– Я заболел. Могу справку показать.
– А позавчера в 10:27 опять тебя не было!
– Жену на вокзале встречал. Могу билет принести.
– А позапозавчера…
– В военкомат вызывали. Повестка в отделе кадров.
Не унимается начальник:
– До меня слухи дошли…
– Не верьте, – говорю, – врут люди!
– Нет, у меня свидетели есть… что ты в школе стенгазеты рисовал.
– Всё может быть, – глубокомысленно ответил я, а сам думаю: «К чему он клонит?»
– Так вот, дорогой Иванов-Сидоров (Сидоров-Иванов, – поправил я), да, да, дорогой товарищ Сидоров-Иванов, до 7 ноября – неделя!
Я удивился:
– Разве?
Начальник встал и принял торжественную позу:
– ЖКУ доверяет тебе написать праздничный лозунг! Общественное поручение, так сказать. Справишься?
– Но…
– Достанем!
– А…
– Дадим?!
– Так…
– Будет!!!
И я согласился (о, если бы я знал!).
Начальник на своей «Волге» довёз меня до центральной улицы города, где рядом с трибуной были сооружены длинные стенды из фанеры. Все они, кроме одного, были исписаны показателями СМУ, РСУ, ОРСа, ДДТ, АБВ и других организаций. Чистый стенд был приготовлен для меня. Вернее, для ЖКУ.
– Так вот, – объяснил начальник, – задача номер один: загрунтовать фанеру; и задача номер два: написать на ней наши показатели. Ну, давай, и, главное, не робей! Вот кисточка только маловата…
Он поставил на землю ведро с краской цвета «слоновой кости» и вытащил из кармана кисть. Вернее – кисточку. А ещё лучше сказать, кистёночку, потому что была она сантиметра полтора шириной. А стенд – метр двадцать на пятнадцать!
Мне бы, дураку, тут же отказаться, и был бы я сейчас нормальным человеком, но… такой уж у меня деликатный характер.
Я налил в баночку краски и, поплевав на ладони, приступил. Сразу же выяснилось, что придётся красить-грунтовать в два слоя – краска была чересчур жидкой. Я крепче стиснул зубы и ритмично замахал кисточкой. По улице шли прохожие. И тут началось.
Какой-то старикашка с хозяйственной сумкой ехидно прошамкал:
– Шинок, к пашхе поди жакончишь?
Я промолчал. Остановились две дородные дамы:
– Такие большие площади необходимо красить валиком.
Я послал их к чёрту (мысленно) и продолжал работать.
– Надо масляной и в красный цвет, – посоветовал мимоходом субъект в очках с портфелем в руке.
У меня задёргалось левое веко, и начала дрожать правая нога, но я продолжал красить. Плыла мимо парочка:
– Побольше кисть возьми, – посоветовала она и вполголоса добавила, – вот ведь несообразительный!
И я не выдержал!
– Милая девушка, – проворковал я, – вы всегда такая умная или по четвергам только?
Её рыцарь (метр девяносто!) лениво направился в мою сторону:
– Хамишь, парниша!
Когда я очнулся под стендом, левый глаз не открывался совсем, правым я видел мир узким, словно в панораме.
Думаете, я бросил художничать?
Ничего подобного! Назло! Из принципа! Я налил в банку новой краски (старая живописным абстрактным пятном желтела на моих брюках) и продолжал красить. Слышу детский голосок:
– Мама-а, класить хоцю-ю!
И мамин голос:
– Иди, иди, Пусенька, попроси у дяди кисточку.
«Пусенька» начал дёргать меня за штанину:
– Дай класить! Класить дай!..
Я, не вытерпев, повернулся к нему.
– Мальчик!..
Но тут, увидев мою физиономию, маленький троглодит попятился и… сел в ведро с краской!