Карта царя Алексея

– А самоядь сибирская, – ответствовал старшой, и было неясно: всерьёз он так считает или травит обычную байку.

– Этого Индрика-зверя клыки загнутые в тундре находят часто, – подтвердил слова старшого кто-то из бывалых, но тут же скептически заключил: – Но чтоб от него земля трусилась, то враки.

Ещё кто-то, тоже немало повидавший, добавил:

– Точно, находят. Самоядь потом из той кости всякую нужную вещь вырезает. Что ж до того, что земля трястись может, то слухи есть…

Собравшиеся на носу примолкли, и тогда старшой уже без всяких баек обстоятельно пояснил:

– Казаки-землепроходцы сказывают, ежели встречь солнца идти долго, то к морю-окияну выйти можно, и там на берегу горы огнедышащие есть, и ещё местами возле них горячая вода с паром прямо из земли бьёт. Говорят, вроде у тех гор земля и впрямь трястись может…

– Правда?.. Вот бы поглядеть… – не выдержал мальчишка-зуёк, делавший свой первый в жизни рейс к норвегам.

– Поглядишь ещё, – обнадёжил его старшой.

– А что, дальше-то куда пойдём? – заинтересовавшись, обратился к старшому кто-то из поморов.

– А куда хозяин скажет, – недовольно ответил старшой. – Сам небось знаешь, может, на Грумант, а может, и ещё куда. Вот зайдём к норвегам, китовый жир и солёную рыбу у них купим, а потом уж куда дальше, на промысел…

Тем временем не раз уже слыхавший такие россказни Иван Вага пригляделся к берегу, узнал знакомые очертания и сердито крикнул:

– Эй, вы там, кончай байки травить! Подходим!

Болтовня на носу враз смолкла, поморы привычно разошлись по местам, и все стали напряжённо всматриваться в чётко вырисовавшуюся впереди по курсу оконечность далеко выдавшегося в море мыса, который сейчас, взяв покруче к ветру, должен был обойти коч.

Неширокий вход в фьёрд открылся сразу за мысом. Предстояло войти в гавань, и Вага, отойдя на корму, где двое рулевых, удерживая коч на курсе, по мере надобности ворочали румпель, постучал кулаком в крышку каютного люка. Слышно было, как чертыхнулся спросонья Епифан, и, почти сразу выбравшись на палубу кормщик, протирая заспанные глаза, спросил у Ивана:

– Что такое?

– Да вон. – Вага показал на каменные откосы, между которых чётко обозначился весьма широкий проход.

– Ага, пришли… – обрадованно заключил Епифан и, встав рядом с помощником, принялся всматриваться в медленно расступавшиеся впереди берега фьёрда.

Под одним передним парусом коч миновал опасные узости и медленно вошёл в защищённую скалами гавань. Открывшийся вид завораживал. Вокруг было множество рыболовецких судов, среди них особо выделялись норвежские йолы, сильно похожие на старинные ладьи.

По берегу вытянулись причальные стенки, склады, а сразу за ними теснились аккуратные, ярко окрашенные домики, подковой охватывавшие подножье горы, на которой высилась крепость. Её мощные стены были сложены из дикого камня, и из амбразур грозно выглядывали защищавшие город пушки.

Приход поморского коча не остался незамеченным. На пристани поднялась суета, и когда Епифан ощутил под ногами не всё время колеблющуюся палубу, а твёрдый настил причала, к кочу уже спешил портовый чиновник в шляпе с пером и при шпаге.

Остановившись перед кормщиком, норвег приподнял край шляпы и осведомился:

– Откуда будете?

– Из Архангельска идём, с товаром, – степенно ответствовал Епифан.

При разговоре им толмач не потребовался. Кормщик почти свободно говорил по-норвежски, а норвег, видать, поднаторевший на встречах с поморами, достаточно хорошо понимал русскую речь.

– Что доставили? – поинтересовался чиновник.

– Полотно парусное, канаты, поделки железные, – начал перечислять Епифан и, углядев, как приветливо заулыбался таможенник, понял, что со стороны властей препятствий торговле не будет…

* * *

Сидя у стола, Петер Вальд с интересом осматривался. Он в первый раз был в гостях у Мансфельда и теперь внимательно изучал обстановку. В комнате кроме стола со стульями был резной поставец, и в нём за чечевицеобразными стёклами, вставленными в дверцы, виднелась дорогая посуда.

За спиной у Вальда горел приятно дышавший теплом камин, а через большое, с мелким свинцовым переплётом окно проникали солнечные лучики, заставляя блестеть вощёный пол и ярко освещая висевшие на выбеленных стенах салфетки с вышитыми на них доброжелательными сентенциями.

Сам Петер Вальд жил постояльцем у пастора и был там на полном пансионе, но глядя на уютную комнату, всерьёз подумал о том, что ежели придётся обосноваться в Москве надолго, то он тоже построит для себя точно такой же дом, где будет поддерживаться немецкий порядок.

Увидев появившегося в дверях хозяина дома, ненадолго выходившего, чтобы дать какое-то распоряжение прислуге, Вальд одобрительно покачал головой и принялся заново осматривать комнату. Садясь напротив, Гуго перехватил восхищённый взгляд Петера и поинтересовался:

– Что, нравится?

– Ещё бы, – с готовностью подтвердил Вальд и с чувством неприкрытого превосходства добавил: – Да, это не здешняя дикая Московия. Мне говорили, татары – и те тут со своими обрядами свободно богослужение отправляют…

– Татары татарами, а вот сама Московия не такая уж дикая, – резонно возразил Мансфельд.

– Не скажи! – запротестовал Вальд. – Достаточно пройти по ихним улицам. Азия, да и только, а про подлый люд я даже говорить не хочу.

– А о простолюдинах речи нет, – согласился Гуго и напомнил: – Наша задача – общаться с верхними и выяснить, на что сейчас способна Москва.

– Думаю, за время Украинской войны Московия заметно выдохлась, – предположил Вальд.

– Согласен, чувствительные поражения были, – кивнул Гуго. – Опять же, дворяне да даточные люди[28 - Временные солдаты.] там воевали. Однако с Польшей Московия сумела заключить мир на равных, да и сейчас…

– Что «сейчас»? – не понял Петер. – Их артиллерию и стрельцов на давешнем смотру мы видели.

– Видели, – со странным выражением подтвердил Гуго и усмехнулся. – Только скажу тебе: это далеко не вся их артиллерия, а что до стрельцов, то в новонабранных полках солдатского строя, включая рейтар и драгун, не меньше как тысяч двадцать, да и вообще уже, считай, добрая половина московского войска с помощью нанятых иноземных офицеров устроена по европейскому образцу…

Разговор прервался, так как в комнату, держа в руках поднос, вошла служанка и выставила на стол две пивные кружки с крышечками. Добавив к ним целую тарелку солёных сухариков, девушка вышла. Проводив её взглядом, Вальд взял свою кружку и нажал большим пальцем торчавший над ручкой рычажок. Крышка откинулась, и Петер отведал янтарный напиток.

Какое-то время оба немца с наслаждением пили пиво, но потом Гуго отставил кружку и сокрушённо вздохнул:

– Жаль, что московиты решили торговать сами и царь не дозволил нашим купцам ходить в Персию…

– Да… – Петер отпустил рычажок, и крышечка со щелчком закрылась. – А как решено поступить с казаками, что разбойничают на Волге?

– Просто, – Гуго снова взял кружку. – Уже известно, что всего за сто вёрст от Москвы, в царской вотчине Дединово, строится первый военный корабль из тех, что должны охранять путь в Персию.

– А насчёт других путей, в иные земли, – Вальд потянулся за солёным сухариком, – удалось что-то вызнать?

– Удалось. – Мансфельд оживился. – Как мне сказали, у царя имеется генеральная карта Московии.

– И что, к ней есть доступ? – Услыхав такое, Петер Вальд враз забыл и про пиво, и про сухарики.

– Есть. Нашёлся один подьячий мздоимливый… – Гуго помолчал и закончил: – Думаю, нам стоит им заняться всерьёз.

– Обязательно займёмся, – Петер кивнул и принялся сосредоточенно грызть твёрдый сухарик.