Первое открытие

Митяев подал бумаги.

– Что же мешкаете с назначением командира строящегося судна? – просмотрев их, спросил Меншиков. Ему не очень нравился этот адмирал-плебей с выпученными глазами. – Знаете же, чье ходатайство и чья рекомендация!

– Ваша светлость сами решили повременить. Ведь граф Логин Логинович перед отъездом…

– Что я! Надо иметь свою голову… Сведения о нем собрали?

– Отличный офицер, ваша светлость! Окончил курс первым и первым – офицерские курсы. Вот изволите прочитать, служил эти годы под командованием Литке, на всех судах, где обучался его высочество генерал-адмирал, великий князь Константин. «Беллона», «Аврора», «Ингерманланд» – лучшие суда нашего флота!

– «Прекрасный офицер»! – передразнил Меншиков. – Мало ли что! А как разобьет судно? С ним няньку надо! Перед ним карьера тут открыта, а он стремится в кругосветное. Идет за чинами и выслугой. Да вы говорили с ним?

– Так точно, ваша светлость. Уверяет, ваша светлость, что желал бы видеть восточные моря. Он тут говорил своим товарищам, что, если не дадут судна, попросит перевода в Охотск.

– В Охотск? – удивился князь. «Уж это чушь какая-то», – подумал он.

– Уверяю вас, ваша светлость, что так говорил…

«Чем черт не шутит, – вздохнул Меншиков. – В знак протеста, что не пускаем в кругосветное, транспорта не даем, подаст прошение о переводе в Охотск! Мол, глядите – оскорбление… – Князь уже слыхал, что этот офицер большой задира… – Быть может, у них какая-нибудь мальчишеская затея».

– Следовало бы вам пояснить причины, почему он добивается. Я слыхал, что он большой брульон.

– Я докладывал вашей светлости. Вот у нас все сведения.

– Ну и что же?

– Скромнейший офицер, ваша светлость. Усиленно занимается науками. Он не обижен, а, верно, в самом деле желает быть назначенным командиром строящегося брига, чтобы отправиться на восток.

«А говорят – брульон! – подумал Меншиков. – Он и без плаванья мог бы вверх пойти».

– Приготовьте назначение и все бумаги, а капитан-лейтенанта Невельского пригласите ко мне, – велел Меншиков.

На другой день в приемную князя быстрым и крупным шагом вошел Невельской. Он с острым и загоревшим, чуть раскрасневшимся от холода лицом. У него светло-русые волосы и такие же светлые усы.

На молодом офицере новенький – с иголочки – мундир гвардейского экипажа, во всем блеске, золотой кортик у пояса и, несмотря на молодость, ордена Анны и Станислава, от которых его грудь кажется шире. Но все это выглядит скромней, чем на других, от озабоченности и внутренней деятельности, выраженных во взоре. К тому же на лице его несколько заметных рябин.

Вошел в кабинет, вытянулся, щелкнул каблуками, доложил о прибытии и замер, глядя остро и упрямо. Теперь вся его тонкая, вышколенная фигура с прямой, негнущейся спиной выражала готовность сопротивляться, подбородок слегка был опущен, но только чуть заметно – нельзя было бы и в строю придраться. У него вид бычка, который собрался бодаться. Готовность умело и рассчитано повернуть любого врага подчеркивалась жестким взором. Глаза заблестели дерзко при свете свечей, зажженных в это туманное и холодное петербургское утро на столе и над столом князя.

«Аристократ на современный манер и с норовом, – подумал князь. Он знавал и таких. – Молод, но с претензиями».

– Что случилось, господин капитан-лейтенант? – сурово глянув на него, спросил князь, сидевший прямо и неподвижно. – Вы желаете назначения вас командиром строящегося транспорта «Байкал»?

– Да, ваша светлость, я прошу об этом.

– И вы желаете, после кругосветного, остаться в Охотской флотилии, чтобы служить на транспорте в восточных морях?

– Да, ваша светлость! – ответил офицер.

Под слегка насупленными светлыми и густыми бровями взор его вдруг смягчился, выражение напряжения исчезло, и все лицо сразу переменилось, словно он заметил в князе что-то располагающее к себе. Оно лишилось остроты, стало обыкновенным русским лицом, не узким и не широким, с крупным, резко очерченным носом, энергичное и серьезное, но доброе, и видно было, что это человек не только сильный, но и впечатлительный.

Князь, подняв глаза от бумаг, несколько удивился такой перемене. Перед ним был как бы другой человек. Мягкий и спокойный взгляд офицера не понравился Меншикову. Он привык, что к нему наперебой лез народ упрямый, сильный, заносчивый, кичащийся дворянством, чинами, с просьбами, жалобами и требованиями. Но князь был стар и опытен и знал, что с такими легче, а за кажущейся мягкостью нередко таится большая сила и от таких людей чаще всего бывают неприятности, и он снова заговорил:

– Мне бы не хотелось отпускать вас так далеко. – И, помолчав, добавил небрежно, но у него это получилось значительно: – Вы могли бы с успехом служить здесь… Вы здесь нужны.

Чуть заметная дрожь пробежала по рукам офицера. Выражение напряжения снова явилось в его лице и фигуре.

– В-ваша светлость! Я хотел бы получить назначение на транспорт, – чуть запнувшись, ответил он.

– Да вы знаете, что это за транспорт? Ведь это не «Аврора», и не «Беллона», и не «Ингерманланд», на которых вы служили. Строится маленький транспорт, пойдет в Петропавловск-на-Камчатке, чтобы потом делать рейсы между портами Востока, возить там разные товары. Надо доставить грузы! И все.

– Я буду вполне удовлетворен, ваша светлость, – ответил Невельской.

Князь заметил, что, несмотря на выдержку, молодой офицер почему-то слишком волнуется. Он захотел призадержать его.

– Вы представляете, в какую обстановку вы попадете, что там за порты, что за жизнь? Ведь «Байкал» идет в Камчатку! В Кам-чат-ку! – повторил Меншиков. Сухая, прямая фигура его несколько согнулась. Он как бы потянулся к Невельскому. – И в Охотск! Там большую часть года зима и деятельности нет. Туда мы обычно посылаем служить скомпрометировавших себя офицеров. Офицеры, идущие в кругосветное, немедленно по окончании вояжа возвращаются в Петербург. Вы сбежите оттуда. А я предлагаю вам вместо этого ко мне в штаб.

Князь намекнул, что и так может дать ему следующий чин, предполагая, что, быть может, из-за этого Невельской просится в тяжелое путешествие.

– Подумайте, Геннадий Иванович! Здесь привычное для вас общество. Его высочество знает вас.

Момент был решающий. Могло все рухнуть. В глазах капитан-лейтенанта сверкнули чуть заметные огоньки.

Он знал: если сказать, что задумал, – откажут, как бы ни был полезен замысел. Но если свою мысль назовешь не своей, а скажешь, что ее подал кто-нибудь свыше, что за тобой стоят…

– Ваша светлость! – сказал офицер, гася чуть заметные проблески, вспыхнувшие во взоре, где на смену им сразу же явилось тоже чуть заметное выражение обиды и неприязни. – Его высочество подал мне эту мысль…

У него уже был готов ответ и дальше: «За годы совместной службы его высочество часто говорил, что офицеры нашего флота должны изучать Восточный океан и видеть в нем нашу будущую школу…» Этот энергичный офицер был быстр на соображение и красноречив. Для пользы дела он, кажется, умел лгать!

– Но что же привлекает вас в Охотске? – любезней и вызывая на откровенность, спросил князь.

Но ответить откровенно – значило, быть может, погубить все дело. Тогда бы уж не Константин, а царь решал, быть ли ему командиром транспорта. И тогда бы дело затянулось бесконечно.

– Восточные моря представляют огромный интерес, – ответил офицер. – Я бы охотно изучал их и исполнял бы там любые поручения правительства. Тем морям принадлежит будущее.

– Да ведь это будущее! А в настоящем там пустыня. Общество офицеров там не отличается трезвостью и приверженностью наукам. Действительно, поле для деятельности там велико, но лишь несколько месяцев в году. Да искренне ли ваше желание? – спросил князь, кажется, более желая сам успокоиться, чем выяснить причину.

– Вполне искренне! – с жаром ответил Невельской, и лицо его, зардевшись, стало мальчишески юным. – Если ваша светлость находит необходимым для пользы дела, то по окончании вояжа я согласен немедленно возвратиться в Петербург. Но я бы хотел остаться в распоряжении губернатора Восточной Сибири.

– Ну, как хотите, – холодно сказал князь и снова стал прям, как палка. – Потом не раскаивайтесь.

«Кто его знает, может быть, верно, хочет там делом заняться. Дельный офицер и там был бы полезен. Там – Аляска, Калифорния, Амур, Япония… Молодость, фантазия, порывы. Но ведь там больше на берегу сидят, пьют горькую да доносы пишут или составляют несбыточные проекты великих открытий».

Князь вспомнил про генерала Муравьева, который только что назначен в Сибирь. У того тоже широкие планы, а на людей глаз наметан.

– Зайдите представиться новому генерал-губернатору Восточной Сибири генерал-лейтенанту Муравьеву, – сказал князь прощаясь. – Он находится в Петербурге. Когда вы прибудете в восточные края, поступите в его распоряжение. Таково положение в Восточной Сибири, что командиры судов и морские офицеры подчинены там генерал-губернатору. Он – командир портов Востока.

– Слушаюсь, ваша светлость, – коротко ответил офицер. Вытянувшись, он почтительно поклонился, повернулся на каблуках и вышел быстрым, размеренным шагом. По его движениям угадывалась физическая сила и натренированность.

– Да он здоров? – спросил Меншиков у вошедшего адмирала Митяева. – Остаться в восточных морях!