Птица счастья

в каждом клубе городском.

Я к писательству де юре
был тогда еще в пути.
Был тогда в литературе,
как в театре – травести.

Правда, книги издавались —
проза, сказки для детей.
А стихи… Те оставались
страстью тайною моей.

Ах, тогда, в шестидесятых,
моден был нелегкий труд.
Сколько фильмов было снято
тех, что до сих пор живут.

Сколько песен было спето
тех, что в сердце мы храним.
Был лучом любви и света
ослепительный Муслим!

Я как будто бы очнулся.
Мир открылся мне иной…
Робко к песне прикоснулся,
к песне детской, озорной.

Оказался не статистом
я на песенной стезе.
Стал поэтом и артистом
я в те годы в ДЗЗе[1 - Дом звукозаписи. – Примеч. авт.].

Появлялся в альманахах…
Первый сборник… И второй…
Стал входить почти без страха
я в СП на Поварской.

На судьбу свою не сетовал,
средь великих – не изгой.
Как внимательно беседовал
Юрий Трифонов со мной!

Здесь встречался я с элитою.
И меня без лишних слов
привечали знаменитые
Смеляков, Гамзатов, Львов!

Ах, с годами все отчетливей
свет и тени прошлых лет!
Громы-звоны не умолкли
поражений и побед.

Пусть за дальними широтами
необъятная земля,
за Никитскими воротами
состоялась жизнь моя.

Пусть изъезжено немало,
но они навек со мной —
эти несколько кварталов
меж Арбатом и Тверской.

Этот малый круг московский —
центр земли в моей судьбе.
Переулок Трубниковский,
низко кланяюсь тебе!

Годы детства. Песни ранние.
Все я в сердце берегу.
…Снова с площади Восстания
я с бидончиком бегу.

Но в эпохе постмуслимовой
на родной, на Поварской
нету лавки керосиновой
и СП – полупустой…

Жизнь повсюду стала круче.
В ЦДЛ одна беда:
рестораны стали лучше,
книги хуже, чем еда.

«Я не плыл по Венеции в венценосной гондоле…»

Я не плыл по Венеции в венценосной гондоле.
И салонно в Салониках я в порту не скучал.
Ранним Римом раним я. И Боливией болен.
И гостиница в Ницце снится мне по ночам.
В наше время парижи и доступней и ближе,
сто туристских круизов разгоняют печаль.
Что поделаешь, – жаль, что я не был в Париже,
что, полжизни прожив, не видал Этуаль,
что индейца с мачете я не встречу под вечер,
не впишусь элегантно в экзотичный экспресс
где-нибудь в Эльдорадо, что со мной не щебечут
на борту «Каравеллы» королевы небес.

…Зато я помню первые бомбежки,
как шли мы парами с учителем в подвал,
и корешок мой – Щепетов Сережка —