла, ожидая, что за разоблачением дело не задержится. И обмерла – в самой глубине глаз предводительницы плескались столь безудержные радость с надеждой, что Ива поняла: даже на смертном одре она не скажет мамочке Нате правду.

Ввек!

12. Взгляд в былое. Век 76, лето 3, вересень: Наталья

В пятницу утром Наталья поднялась в самом распрекрасном настроении. Душа ее пела.

Запланированные на предстоящий день дела не казались ныне обременительными. Индо мысли о бесплодстве убежали куда-то далеко, за пределы подлунной. Ее совершенно не трогало, что на улице с утра идет дождь. А главное, она была уверена, что приняла вчера правильное решение, и оной уверенности минувшие сутки ничуть не поколебали.