Зигзаги времени. Книга 3

Товарищ лейтенант! А как же мы к своим выйдем? – поравнявшись со мной спросил Тараторкин, время от времени поправляя сползающий с плеч вещмешок.

Ты забыл, солдат, что дорога постоянно петляет, вот мы и напрямик выйдем к ней, а вот там – я показал ему на виднеющуюся в километрах пяти гору. – должен стоять, судя по карте, наш блокпост. А значит, там и рация, и питание, и наши! Да подтяни ты, мать твою…лямки, наконец! И идти надо след в след! – взорвался я, видя, как он вновь поправляет спадающую лямку.

Он испуганно глянул на меня, так как редко я кричал на солдат, и, отстав, пошел за сержантом с обиженным лицом, подгоняя лямки рюкзака. К вечеру в горах похолодало, и мы стали искать безопасное место для ночлега. Вскоре сержант разыскал небольшую пещерку, которая укрыла нас от посторонних глаз. Заготовив сушняка на всю ночь, мы заложили вход камнями и развели небольшой костер. Дыма было немного, и он почти весь уходил сквозь щели в камнях. От жара костра и усталости всех разморило, и вскоре мы уже спали. Под утро я проснулся от шума. Вскочив, увидел Тараторкина, который ладонью вытирал сочившуюся из носа кровь. Рядом с ним стоял сержант и замахивался своей «кувалдой» для нового удара. В углу сидела девушка и тихо плакала.

Отставить, сержант! Доложите, что случилось!

Да, вот эта сука, обидел сестренку! У, душман проклятый! – вновь замахнулся он на пакостника, когда тот попытался что-то промычать в оправдание. – Полез к ней ночью, ладно я проснулся! Ей, бедной, и так вчера досталось! А тут еще эта сволочь!

Видно было, что сержант кипит от ярости, и только мое присутствие сдерживает его от самосуда.

Тараторкин! Как ты мог?..

Ей богу, товарищ лейтенант, спросонья это я! Сон приснился, деревня моя… Не хотел я обижать сестренку!

Зато я тебя сейчас снова обижу! – вновь замахнулся сержант.

Отставить, я сказал! – прикрикнул я, заметив, что Тараторкин от ужаса весь сжался и прикрылся руками. – Пятнадцать суток ареста! Как придем в расположение части, сразу же на «Губу»! Повторите приказ, рядовой Тараторкин! – решив положить конец этому происшествию, я сразу же наказал, может быть и слишком, но зато остудит пыл у Дон Жуана.

Перекусив консервами, мы вышли еще до рассвета. Всю дорогу Тараторкин плелся сзади, изредка шмыгая распухшим носом. Сержант тоже был недоволен, так как считал, что я пожалел этого хлюпика. Ничего, он еще разберется с ним в части, когда тот выйдет с «губы». Уж он узнает, как лезти к девушке, когда она этого не хочет!

Только к вечеру мы добрались до блокпоста, дорога в горах всегда в десять раз длиннее. Кажется, вот она, гора, рядом, а идешь до нее чуть ли не весь день, обходя длинные расщелины, осыпи. Ищешь брод через бурные горные ручьи или проходы через густые заросли колючей ежевики.

Еще издали мы услышали, что возле блокпоста идет бой. Сухо трещали автоматы, гулко стучал крупнокалиберный пулемет, изредка раздавались взрывы гранат. Неужели мы опоздали, и душманы уничтожают нашу надежду выбраться отсюда живыми?!! Оставив девушку и Тараторкина в укрытии, мы с сержантом отправились в разведку. Вскоре заметили группу «духов», которые, рассредоточившись за валунами, обстреливали блокпост из автоматов и гранатометов. Я насчитал их не более десятка, которые беспокоили активным огнем, наверняка остальные подбираются с другой стороны. Видно и наш командир считал так же, и держал под наблюдением свой тыл, и как только другая, более многочисленная группа попыталась приблизиться сзади, шквальный огонь из нескольких пулеметов положил ее всю. Лишь часть успела укрыться среди камней, но и ей не удавалось поднять головы.

Увидев, что захватить блокпост не удалось, и почти весь отряд погиб, «духи», прикрывая огнем друг друга, стали отходить в нашу сторону. Четверо из нах направлялись как раз на нас с сержантом. Пройти они должны были между двух небольших скал, на которых мы, разделившись с сержантом, и притаились. Вскоре зашуршали камни, и показались трое душманов, запыленные, потные бородатые лица азиатов пылали мщением и злостью.

Ассалям айлекум! – поприветствовал я их, приподнявшись на колене.

И когда они недоуменно повернулись в мою сторону, мы с сержантом срезали их короткими очередями. Улыбающийся сержант стал спускаться со скалы, как вдруг за его спиной появился четвертый душман с автоматом наготове. Видно, он отстал, а услышав выстрелы, забрался на скалу с другой стороны.

Ложись, сержант! – заорал я, так как он закрывал наполовину «духа», и я не мог стрелять. Тот, не раздумывая, рухнул, и в ту же секунду две автоматные очереди рванули одновременно. Лишь моя нашла цель, душман, схватившись за грудь, скатился на сержанта.

Тьфу ты, черт! – выругался тот, стряхивая с себя тело убитого. – И откуда он выпал? – все еще не веря, что чудом остался жив, ворчал он. – Ну и настырные же они, как бараны тупые! – бурчал сержант, вытирая чалмой «духа» свою куртку, замаранную кровью убитого. – Если бы не Вы, кранты бы мне, а за мной долг не заржавеет, лейтенант! Только свистните, и я всегда приду на помощь!

Перевернув ногой убитого, он забрал у того неиспользованные магазины и две гранаты. Мне нравилась его хозяйственная жилка, все, что могло пригодиться, он без всяких комплексов забирал. Несколько раз его за это отправляли на «губу», но искоренить эту привычку было невозможно. «Так я ведь не для себя беру, а для ребят стараюсь!» – говорил он, когда его в очередной раз ловили на том, что он обманывал нерасторопного старшину, выцыганивая у него лишнее обмундирование или на что еще упадет его пронырливый глаз.

Забрав боеприпасы, мы вернулись за медсестрой и Тараторкиным. Сестренка сразу же кинулась к сержанту, увидев, что он весь в крови.

Да то не моя кровь, душмана! Вон, лейтенанту спасибо, спас меня от пули, подстрелил ворога!

Собрав свои скромные вещи, мы стали осторожно спускаться со склона к дороге, у которой притулился блокпост. Тататоркину я приказал на палке нести и размахивать белой тряпкой, которую мы оторвали от одежды убитого душмана, чтобы свои, разгоряченные боем, не подстрелили нас, как куропаток. Мы же с сержантом внимательно осматривали каждый камень или скалу, так как не было уверенности, что все «духи» ушли после неудавшегося нападения. Пот заливал глаза от нестерпимой жары, хотя солнце уже село, марево колыхалось над долиной у дороги. Тараторкин перепрыгивал с камня на камень как козел, и рюкзак в такт его прыжкам бил по его тощей спине, как вдруг взрыв подбросил его вверх, и он медленно-медленно, размахивая руками, стал падать вниз. Неожиданно мои колени стали подгибаться, страшная слабость охватила тело и последнее, что я увидел, это встревоженное лицо сержанта, который подхватил меня, и большие, полные слез, глаза медсестры.

Х Х Х

…Я пришел в себя уже в палате, весь утыканный, как еж, иголками с трубками. Рядом сидела знакомая медсестра и читала книгу. Я попробовал поднять затекшую руку, это, хоть и с трудом, но удалось, правда боль, появившаяся от этого в животе, заставила меня простонать. Сестра подняла глаза, и увидев, что я очнулся, вся просияла.

Ну слава Богу, а то мы уже думали, что Вы так и не придете в себя!

Что со мной…произошло? – в два приема спросил я.

Это мы когда подходили к нашим, то напоролись на минное поле. Солдатик тот сразу погиб, а Вас осколками ранило в живот и ногу. Сержант тащил Вас на себе до своих, и заставил вызывать срочно «вертушку» (вертолет – прим. автора), грозя, что если они не послушают, разнести здесь все и всех!

Я улыбнулся, представляя этого разгоряченного громилу под два метра ростом с кулаками-кувалдами. Не захочется, от такого вида, испытать на себе его гнев.

«Вертушка», – продолжила медсестра. – и так была уже вызвана, потому что надо было отправлять своих раненых, поэтому до разрушений блокпоста сержантом дело не дошло. Вас отправили в числе первых, так решил врач. Ранение было тяжелым, и Вы были без сознания. Второй рейс вертолет сделать не успел, душманы сбили «Стингером» (переносной ракетный комплекс, США – прим.автора). Видно Вам на роду написано долго жить!

Что за ранение…у меня?

Да ничего страшного, до свадьбы заживет!

Говори, я же врач, прошу тебя!

Хирург сказал, что осколок сильно попортил Вам внутри и часть кишок пришлось удалить, но главное, Вас спасли, и Вы будете жить! С армией, правда, придется расстаться, с такими ранениями комиссуют, но на гражданке всегда можно найти нетяжелую работу!

Спасибо! – я закрыл глаза, слабость еще не прошла. «Значит, Андрей свет Иванович, ты отвоевался! Сядешь на кашку да кисель, как язвенник-трезвенник».

Лейтенант, Вам плохо? – участливый голос медсестры вывел меня из самокопания.

Да нет, сестренка… все в порядке! Я, как врач, сам могу проконсультировать, что можно мне есть, а что нельзя. Вот только насчет работоспособности не мешало бы узнать.

Ну, насчет этого пока рано говорить. Месяца через полтора увидим, если не будет осложнений, поедете домой, к любимой девушке!

Нет у меня, сестренка, ни девушки, ни жены, ни родителей. Был дед, что меня воспитывал, да и тот перед армией помер, царство ему небесное! Замечательный был человек! Прости, голова что-то кружится!

Да это я дура! Вам же еще нельзя так много разговаривать! – засуетилась она, доставая шприц. – Сейчас поспите немного, и Вам будет легче! – втыкая иголку в нижнюю мягкую мышцу, ворковала она.

Вскоре туман окутал мою голову, и я погрузился в глубокий оздоравливающий сон. Однажды утром в палату ко мне зашел сержант в парадной форме десантника. Левый глаз у него закрывала повязка, но вид у него был жизнерадостный, веселый.

Здравствуйте, товарищ лейтенант!

Здравствуй, Омельченко! Ты куда это при параде? В отпуск что ли? А с глазом что? – забросал я его сходу вопросами, обрадовавшись этой встрече.

Да вот, когда Вас ранило, то и меня камешком зацепило, вначале глаз ничего, распух и слезился, открывать не мог, но хоть целый остался, а то ведь выбить могло. Правда, видеть им стал плохо, поэтому и комиссовали вчистую! А все равно полгода оставалось, так что не все так плохо!

Да ладно, ты не переживай! Главное, домой живой вернешься, героем! Откуда родом сам-то?

С Бердянска, что на Азове! Родители до сих пор там живут, а я перебрался в Сургут. Работал там до армии рулевым-мотористом на «толкаче» (РТ-655 – прим.автора), водили баржи по Оби. Оттуда и в армию забрали.

Земляк, значит! Я то родом с Урала, а до Афгана в Тюмени работал. Обратно куда собираешься, к родичам, или в Сибирь?

К родителям на месяц заскочу, отдохну, порыбачу на Азове, и к ребятам на судно. Я в военкомате просился в морфлот, все ж на судне работал, а оказался в десантуре. Вот такие пироги! Я ведь, Андрей Иванович, зашел еще вот зачем… – сержант смущенно теребил салфетку на тумбочке. – Вобщем, мы с Леной решили пожениться. Через три месяца у нее кончается контракт, и она приедет ко мне, там и свадьбу сыграем, а сейчас пока помолвку сделаем. Так вот, мы бы хотели, чтобы Вы были свидетелем у нас на свадьбе! Тем более, Лена сказала, что Вас по ранению комиссовали. Я тут адреса оставил, родичей и свой, если согласны, то приезжайте, мы с Леной будем очень ждать! И вообще, мы Ваши должники, если нужен буду, только позовите, все брошу и приеду! – закончил он и, вытащив из кармана небольшой кулек с гостинцами, положил туда листок с адресами.

Обязательно, Сережа, буду! Спасибо тебе и Лене! А то что вы мне должны, так ты это брось! Ты меня раненого вытащил, Лена ночи не спала возле меня, вытянула, можно сказать, с того света! Так это я вам должен своей жизнью, а не вы! Ну, а если вдруг понадобишься, то, Сережа, я тебя обязательно позову, так как на тебя можно положиться, как на себя! В этом нас проверил Афган!

Ну, я тогда пошел, а то Лена ругать будет! Она у меня строгая, сказала, чтобы я долго Вас не беспокоил!

Да ты и так меня не беспокоишь, я очень рад, что ты заглянул!