Футбол сквозь годы

Мы были бедны. Но не душой. Стадион был вторым домом, на игры и на тренировки ходили с женами и детьми, кто что мог несли в клуб, патриоты были мы отчаянные. Стадион наш не существовал, а жил. Среди нас был один игрок, который мог себе позволить, опаздывая, приезжать на стадион на извозчике. Все тогда высыпали на улицу и кричали:

– Едет, едет!

Я не могу об этом не вспоминать, когда вижу наш шикарный спартаковский «Икарус» и рядок «жигулей» и «Волг», на которых прибывают на тренировку футболисты…

Мы очень гордились, что все в «Пресне» «местного» происхождения. Однако со временем поняли, что для успешной игры в высшей лиге нам требуется усиление, и Артемьев принял решение пригласить в ряды «Пресни» лучших игроков распущенного клуба ЗКС. Именно оттуда пришли двоюродный брат нашего Виктора Прокофьева Петр Исаков, голкипер Борис Баклашов и два брата Блинковы – Константин и Владимир. Предложил свои услуги и центральный хавбек из «Новогиреева» Сергей Бухтеев.

Все это были игроки сборной Москвы. Их приход, безусловно, резко обострил конкуренцию за место в основном составе. Причем это в первую очередь ударило по самому Ивану Тимофеевичу Артемьеву. В своем мастерстве он уступал Бухтееву, и тренерский совет неосторожно на одну из решающих встреч центральным хавбеком поставил Бухтеева, а не Артемьева. Тот такой незаслуженной, как ему казалось, обиды не стерпел и ушел из «Пресни».

Всю свою неуемную энергию он направил на формирование футбольной команды нового общества «Динамо», созданного по инициативе Ф. Дзержинского в 1923 году. И тем навсегда вписал свое имя в историю советского футбола.

Вместе с ним от нас ушел только Дмитрий Маслов. Все остальные, в том числе и братья Артемьевы, остались верны родной «Пресне». Думаю, что и душа Ивана Тимофеевича по-прежнему была с нами.

Но его ноги и голова уже служили московскому «Динамо».

С самого начала «Пресню» опекал председатель Краснопресненского исполкома Николай Тихонович Пашинцев. Мы всецело зависели от него и во всем ему доверяли. И поэтому, когда в 1926 году Пашинцев был назначен вначале председателем Всесоюзного табачного синдиката, а затем стал председателем ЦК профсоюза пищевиков, вся команда, не задумываясь, отправилась за ним. Так «Красная Пресня» превратилась в «Пищевиков». Нам достался хороший стадион, расположенный на теперешнем Ленинградском проспекте, в Петровском парке, который до революции принадлежал Московскому клубу лыжников. Сейчас он называется «Стадион юных пионеров», а тогда носил имя Томского. После реконструкции переоборудованный стадион пищевиков стал вмещать 10 тысяч зрителей.

Теперь в нашем распоряжении было отличное футбольное поле. Команда не знала на нем поражений. В этом, собственно, не было ничего удивительного: линия нападения «Пищевиков» – Николай Старостин, Петр Артемьев, Петр Исаков, Павел Канунников и Валентин Прокофьев – была на то время, безусловно, сильнейшей в стране. Недаром же мы в таком составе два сезона выступали за сборную СССР.

В 1928 году в столицу приехала французская рабочая команда. Честь флага сборной Москвы защищала практически команда «Пищевиков». Мы обыграли французов со счетом 22:0! Однако гораздо больше, чем победа со столь необычным счетом, мне запомнилось, что в тот день на стадион имени Томского пришли 20 тысяч зрителей! Это был рекорд посещаемости. Интерес к футболу становился необъятным. Именно после того матча приняли решение о строительстве гигантского по тем представлениям стадиона «Динамо» в Петровском парке.

В 1931 году мы выходили на поле под названием «Промкооперация». Еще два года спустя – под спортивным флагом фабрики «Дукат».

Все шло своим чередом, и вдруг как гром среди ясного неба: наш главный профсоюзный покровитель Пашинцев снят с работы. Команда неожиданно оказалась бесхозной.

Примерно тогда же комсомол выдвинул лозунг о создании добровольных спортивных обществ по типу «Динамо», добившегося выдающихся спортивных успехов за первые 10 лет своего существования.

Надо сказать, что комсомол активно участвовал в организации спортивной жизни страны. И не только участвовал, но и диктовал свою волю Комитету по физической культуре, председателем которого был Иван Харченко, бывший заведующий отделом ЦК комсомола.

Как капитан сборной СССР по футболу я был знаком с генеральным секретарем ЦК ВЛКСМ Александром Косаревым и председателем Всекопромсовета Иваном Епифановичем Павловым. Оба они были страстные охотники. Я же, выросший в семье егерей, рядом с ними чувствовал себя профессионалом, и они с удовольствием пользовались на практике моими советами.

Как раз на охоте у нас возникла идея спортивного добровольного общества Промкооперации. Вскоре я выступил в печати с такой инициативой. В ответ последовала разгромная статья в газете «Труд». Называлась она «Пора вправить мозги Николаю Старостину». Обвинения сводились к тому, что я – профсоюзник – ношусь с комсомольской затеей. Но это лишь подхлестнуло нас еще активнее взяться за дело.

Вот, пожалуй, вкратце и вся предыстория «Спартака», рождение которого имело огромное значение в развитии советского спорта.

Потом появилось много версий, некоторые из которых успели стать легендами, о том, как и почему новорожденному дали имя «Спартак». А что было в действительности? В Промкооперацию входило более десятка союзов различных отраслей: швейный, кожевенный, текстильный, пищевой… Нужно было найти одно, всех объединяющее, название. Но что правда, то правда: искали его в муках. Мы с братьями и друзьями подолгу сидели вечерами у меня дома и ломали себе голову.

В памяти сохранилась поездка сборной Советского Союза в Германию в 1927 году, где нас принимали рабочие-спортсмены, объединенные в клуб «Спартак». У них был значок – поднятая рука с твердо сжатым кулаком. Я часто вспоминал впечатляющее зрелище: сотни встречающих и провожающих людей со вскинутыми в едином порыве руками. «Спартак» – в этом коротком и звучном слове слышалась мелодия порыва, таилась готовность к бунту, чувствовался неукротимый дух. Оно показалось мне очень подходящим. Конечно, я знал, кто такой Спартак. Но, признаюсь, прочитал знаменитую книгу Джованьоли уже после того, как все было решено.

К нашему огромному удивлению, в только что родившееся, еще неокрепшее общество ринулись лучшие спортивные силы Москвы. Легкоатлеты братья Знаменские из «Серпа и Молота»; боксеры Николай Королев, Иван Ганыкин, Николай Штейн, Виктор Степанов; ведущие гребцы, пловцы, конники, баскетболисты и волейболисты. Мы не могли понять, в чем дело. Потом выяснилось, что по Москве пошел слух: в «Спартаке» во главе стоят свои люди – спортсмены. Молва, что у нас не надо ожидать очередного указания руководителей по поводу тренировок, оказалась устойчивой и была лучше всякой рекламы. Если добавить к этому значительные финансовые возможности Промкооперации (ее бюджет позволял не жалеть на «Спартак» никаких денег), станет ясно, почему «Спартак» смог так быстро и крепко встать на ноги.

Наши всемогущие хозяева не моргнув глазом отвалили 260 тысяч за базу в Планерном, перекупив ее у Осоавиахима. У китайского клуба было приобретено здание католической церкви, где после реконструкции устроили залы для бокса, борьбы, бильярда… Но наиболее ценным приобретением стал участок земли рядом с подмосковной Мамонтовкой, блиставшей своей футбольной командой. Кто бы мог подумать, что со временем ничем не примечательная Тарасовка затмит славу Мамонтовки.

В течение сезона в Тарасовке был выстроен стадион с трибунами на 3 тысячи мест и деревянным павильоном, где могли жить футболисты. Главным же богатством «Спартака» стало прекрасное футбольное поле. Вот уже более 50 лет оно сохраняет свою репутацию одного из лучших в Советском Союзе.

Был в московском «Динамо» непобедимый бегун-средневик Николай Денисов. Его отец и старшие братья занимались редким делом – устройством футбольных полей. Они-то и выстроили нам по договору чудо-поле. Оно конкурировало со знаменитым на всю Москву полем в Орехово-Зуеве, которое в свое время оборудовали братья Чарнок – английские инженеры, приехавшие в 1910 году по приглашению Саввы Морозова и работавшие на его мануфактурной фабрике. Именно они, на мой взгляд, и завезли футбол сначала в Орехово, а затем в Москву. Им принадлежит честь проведения таких исторических матчей, как сборная Москвы «английской» против сборной Москвы «русской». Причем старший из братьев, Вилли Чарнок, прежде играл центральным хавбеком сборной Англии. Младший – Роберт уступал ему в мастерстве на поле, но стал известен тем, что, работая после революции в английском посольстве, оказался замешанным в шпионском деле Рейли и был выслан из России.

С самого начала в «Спартаке» сложилась дружная, можно сказать, семейная атмосфера. Во многом благодаря тому, что братья Старостины были крепко спаяны: трудное детство и совместная борьба в спорте приучили нас поддерживать друг друга.

Были ли случаи, когда мы принципиально в каких-то вопросах расходились?

Не было. И сестры были очень дружны. И между братьями я не знаю серьезных ссор. Это на протяжении всей жизни.

Но зато какие споры разгорались по чисто футбольным вопросам! Они возникали при каждом разговоре о футболе. И привести нас к общему согласию было невозможно: каждый имел свое особое мнение.

Я ушел из футбола раньше, чем братья. Это было мучительное расставание. Утешало лишь то, что игра братьев доставляла мне истинное наслаждение. Я мог теперь спокойно с трибуны наблюдать за каждым из них.

Думаю, что Александр был по классу выше нас всех. Более того, я ставлю его мастерство выше мастерства теперешних защитников. Не сомневаясь, отдаю ему место в обороне сборной СССР всех времен. Он очень удачно сочетал технику, силу, характер и спортивную злость. По манере борьбы за мяч чем-то напоминал Олега Кузнецова. Он был единственный защитник, который в одиночку в те годы мог справиться с Михаилом Бутусовым, не давал ему сыграть ни внизу, ни вверху, несмотря на то что рост Александра был всего 178 сантиметров. У него был прыжок, который позволял отрываться от земли на полметра и выигрывать верховой мяч. По характеру самый упрямый из всех Старостиных, он на поле был молчалив, великодушно прощал партнеру ошибки, никогда не кричал и не призывал идти вперед. Главным делом считал оборону своих ворот. Причем мог играть и слева, и справа, но вот в центре ему играть не пришлось. Когда появилось амплуа центрального полуза щитника, Александр уже не выходил на поле. В 1937 году он оставил футбол. Ему было 33 года, для защитника, казалось бы, немного. Но он не стал тянуть, объяснив свое решение так:

– Хочу уйти из футбола если не молодым, то молодцеватым.

Он унаследовал гены своего деда Степана Васильевича Сахарова (ямщики всегда ценились здоровые и толстые) и к 70 годам сильно располнел.

Александр передал капитанскую повязку «Спартака» и сборной страны Андрею. Андрей был другого склада. В игре он постоянно что-то подсказывал, кричал, умолял, грозил. Он был прирожденным вожаком, и это редкое качество ставило его на поле в особое положение: давало право требовать, исполняя роль центрального полузащитника не по названию, а по сути, являясь центральной фигурой на поле, мозгом и мотором команды. Рискну предположить, что Андрей Старостин – один из лучших капитанов в истории нашего футбола.

Петр. Он выступал в амплуа или правого хавбека, или правого полусреднего. Был очень техничен, самоотвержен и храбр.

Хорошо помню встречу «Спартака» и «Динамо» на стадионе Юных Пионеров. В составе «Динамо» – Федор Ильич Селин, знаменитый король воздуха. Он был оригинальный человек: в жизни мягок, как ребенок, а на поле жесток. У Федора была репутация игрока, которого лучше не задевать, его боялись. Игра сразу же приняла грубый характер. Селин сбил кого-то из спартаковцев в центре поля. Свисток. Мы, конечно, к судье. Вдруг подбегает Петр и бац кулаком Селина по лицу. Селин от неожиданности растерялся, посмотрел на меня:

– Ну, Николай, ну и волчонка вы вырастили. Долго мы потом удивлялись, спрашивали Петра, как он осмелился ударить самого Селина, который был на две головы выше его.

Приведу еще случай для характеристики Федора. В 1932 году сборная СССР играла в Турции. У турок в команде был могучего сложения, грозный защитник – Бурхан. Сначала он нанес мне тяжелую травму, потом принялся лупить остальных по ногам. Судил матч Владимир Лукьянович Васильев из Москвы. Бутусов ему кричит:

– Судья, что смотришь, ты же видишь, как он меня ударил.

Владимир Лукьянович – небольшого роста, под англичанина – говорит:

– А ты не подставляй ноги… Мишка кинулся ко мне:

– Капитан, капитан, ты слышишь, что он мелет? Тогда рассвирепевший Селин кинулся на Бурхана.

Тот почувствовал, что Селин идет на него, поздно. Худощавый Федор взлетел вверх… и как даст ему бутсой! Турок сразу упал навзничь. Игру остановили. Подбежал Васильев:

– Селина с поля. Селин возмущенно:

– Что?!

Судья повторяет:

– С поля. Федор на него:

– Ты что, думаешь, мы тебе здесь дадим предать Родину? Ни с какого поля я не пойду.

Я к Васильеву:

– Владимир Лукьянович, разве можно Селина с поля…

В общем, замяли кое-как инцидент. Турки до конца так и не поняли, о чем речь, разговор-то шел по-русски. Бурхана отправили в больницу. А игра получилась драматичная, мы проигрывали, еле-еле сделали 2:2. Вот что такое был Федор Селин. Вот что такое был Петр Старостин.