Улыбки и усмешки

От «пусенькиной» мамы прохожие узнали, что я хулиган, дурак, идиот, что у меня «не все дома»! Она также хотела, чтобы я «околел», чтобы меня «премии лишили», и чтоб я все праздники «проводил в КПЗ»! Ко всему ещё у меня почти совсем не осталось краски.

Но половина стенда на один раз была уже выкрашена. Я принял таблетку валидола, сделал десять глубоких вздохов и продолжил работу. В течение часа я услышал следующее:

– Дядя, ты краску прямо лей и размазывай чем-нибудь…

– Безобразие, праздник на носу, а они спохватились!..

– Раньше хулиганы улицы мели, а теперь вишь чё придумали!..

– Наказали, наверное, вот горемычный!..

Я начал потихоньку скрипеть зубами и рычать.

– Глянь, руки трясутся – алкоголик!..

– Верка, смотри какие ходули кривые, а ты говорила, у меня кривее всех в городе!..

– Вовочка, если ты не будешь кушать пончик, то будешь таким же тощим и маленьким, как дядя художник!..

– Эдик, секи, какие джинсы фартовые, сине-жёлтые! Кент, где отхватил такие?..

Я повернулся. Сзади стояла толпа и внимательно следила за моей работой.

– Господи, да это рецидивист какой-то! – ахнула невзрачная старушонка.

Толпа шарахнулась, а я побежал.

Меня нашли на железной дороге, где я своей кисточкой красил в жёлтый цвет рельсы магистрали Москва–Владивосток. Помешательство у меня тихое. Часто приходит в палату наш начальник, садится и, положив руку мне на голову, вздыхает:

– Эх, Иванов ты, Иванов-Сидоров, знал бы, что так получится, я бы из-под земли малярный валик достал…

А я в ответ радостно гукаю и пытаюсь раскрашивать его костюм химическим карандашом.

Кошмар

Федя Распашонкин проснулся неожиданно, ночью. Несколько мгновений, не открывая глаз, он размышлял, с чего бы это ему просыпаться, как вдруг услышал всхлипывания. Федя чуть-чуть разомкнул веки и увидел, что молодая жена его Валечка сидит на краю постели и плачет. Со дня их свадьбы прошло уже 2 года 3 месяца и 12 с половиной дней, но Федя, как ни странно, до сих пор ещё был заботливым, любящим мужем.

Он хотел встрепенуться, хотел броситься к Валечке, осушить поцелуями её слёзы и… не встрепенулся, так как то, что он услышал, заледенило кровь в его жилах, заставило сердце остановиться, придавило тяжёлой бетонной плитой к подушке (и все это одновременно!). Валя, его богиня, которую он обещал на руках носить (правда, пока не носил, всё некогда), одним словом, его законная жена сквозь всхлипывания шептала:

– Как он мне надоел! Долго я терпеть бу-у-уду? Боже, зачем я боялась?! Нужно было сразу же решиться!..

Состояние Феди Распашонкина было ужасное. Представляете, услышать от собственной жены, что ты ей надоел, и что она терпеть тебя не может? Кошмар!

Но что-то удерживало Фёдора от крика. Весь обратившись в одно сплошное больное ухо, он ждал.

– Нет, нужно вырвать его! Сил моих больше нет! Пускай мне будет ещё больней, зато потом станет легче!..

«Ага, – подумал Федя, – значит, любит всё же, если так больно ей меня из сердца вырывать?»

Валюша между тем встала с постели и начала ходить по комнате, закрыв лицо руками. Голос стал глуше, но всё равно можно было разобрать, что она шепчет:

– А Феденька спит и ничего не знает… Может, разбудить его? Сказать?.. Нет, пусть спит… Зачем же ему ещё страдать?..

Распашонкин покрылся холодным потом.

«Господи, так она ж не про меня говорит! Значит у неё кто-то есть?! Вернее, был! Будет?! Тьфу!..»

Федя начал чувствовать, что сходит с ума. Всё вдруг стало безразличным-безразличным.

«За что мне такое? Я ли её не любил? Вон даже на рука х носить обеща лся… Нет! Уйду!! Сейчас прямо и уйду!!!»

Федя откинул одеяло, сел на постели и каким-то глухим, не своим голосом произнёс:

– Я всё слышал, Валя… Я пойду!..

Валя бросилась к нему на шею:

– Милый, какой ты заботливый! Но не будем же мы из-за него «скорую» вызывать, а больница сейчас закрыта… – Валя положила свою руку на припухшую щёчку. – Как-нибудь дотерплю до утра, а там соберу всю свою смелость, пойду и вырву…

– Так у тебя болит з-у-у-б?! – вскричал Федя.

– Ну да, – удивлённо ответила Валя.

Федя подхватил жену на руки и закружил по комнате – впервые за 2 года 3 месяца и 12 с половиной дней.

У Вали сразу высохли слёзы и, кажется, перестал болеть зуб.

Подарок

Костя любил Дашу! Костя очень любил Дашу!! Костя боготворил Дашеньку!!! (Представьте силу его чувства!)

Но… он не смел ей об этом сказать… Робким, чересчур робким был наш герой, хотя на работе числился начальником и даже отдавал какие-то приказы.

Но когда Дашенька (его секретарша) входила в кабинет, Костя так густо краснел и делал такие телячьи глаза, что Дашенька, в свою очередь, очень мило краснела и спрашивала:

– Что с вами, Константин Иннокентьевич? Вы опять на одной бумаге четыре раза расписались…

Костя после таких слов совершенно терялся и машинально ставил ещё пять закорючек на той же докладной.

Одним словом, муки, сладкие муки терпел наш герой на работе. А дома в своей холостяцкой неуютной квартире Костя мечтал… О чём? Если б мечты можно было записывать на магнитофон, то на ленте за словом «Дашенька» следовало бы «люблю», а потом можно было бы услышать и про смелость, и про решительность, и про другие подобные вещи, столь необходимые влюблённому человеку.

О чём думала Дашенька, когда своими маленькими пальчиками стучала по клавишам разбитой «Башкирии», нам точно неизвестно, но когда она выходила из кабинета начальника, то в первые полчаса делала обычно очень много ошибок, что наводит на кое-какие мысли…

Приближалось 8 Марта. Ранняя весна заставила потемнеть снег, заголубила небо, оживила воробьёв и плеснула в душу Косте капельку мужества. Он решил на 8 Марта сделать Дашеньке подарок.

Но какой? Воистину гамлетовский вопрос, потому что Костя ещё ни разу в жизни не делал подарки любимой (мы вроде бы упоминали, что это была его первая любовь?). Он решил посоветоваться с замом.

– Егор Павлович, – спросил как бы ненароком Костя, – что вы купили в подарок жене?