Вернуться живым

Острогин подбежал ко мне, громко крича из-за полученной контузии.

– Надо отступать скорей, пока «духи» из кяризов опять не вылезли!

– Согласен! Сажаем пехоту на танки и уходим!

Танками командовал недавно назначенный комбатом бывший начальник штаба танкового батальона Ахматов. Я забрался на командирский танк и прокричал в ухо командиру:

– Роман Романыч, привет! Спасибо за помощь! Надо бы сваливать быстрее, сейчас они очухаются и зададут нам жару.

Развернув пушки влево и ведя огонь на ходу, танки двинулись на прорыв. И пехотинцы стреляли во все стороны, изо всех сил стараясь удержаться на танках, цепляясь за поручни, за привязанные к башне шины и ящики. Десять минут прорыва показались часом. А вот и пост. Скорее под его защиту. С поста велся ураганный огонь по кишлаку и били минами за канал. Душманы отвечали не менее сильным.

Стихло через два часа. «Духи», сделав свое черное дело, ушли, а наша артиллерия и авиация для профилактики отстреляла запланированный боезапас. Вскоре вокруг поста окончательно установилась тишина. Никто не шумел. Технику заглушили, бойцы курили, приходя в себя после горячки боя. Бронежилет (Лонгинов) сидел за радиостанцией и переговаривался с комбатом.

– Офицеры, ко мне! Бегом! – внезапно заорал Лонгинов.

– Что случилось? – забеспокоился Острогин, который теперь стал исполнять обязанности командира роты.

– Сейчас прилетят два «Ми-8» эвакуировать раненых. Срочно занять оборону за дувалами, открыть огонь по всему подозрительному и обеспечить посадку вертолета. Будет два захода, у нас девять раненых, у танкистов – один, и на заставе – один. Приказываю: выдвинуться из заставы в окопы на выносные посты. Вперед! Выполнять!

Вертолеты под нашим прикрытием увезли раненых, «духи» даже не стреляли в ответ на наш огонь. Может, ушли в кяризы? Еще бы! Артиллерия хорошо обработала «зеленку», а кому захочется с автоматом под снарядами бегать.

– Ну, вот мы опять без командира, – вздохнул Острогин.

– Недолго Вован командовал, – согласился я с грустью. – Всего на один бой хватило! Принимай командование, Серега!

– А почему я? Может, ты покомандуешь? Ты ведь замкомандира роты, – попытался Острогин свалить ответственность на меня.

– Нет! Я исполняю обязанности замполита батальона, да и ты – старший по званию! И уже месяц как старший лейтенант! Серега, ты на пути к командованию батальоном. Жду твоих распоряжений!

– Вот мой первый приказ. Перекур двадцать минут и короткий обед! – изрек Острогин две мудрые фразы.

– Хороший приказ, – обрадовался я. – Умираю от голода…

Вот и закончился этот 1985 год, тяжелый год. Первые потери в роте при мне, что-то будет дальше?.. Кончилось везение?..

А может, еще осталось чуть-чуть. В Бога не верю, в черта-дьявола тоже. Кого просить о поддержке? Инопланетян? Кто-нибудь, спаси меня и сохрани!..

ТЕПЛОВОЙ УДАР

Июнь 1986 года! Скоро год, как я на войне! Мне вручили орден. И наконец-то Сбитнев вернулся из госпиталя. И как раз после его прибытия запланировали очередной тяжелый рейд…

Ротный вернулся с совещания мрачным, словно грозовая туча.

– Володя, куда двигаемся дальше?

– Кундуз – Файзабад. Командиры определяются с очередностью десантирования частей в окрестные горы, – задумчиво ответил Сбитнев. – Край непуганых дураков! «Духи» там вольготно себя чувствуют, у местного полка сил маловато. Немного припугнем аборигенов. Запасаемся водой, берем сухпай на трое суток – и в путь.

– Горы высокие? На карте задачу уже видел?

– Еще нет. Через час Ошуев снова соберет командиров и будет уточнять задачи. Сейчас ЗНШ полка в дивизии карты рисует, потом мы на своих картах «яйца» нанесем. («Яйца» в обиходе – это круги с задачами, нанесенные на карту местности.)

– Смотри, Вовка, «яйца» слишком большие не рисуй и далекие переходы не планируй, а то потом свои собственные придется тащить черт знает куда!

– Да я уже и забыл, как их в горы носить. На больничной койке, дома да в пивнушке я их полгода использовал только по прямому назначению. В Алихейле лишь вокруг техники бродили, высоко не забирались, даже ноги не перетрудил. Как неохота лезть к черту на рога!

– Володя, иди, помой физиономию хотя бы перед вылетом, выглядишь ужасно! Перепил вчера?

– Правильно, пока командиры совещаются, замполиты моются, бельишко трясут, газетки читают.

– А я и тебе захватил парочку! Буквы еще не забыл?

– Газеты – это хорошо, не то задницу вытирать нечем. Что-то про бумагу я совсем не подумал.

– Твоя задница какую предпочитает: «Правду», «Красную Звезду» или «Советский спорт»? Но пресса трехдневной давности…

– Моя предпочитает окружную газету!

– Почему?

– Самая мягкая и чтением не отвлекает. Не о чем задуматься из-за полного отсутствия содержания, и снайпер не успеет подстрелить в уязвимой позе. «Окопная правда» поэтому самая лучшая пресса для солдата!

– Хорошо, что тебя не слышит член Военного совета.

– «Члену» от Военного совета могу лично об этом сказать и о многом другом! В частности, о том, что после тяжелого ранения могли бы и в Союзе служить оставить, а вакантные места предоставить не нюхавшим пороха. Взятки давать не умею, своими связями не хочу пользоваться – быть в долгу не хочу. А мог на законном основании остаться в Союзе. Скажу честно, с удовольствием остался бы в Ташкенте. И чем дольше я в полку после возвращения нахожусь, тем сильнее ощущаю, какой я дурак, и от этого ощущения хочется нажраться до поросячьего визга.

– Вовка, вернемся и нажремся! Орден еще раз обмоем, а там и день рождения мой подойдет. И твоя награда к тому времени подоспеет!

– Сколько можно обмывать? – удивился Вовка.

– Так это прелюдия была… Остальные роты требуют проставы! Я-то, сам знаешь, не сторонник этого дела. Ладно, побалуемся коньячком, – размечтался я.

– Каким коньячком? Надоел ты с этими дегустациями! Водяры, обыкновенной водяры! Только водкой можно нажраться, чтоб забыться. Вино и коньяк – это обман и фикция. Настоящие русские люди пьют только водку.

– Значит, я не настоящий! Ладно! Для тебя лично будет водка. Иди, умой рожу, а то к серой бороденке пыль налипла, выглядит как перхоть. Смотреть противно! – скривился я брезгливо.

– Ник, не будь педантом, как граф Острогин! Тебе это не идет! Ступай-ка вперед и займи место за обеденным столом для командира. А я, так и быть, пойду ополоснусь…

***

Вертолеты за нами не прилетели: ситуация резко поменялась – к предгорью движемся на технике, а дальше пешком. Армия окружила по вершинам хребтов несколько крошечных высокогорных мятежных кишлаков. Мы – пехота и десантники, сидим в горах, а разведка и спецназ прочесывали хибару за хибарой. Пыль из долины доставала даже здесь, да и как ей тут не быть – горы совсем плевые, низкие. Ветер, и пыль, и вонь со стороны этих трущоб. И естественно, запахи нашего солдатского дерьма по всей загаженной горе. За три дня, как всегда, все загадили, и ароматы ветром гоняло по кругу.

Изредка прилетала авиация, что-то бомбила и засыпала хребты «нурсами». По сути дела, мы в очередной раз занимались ерундой: спали, жрали, гадили. Руководство нас на прочесывание почему-то с гор не спустило, а все лавры достались десантникам и разведчикам. Через трое суток по приказу Ошуева подразделения снялись с позиций и отправились за три горных хребта к площадке десантирования полка.

Пеший марш – это всегда тяжелейший труд, особенно в жару. А тут нет и намека даже на малейшую тень. На солнцепеке термометр, наверное, зашкаливает за пятьдесят градусов. Если бы он был под рукой, смерил бы температуру для интереса – узнал, в каком мы находимся пекле. Идешь и потеешь.

Ужасно хотелось пить, но нечего – всю воду выпили за дни тупого сидения на высоте. Пока добрались до площадки, я уже еле ноги волочил. А ведь сам иду почти налегке, только помогаю уставшим бойцам. А каково им? Пулеметный взвод буквально умирал, но умирать некогда.

«Марш, марш, вперед, быстрее», – подгоняло нас начальство. Вертушками роту с марша сразу же перебросили на более высокие горы, а воды и продуктов не дали – мы не успели набрать. С вертолета выгрузили несколько резиновых двухсотлитровых бурдюков с водичкой, а попить некогда. Командир только и делает что орет: вперед! Бегом!