Гонконг

– Да, сэр, – ответил Стирлинг.

– Хирург, священник и больные, прибывшие на «Грете», освобождаются и свозятся на берег для передачи русским. Священника отправим не сразу, пусть отслужит своей команде и примет поручения. О больных надо снестись с берегом. Русского доктора отправьте на берег, и пусть он сам все подготовит. Вы, Артур, желали взять лейтенанта Пушкина, Шиллинга, Сибирцева. С вами пойдут советник посольства мистер Гошкевич и ученый японец, с которым он не расстается.

– Вы дали слово освободить Гошкевича.

– Гошкевича нельзя освободить. Я рассудил и передумал. Он – глава православного колледжа в Пекине. Я не могу отдать его противнику. Он будет нужен нам для точной информации. Также задерживаем японского переводчика. Я обязан всеми средствами наносить урон противнику.

– Мистер Гошкевич не служит в военном флоте. Он на цивильной службе.

– Он дипломат! Нельзя отпустить. У нас нет закона, позволяющего освобождать цивильных. Потом пусть решают адмирал и губернатор. Вы возьмете часть их людей, Стирлинг.

– Да, сэр. Я найду где поместить сто человек.

– Держите их строго, чтобы не подняли мятежа. – Младший офицер записывал под диктовку. Эллиот с трубкой сидел сбоку стола в кресле.

– Два офицера и сорок людей – на «Спартан». Еще двадцать передадим галантному союзнику. Остающиеся офицеры и люди идут на «Сибилл». Лейтенант Гибсон и матросы, взявшие приз под его командованием, назначаются на «Грету» для следования в Гонконг. С ними переводчик мистер Тулли. Для передачи губернатору собрать документы.

Эллиот отправился на берег осматривать обнаруженные следы батарей.

– Где орудия?

Сэр Фредерик – капитан «Эмфитрайта» – сказал:

– Французы высказали предположение, что из-за невозможности транспортировать пушки в джунгли они закопаны.

– Их не могли увезти на лодках?

– Нет таких лодок. Река непригодна для плавания. Есть тропы, но непригодные для перевозок артиллерии.

Офицеры несколько задержались на батарее. Обступили инженера Уиттингхэма с флагманского судна и выслушали его объяснения об устройстве срытых фортификаций Аяна. Потом все пошли следом за коммодором и капитаном Фредериком на док.

Вокруг обнаженного фундамента валялись остатки взорванного русского парохода. Рядом на стапеле готовая к спуску шхуна. Коммодор сказал, что надо и шхуну взорвать.

– Тут есть русский представитель от компании, он утверждает, что это частное владение, – сказал командир «Эмфитрайта» сэр Фредерик.

Известно, что Русско-Американская компания имеет обширные владения на Аляске и на побережье, всем командирам кораблей известно также, что эта компания находится как бы в самой тесной компании с Гудзонбайской компанией. Существует обязательство, которое умные и богатые люди в Лондоне и в Петербурге заключили, начиная войну: Англия и Россия воюют, но Гудзонбайская и Русско-Американская компании сохраняют мир, имущество той и другой остается неприкосновенным, территории и фактории на них не захватываются, как и города и селения, корабли не подвергаются нападению и не уничтожаются. Флаги компаний охраняют их имущество повсюду. На территориях компаний война не ведется. Казалось бы, все ясно. На Аляску не вторгаются англичане. Канаду не трогают русские.

Но во время войны оказалось, что небольшие военные порты России на побережье Сибири и ее военный флот снабжаются кораблями компании и повсюду имеются ее фактории, чьи запасы могут быть предоставлены войскам. В Аяне пароход, построенный в эту зиму, по всем признакам, как сказал взорвавший его Стирлинг, предназначался во время войны для плавания в реке и по морю. Служил бы военным целям и был ценным пособием противнику. Склады компании, когда англичане пришли сюда в первый раз, были полны мехов и товаров, и по возможности их не тронули, приставив караулы для охраны. Хотя теперь, может оказаться, все разграблено, если в них обосновались янки.

– Где этот представитель?

– Он здесь.

Коммодору был представлен инженер Гальшерт. Блондин, в шляпе, в куртке и сапогах, как и полагается инженеру.

Гальшерт сказал, что шхуна – частная собственность начальника фактории господина Кашеварова и строилась лично для него. Он является известным писателем и ученым.

Сэр Фредерик знал, что Кашеваров, который со своими казаками отступил и находится в десяти милях от Аяна, по совместительству является начальником правительственного порта в Аяне. Он командовал тремя батареями, следы которых только что видели. Как быть? Как тут разделить интересы враждебного правительства и почти союзной компании?

Эллиот не хотел входить в подробности.

– Напишите, что даете обещание, что эта шхуна не будет спущена, пока идет война, и не будет участвовать в военных действиях. Пошлите записку в джунгли на подпись капитану Кашеварову, которого американцы принимают за генерала, и пусть поставит печать компании.

Гальшерт согласился. Тут служащие все же несравненно сговорчивее, чем в Китае!

Эллиот сказал, что свезет больных пленных на берег для отправки в Россию, но попросит передать письмо якутскому губернатору. Непременное условие освобождения: никто в случае выздоровления не примет участия в военных действиях.

Эллиот попросил Гальшерта открыть главный склад – большое помещение с железными ставнями и навесами.

Над железной крышей соседнего здания полощется американский флаг. Американец Шарпер пригласил к себе, сказал, что платить можно наличными или чеками.

– Почему товар стал ваш? Это товар компании?

– Нет, это мой товар, ваше превосходительство! – заявил здоровенный, плечистый Шарпер с лицом цвета печеного яблока и с сединой в черных густых волосах. – Компания разрешила мне торговать в их помещении. Я составил договор на аренду. Вот он – висит на стене. Товары мои собственные, я доставил их на корабле для продажи китобоям в Охотском море.

– Я вижу здесь меха, висевшие в складе компании до вашего прихода, – сказал Артур Стирлинг.

– Очень дорогие меха, сэр, и не всем по карману, – отвечал американец.

– Вы знаете Кашеварова? – спросил Эллиот.

– Да, он мой друг. А вы знаете, ваше превосходительство, – американец вытащил из клетчатых штанов огромный красный носовой платок, громко высморкавшись, вытер нос, – вы знаете… Кашеваров наполовину алеут. И получил в Петербурге образование в морском корпусе… Как вам нравится эта русская система привлекать дружбой народов… Японцы написали в ученом труде, что все инородцы мелких племен льнут к русским, как муравьи на сахар. Я вам уступлю некоторые меха… Я выберу, коммодор.

В баре, отвечая на расспросы офицеров, инженер Гальшерт рассказывал, что климат страны суров, переносится с трудом, дети, несмотря на всю заботу об их здоровье, страдают золотухой в разных формах и почти все население весной болеет цингой. Он упомянул фатерлянд, откуда уехал пять лет назад. Где этот фатерлянд, коммодор не спрашивал. Возможно, не в Пруссии. Скорее всего, в Москве, в Риге или в Петербурге.

– Где остановился архиепископ? – спросил Эллиот.

– У его преосвященства квартира в доме сына священника, постоянно живущего в Аяне. Архиепископ Иннокентий – известный ученый, исследователь Аляски, знает языки народов Северной Америки и Сибири, издал в Петербурге словарь и учебники алеутского языка, изобрел письменность для колошей – индейского племени, обитающего в колониях компании. Английский путешественник Симпсон, познакомившись с ним, написал в своей книге, что епархия Иннокентия, в которую входит вся Восточная Сибирь, Камчатка, острова Тихого океана и вся Аляска и побережье Северной Америки до Калифорнии включительно, является самой обширной в мире… Симпсон сообщает про случай, когда на судне, шедшем из Америки, умер шкипер. Преосвященный заменил его и вел корабль через весь океан.

Четыре француза с «Константина», как четыре императора Наполеона III, с бородками и в усиках, копаются на огороде, и черные глаза их пылают. Длинными железными шестами они всюду тычут землю.

– Что ищете, галантные союзники? – спросил лейтенант Тронсон.

– Вражескую артиллерию, – ответил один из Наполеонов. – У них закопаны пушки трех батарей!

– Нет, сэр. Они сказали нам в баре, – заметил часовой у церкви, – что здесь закопан русскими железный ящик с золотом и серебром, и они перекопали весь Аян, как участок на собственной ферме. Мы шли вместе, и они признались, что найдут во что бы то ни стало и тогда пригласят нас в таверну.

Офицеры рассмеялись, Стирлинг открыл тяжелую дверь, и все вошли в церковь. Там шла служба и тускло горели свечи. Стихли и сняли фуражки.

Седой священник в облаченье стоял на коленях и, обращаясь к алтарю, с пафосом читал молитву, вздымая обе руки.

– Укрепи… силой своей… умножи славу победами над противоборствующими… сохрани воинство, пошли ангела своего, укрепляющего их… и избави от огня и меча…

– Аминь! – тихо и согласно пропели стоявшие у стены; выдавались детские и женские голоса.

Служился молебен о даровании победы над врагом. Гальшерт несколько раз перекрестился. Переводчик мистер Тулли пояснил, что служит архиепископ Иннокентий.

Коммодор и офицеры стояли твердо, как на вахте, решили ждать. Глаза после яркого солнца не сразу привыкали к потемкам, но уже могли рассмотреть молящихся.