Двадцать килограммов

Нож, чей клинок мог сломаться от чересчур твёрдого сыра, соскочил со стола и воткнулся в стену, погрузившись в пенобетонный блок где-то на четверть. Синяя рукоятка завибрировала.

Возникшая мысль была слишком быстрой, чтобы поймать её за хвост и хорошенько обмозговать. Тима выскочил из кухни и по коридору кинулся в комнату дочери. Рывком распахнул дверь, чего обычно никогда не делал.

Арина, сидевшая за письменным столом, подняла голову. Перед ней лежал эскиз человека, распластавшегося на груде черепов. Типичный рисунок того, кто верил, что навыкам рисования всяких уродов должны учить в каждой уважающей себя изостудии.

– Доброе утро, дикарь. – Арина сделала музыку тише. – Ты вторгся в заповедные земли. И без стука.

В любой другой момент Тима с удовольствием бы отшутился, но сейчас всё его внимание было сосредоточено на стене, за которой находилась кухня. Ни следа от атаки ножа. Но в следующий раз так может не повезти – и между вращающимся снарядом и дочерью не будет никакого препятствия.

У Тимы засосало под ложечкой, а вены словно принялись перекачивать жидкий лёд.

Целью вращавшихся предметов была Арина.

Он бросил взгляд на ручки, карандаши и прочие принадлежности человека, тяготеющего к искусству, но никак не к порядку. Увидел циркуль.

– Пап, ты чего? – Арина с недоумением отодвинулась от стола, когда Тима принялся сгребать в ладонь всё, что могло начать вращение.

– В этих твоих историях про одержимые предметы. Ну, во всём этом. Что нужно сделать, чтобы выжить? – Вопрос был раздробленным и тугим, но Тима всё же задал его.

Это отвлекло Арину от похищения всего острого и колющего.

– Нужно либо уничтожить такой предмет, либо изгнать из него духа. А что?

Тима прикинул варианты. Вряд ли получится уничтожить турбину без лишнего шума, не говоря уже о том, чтобы каким-то образом очистить её от потусторонней сущности. В голове забрезжил слабый огонёк идеи, фитилём которому послужило слово «очистить».

– А если я скажу, что предмет показывает чью-то ошибку? Скажем, нашли не пять кусков бешеного пса, а только четыре. Может из-за этого пёс взбеситься ещё больше?

– Конечно. Нужно только вернуть пятый кусок псу. Или на место. О чём мы вообще говорим, пап?

– О двадцати ненайденных килограммах, – пробормотал Тима, выходя из комнаты. – Не бери в голову, рисуй.

– Чем? Пальцем?

Зайдя на кухню, Тима схватил плотный пакет и бросил в него ручки, карандаши и циркуль. Подумал немного и покидал туда же все ножи и вилки, какие только смог найти. После этого затянул пакет потуже и положил в морозилку. Это отдавало чистейшим безумием, и он порадовался, что никто не застал его за этими действиями.

Вернувшись в спальню, Тима взял смартфон и набрал номер Майского. Тот ответил сразу, словно сам раздумывал, а не позвонить ли ему напарнику по смене.

– Ты видел ночью то же, что и я, Герман, – без каких-либо предисловий сказал Тима. – И нам придётся поговорить об этом.

– Тима, час назад у меня в кладовке сошёл с ума вентилятор. Дверь открыла Майя. Пластиковый ублюдок рассёк моей малышке лоб до кости!

Услышав про младшую дочь Майского, которой всего месяц назад стукнуло восемь, Тима ахнул.

– Господи. Как она?

– Ей накладывают швы. Мы сейчас в больнице. Что происходит, Тима? – Майский понизил голос. – Дело в этой чёртовой турбине? Она теперь не успокоится, пока не закончит начатое, да? Нет, постой. Я сумасшедший, так?

– Если так, то и я тоже. Кажется, я понял, что нужно сделать.

– Говори.

– Но сперва придётся узнать, где похоронена самая первая жертва.

Майский затих, и Тима принялся излагать свой сомнительный план.

5 Уборщики

Тима и Майский не отрываясь смотрели на мониторы. Дверь, ведущая в пятый ангар, была заперта. Время близилось к полуночи, пятое апреля истончалось. С минуты на минуту некая сила, обойдя сигнализацию, распахнёт дверь, и утроба пятого ангара будет готова проглотить всех желающих. Майский курил, и Тима не винил его за эту слабость. Этой ночью решались не только их судьбы, но и судьбы их детей.

– Герман, Герман, смотри, – позвал Тима, когда напарник отвернулся к пепельнице, чтобы затушить сигарету.

Дверь ангара, тяжёлая и укреплённая, медленно открывалась, словно одну из её петель заменила сломанная петля туалетного шкафчика.

Майский втянул голову в плечи, готовясь услышать вой сирены, оповещающей о несанкционированном проникновении. Ничего не последовало. В комнате охраны слышалось только дыхание двух перепуганных мужчин да в коридорах снаружи царила тишина.

– Ладно, сделаем это, – выдохнул Майский, и Тима кивнул.

Они надели хозяйственные перчатки, а затем каждый взял по десятилитровому пластиковому ведру с герметичной крышкой. В синем, доставшемся Тиме, болтались две щётки-утюжка и пара респираторов, одолженных в покрасочном цехе.

После Тима и Майский вышли из комнаты охраны, но перед тем отключили видеокамеры, просматривавшие их маршрут и внутренности пятого ангара. Об этом нарушении можно будет подумать позже, при свете дня, когда сама их задумка превратится в далёкий и туманный берег дурного сна.

Перед входом в ангар они замерли. На сей раз освещение не вытворяло всякие штучки, от которых стягивало живот, а в волосах грозила завестись седина.

– Турбина знает, что мы задумали, – произнёс Тима.

– Что ты такое говоришь? – Майский мотнул головой, будто споря сам с собой, а потом шагнул в ангар. Две трети потолочных ламп сейчас же погасли. – И она хочет, чтобы мы потрудились на её условиях, так?

Тима не ответил. Он быстрым шагом обогнал напарника и включил фонарик. Лучом света показал Майскому, чтобы тот избегал опасной зоны всасывания, обозначенной разметкой на полу ангара.

Турбина ждала их, Тима был уверен в этом. Но что именно их дожидалось? Существо, обезумевшее от боли и потому нуждающееся в помощи? Или тварь с изнанки бытия, в которой насмешкой считалось всё, кроме боли и злобы?

Они замерли у левого бока турбины. Ревизионный люк был закрыт, а потёки масла убрали ещё днём.

– Оно само начнётся? – Майский на всякий случай зажал нос.

– Не знаю, но я не собираюсь торчать здесь до двух часов ночи, – отозвался Тима.

Он пошарил пальцами по люку, отыскивая запирающую рукоятку. Старался ни о чём не думать, особенно о том, чего может случайно коснуться. Наконец нащупал продолговатую рукоять и взглядом показал Майскому, чтобы тот приготовил ведро.

– Погоди. – Майский надел респиратор и протянул второй Тиме. Поднял ведро. – Давай.

Люк поддался, и кошмарная суть турбины заявила о себе.

Хлынула гнойная субстанция, заполняя пространство ангара вонью. Казалось, где-то лопнула цистерна, набитая гнилыми, мясистыми помидорами. Конечно, запах был куда хуже, чем чувствовалось, но респираторы худо-бедно справлялись со своей задачей.

– Так… пахнет труп, которому… никак не удаётся сгнить, – неожиданно заявил Майский. Голос его звучал глухо, провалы в звуках говорили, что он едва сдерживался, чтобы не стошнить.

Пока напарник, держа ведро, ловил чёрную субстанцию, Тима взял щётку-утюжок и принялся вычищать всё, до чего мог дотянуться. Во второе ведро полетели влажные чёрно-желтые комья. Некоторые напоминали желатиновую слизь, начиненную рублеными волосками.