Крымская война 2014. Часть 2

Девушка кивнула головой, и принялась вытряхивать с навесного шкафа разложенные там детские полотенца. Ну, а я, по-пластунски заполз в спальную комнату, где мы ночевали и, подтащив к расстрелянным в пух и прах окнам, несколько детских кроватей, сорвал со стены бумажные плакаты и поджег их. Чтобы лучше горело, под ножками детских кроватей установил аромосвечки, маленький язычок пламени, понемногу разгорелся, превращаясь в огромный костер. Уже через несколько минут, из окон спальней комнаты валили клубы густого, белого дыма. Ватные матрасы, горят плохо, зато дымят хорошо. Чтобы огонь не перекинулся на остальные комнаты, я обильно залил пол водой, благо пятилитровых пластиковых бутылей, наполненных водой, в сан.блоке имелось превеликое множество – в этом районе были частые перебои с водой, вот и приходилось воспитателям и нянечкам детского садика запасаться.

Посмотрев, как разгорается пламя, я подкинул в него еще пару матрацев. Необходимо, чтобы дым не переставал валить, хотя бы еще пару часов.

– Алексей, а зачем вы устроили пожар, мы же сейчас сгорим или дымом задохнемся? – испуганно спросила девушка, осторожно выглядывая из-за дверного косяка.

– Дым и пожар нужен для того, чтобы отбить охоту у солдат противника обыскивать наше крыло садика, – шепотом, объяснил я девушке. – А за пожар не беспокойся, он локализован в этой комнате. Ну, а дым, ты же сама видишь, сквозняком выдувает в окно. Какую-то часть, конечно, заносит в эту комнату, но согласись, что терпеть можно, тем более, если положить мокрую тряпку на лицо и дышать через неё.

Девушка, догадливо кивнула, поняв хитрость моего замысла. Действительно, бойцы противника, скорее всего, после зачистки жилых домов принялись бы за обыск детского садика. Его сразу не досмотрели только из-за того, что это было гос.учереждение. в котором, явно никто сейчас не находился, а вот в жилых квартирах высотных домой могли еще оставаться люди. Судя по крикам снаружи и выстрелам, периодически доносящимся с улицы, таких бедолаг, которые не рискнули или не смогли покинуть свои квартиры, оказалось много.

Мы с девушкой переместились под самые окна большой игровой комнаты, как можно дальше от спальной, в которой сейчас пылал пожар. Воспользовавшись гвоздями и молотком, я соорудил небольшой навес, прикрепив мокрую простыню между подоконником и столом воспитателя. Под этим навесов, мы и пролежали с девушкой, тесно прижавшись, друг к другу, несколько часов подряд, лишь изредка я вылизал, чтобы подкинуть очередной матрас в огонь и залить пол водой. Все-таки сквозняком выдувало дыма не так уж и много, постепенно, все комнаты в группе наполнились тяжелым, густым дымом, только под самыми окнами еще можно было кое-как дышать, ну или под мокрой тряпкой. Конечно, такое времяпрепровождение нельзя назвать приятным, пусть даже к тебе прижимается девушка весьма приятной внешности и наружности, но это намного лучше, чем получить очередь из автомата, когда в садик ворвутся группы зачистки. А, так пока горит огонь и дымом затянуты комнаты и коридоры садика, можно не опасаться, что кто-нибудь захочет лезть внутрь. Главное продержаться до темноты, а там, свалим отсюда по-быстрому.

Часов в шесть – семь вечера, на улице стали доноситься какие-то странные звуки – многоголосый рев, то ли стон, как будто снаружи кипит многолюдный митинг. Раздавались отрывистые команды, потом гремели выстрелы и прокатывался какой-то гул. Мне очень хотелось выглянуть наружу, тем более, что окна, под которыми мы сейчас лежали, как раз выходили на пустырь, откуда и доносился странный гул. Но, я понимал, что горящие окна садика – это такое явление, которое притягивает к себе взгляды окружающих и если, я сейчас выгляну из своего окна, то очень сильно рискую быть замеченным снаружи. Вот и получается, что во мне сейчас боролись любопытство и здоровый смысл. Любопытство говорило – «Взгляни, это ведь так интересно. Ну, хоть одним глазочком!», а здравый смысл, отвечал: «Только попробуй, тебя заметят и влепят в окна снаряд из орудия танка». Как это не покажется странным, но победило любопытство.

Я не стал, сразу, выглядывать из окна, я пробрался через всю комнату и, задыхаясь от едкого и густого дыма, забрался на шкаф. Теперь, я мог, заглянуть в окна, не боясь, что меня заметят снаружи – располагаясь в глубине комнаты, я был надежно спрятан от посторонних глаз.

То, что я увидел снаружи, мне не понравилось…очень не понравилось, рука, как-то сама собой подтянула к телу автомат. Захотелось выскочить наружу и полоснуть от бедра длинной, на весь магазин очередью. Так, чтобы положить как можно больше тварей, которые учудили такое.

На пустыре, были растянуты мотки колючей проволоки – «егозы», такую производила керченская колония, кстати, она располагалась, совсем рядом, по ту сторону высоток, сразу за дорогой был большой, широкий пустырь, а уж за ним и бывшее здание ЛТП, которое с развалом Союза переоборудовали в исправительную колонию.

Проволока была растянута на земле в несколько слоев, вроде, как и не высоко, но уже не перешагнешь, а полезешь буром, обязательно увязнешь и порежешься о тонкие остро заточенные пластины, которые пришли на смену, обычным проволочным «колючкам». Всего было три квадрата – один большой и два поменьше. В большом квадрате стояла плотная группа людей, их было много – несколько сотен, а в малых квадратах были женщины и дети. В одном квадрате – молодые женщины и девушки, а во втором квадрате – дети и подростки разного возраста. Совсем маленьких детей я не заметил, примерный возраст с пяти до десяти лет, все кто постарше располагались уже в другом квадрате. Отдельно, за пределами проволоки, возле стены электорощитовой будки, на земле сидело несколько десятков мужчин, парней и совсем еще малолеток, лет по десять-пятнадцать.

На пустыре, раздалась команда – солдаты, выдернули несколько человек из толпы и развели их по разным квадратам, толпа хлынула в освободившийся проход, раздалось несколько автоматных очередей и на земле остались лежать два мертвых тела, еще один человек – мужчина, бился в судорогах, его ранили. Высокий, крепкого телосложения , мужчина с длинной бородой и почти черной от загара кожей, подошел к раненому и прекратил его мучения выстрелом в голову. Очередная команда и несколько мужчин, что сидели возле стен электрощитовой, поднялись с земли и оттащили в сторону тела убитых. Трупы свалили в кучу, рядом с одним из подъездов, судя по её высоте, там было не меньше двух десятков тел.

Наблюдая за действиями солдат и их командиров, сделал неутешительный вывод – сейчас, передо мной работал «отборочный конвейер». Людей распределяли по группам, в зависимости от их пола и возраста: молодых, красивых женщин и девушек – в одну группу, мужчин, парней и пацанов старше двенадцати – тринадцати лет, которые утвердительно кивнули на вопрос командира – в другую группу, детей в возрасте от пяти до двенадцати лет – в третью. Всех остальных, кто не отвечал нужным требованиям, расстреливали на месте. Старики, мужчины, которые отрицательно отвечали на вопрос врага, и совсем маленькие дети, до пяти лет – их всех расстреливали. Если кто-то бросался на солдат или пытался убежать, их тут же настигали пули.

Короткая команда, на незнакомом, «каркающем» языке, и обвешанные оружием солдаты, выхватывают из толпы совсем молодую девушку, лет двадцати, у неё на руках сверток – закутанный в одеяло младенец. Один из бойцов хватает руками сверток и тянет изо всех сил, девушка, громко крича, как безумная, падает на колени, но младенца не отпускает, бережно, прижимая его к своей груди, и откуда, у хрупкой на вид девчонки, взялись силы, чтобы сопротивляться во много раз превосходящему её мужчине? На помощь к своему товарищу бросаются несколько солдат, один из которых бьет мать ребенка в спину прикладом автомата, девушка, раскинув руки, падает лицом в грязь, а воин, который боролся с девушкой, не удержавшись на ногах, плюхается на задницу, сверток отлетает в сторону и падает на землю. Тот же самый солдат, который ударил девчонку в спину, подбежал к лежащему на земле ребенку и принялся затаптывать его ногами, огромные ботинки, втоптали в уличную грязь, совсем еще крошечного младенца.

Толпа издав, какой-то нечеловеческий рев, бросилась на колючую проволоку, встали даже, те, кто сидел под стенами электрощитовой. Длинные автоматные и пулеметные очереди «стеганули» по людям, останавливая людскую волну. Когда толпа отхлынула назад, на земле остались лежать не меньше десятка мертвых тел.

Молодая мать, так и не встала с земли, после удара прикладом, её тело, оттащили к куче трупов.

Сидя на крышке шкафа, я смотрел на все происходящее полными слез глазами, и дело было вовсе не в дыме, который резал глаза и мешал дышать горлу. Слезы горечи и отчаяния травили и терзали мою душу, в какой-то миг, я, было, полез вниз со шкафа, чтобы выбраться на улицу и попытаться, хоть что-то сделать и все равно, что с вероятностью в сто десять процентов, погибну через несколько секунд, как только появлюсь снаружи, но смотреть на это у меня не было больше сил.

Остановил меня взгляд Валерии, в нем было столько мольбы и отчаяния, что спустившись на пол, я вначале подполз к ней.

– Вы, куда? Зачем? – залепетала девушка, срывающимся от слез голосом.

– Наружу. Они…они, там, детей убивают…маленьких совсем, еще грудничков…суки!…ногами в грязь затаптывают!

– А, я, как же я?! Вы, меня здесь бросите?

– Дождешься ночи и убежишь. Пойдешь на север, вон в ту сторону, – я показал рукой направление, – там поле, потом лесопосадка и гряда холмов. За этими холмами наши. Встретишь любого, и спросишь у них как найти интернатовских. Расскажешь, что это я тебя послал, они тебе помогут. Поняла?

Девушка, не понимая ничего, что я ей сказал, заплакала. Ревела беззвучно, плотно сжав зубы, чтобы ни единым звуком не выдать свое присутствие, только по вздрагивающим плечам и плотно сжатым векам, из-под, которых текли «дорожки» слез, можно было догадаться, что у неё истерика.

Пока, я успокаивал Леру, обняв и прижав её к себе, мой первый порыв бесследно прошел, на его место пришел трезвый расчет…и холодная ярость. Желание убить врага было настолько велико, что я даже заскрипел зубами.

– Ладно, уговорила, я останусь, но с одним условием – как только стемнеет, мы отобьем детей и баб, снаружи. Договорились?

– Но, нас, же убьют, – очень тихо сказала Валерия.

– Договорились? – надавил я на девушку.

– Убьют, ведь…

– Пойми, глупая, что один я не справлюсь. Завалю, двух – трех злодеев, и все. А детишек не спасу. А, вдвоем у нас есть шанс. Пока, я буду их отвлекать на себя, ты сможешь прорваться на грузовике через колючку и спасти кого-нибудь. Тебе, только на машине подъехать к заложникам, они, я думаю, и сами догадаются запрыгнуть в кузов, а потом, гони во все лопатки. Ну, а погоню, я уведу за собой. Вас ведь учили управлять автомобилем? Справишься с ГАЗелью?

– Справлюсь…но, вы все равно погибните.

– Ну и что? Мне не привыкать, – легкомысленно ответил я.

Девушка ничего не ответила, лишь посмотрела на меня влажными, полными слез глазами и решительно кивнула головой, в знак согласия и понимания. Валерия протиснулась мимо меня и, проползя по комнате, взобралась на тот же шкаф. Я залез под навес и попытался успокоиться, надо сосредоточиться и попытаться прокрутить в голове каждое движение, мысленно обыграть все возможные комбинации и варианты развития событий. Крики, мольбы о помощи и частые выстрелы на улице мешали думать.

Через пару минут, девушка с трудом слезла со шкафа и подползя ко мне, снова зарыдала. Рыдала долго, не меньше получаса, все время, шепотом что-то бормоча. Слов, я не разобрал, да, честно говоря, и не пытался. Оно мне надо? И так понятно, что предстоящую ночь нам не пережить. Вдвоем, против взвода солдат – это сумасшествие, которое закончиться, не успев начаться. Это только в кинобоевиках можно в одиночку переколошматить роту солдат противника, будучи вооруженным одним пистолетом, а в жизни, все по другому – только высунься из-за укрытия и тебя превратят в решето. Вы спросите, а зачем тогда, собственно говоря, все это, если шансов на победу нет? Ну, во-первых, шанс всегда есть, пусть хоть маленький, размером с детский ноготок, но он есть, а во-вторых, когда начнется стрельба и не понятные движения, то люди на пустыре, скорее всего, бросятся в рассыпную…да, многие завязнут в мотках колючей проволоки…да, еще больше погибнет от пуль охраны… но, если, даже десять человек смогут убежать и выжить, значит все это было не зря. Да, и, надоело, мне что-то бегать…устал…какая-то черная апатия и грусть навалились на меня…хочется по-волчьи выть.

Ближе к вечеру, когда настенные часы, в форме солнышка, показали половину восьмого, за окнами, совсем рядом послышался рев двигателя. Судя по звуку, мотор был на последнем издыхании, он ревел, как раненный носорог. Поскольку солнце уже спряталось за крышами близлежащих домов, и здание детского садика накрыла длинная тень, то я не побоялся аккуратно высунуться наружу и посмотреть, что там так ревет. Оказалось, что во двор садика заехал БРДМ, он же «бардак». Тупорылая, квадратная коробка с торчащей «на спине» башней, заехала на детскую площадку, и ничуть не стесняясь, завалив по дороге железную горку, встала под навес летней веранды. Да-а! «Бардак» – это хорошо! «Бардак» – это шанс! На такой «тачанке» можно, не только к заложникам подъехать, но еще…и суметь уйти. Вот, захватить бы его. А, что? Экипаж там – два человека, ну может еще десанта, человека четыре. Так, что шанс есть, тем более, если дождаться ночи.

«Бардак» стоял напротив дальнего, от нас, конца корпуса и высокие кусты, которые разделяли между собой детские площадки, мешали рассмотреть, сколько человек прибыло с ним. Надо бы подобраться поближе и хорошенько там все рассмотреть. Подбросив в почти угасший огонь еще пару матрацев и стопку книг, увлек за собой Леру, мы переползли в раздевалку, ведущую в коридор. Вытащив, с таким старанием забитые гвозди, в двери, мы выбрались в коридор. Из-за того, что в коридоре не было окон, то скопившемуся дыму не было куда уходить, он плотными клубами витал в воздухе, заставляя закрывать лицо мокрыми тряпками. Пробирались практически на ощупь, я держался за стену, шагая впереди, а Лера, держалась за мою руку, доверчиво идя за мной. Пройдя по длинному коридору, перешли в дальний конец садика. Я аккуратно «отжал» дверь, пользуясь ножом и разложенным прикладом автомата. Точно такое же помещение, как и то, в котором мы прятались. Но стенам и окнам досталось немного больше – виднелись крупные дыры, от попадания пуль калибра четырнадцать и пять – привет от пулемета Владимирова. Вот, через одну из таких дыр, я и следил за БРДМом. Отверстие располагалось очень удобно – практически вровень с полом, да еще и под углом – снаружи нельзя было увидеть, смотрит кто-нибудь через дыру или нет.

Возле «бардака» ходили и задумчиво чесали свои затылки два молодых парня, оба славянской наружности. Видимо в машине, что-то сломалось, а эти двое не понимали, как устранить поломку. Интересно, а почему их всего двое, ведь по штату – экипаж БРДМа – четыре человека: водитель-механик, командир экипажа, стрелок-наводчик и наблюдатель. Наверное, решили сократить экипаж, до самого минимума: водитель и стрелок.

Парни, даже не пытались узнать, в чем суть неисправности, один из них связался с кем-то по рации и, видимо, вызвал подмогу. Второй в это время, разломал ногами невысокий заборчик и развел огонь, предварительно обложив пламя кирпичами. На камни установили котелок, в который щедро налили воды. Из недр «бардака» вытащили два раскладных стула и коробку с провиантом. Пока вода в котелке закипала, парни успели выпить по несколько банок пива. Интересно? Они, что совсем ничего не бояться? А, что скажут отцы-командиры на такой беспредел, как пьянство во время несения службы? То ли алкоголь согрел кровь, то ли близкое пламя так подействовало, но один из парней стянул с себя куртку и остался сидеть в одной футболке. Интересная футболочка! Фотография Степана Бандеры и какая-то надпись, что было написано на футболке, я не разобрал, слишком уж буквы были мелкие и корявые. Бандеровцы! Ну, что, это многое объясняет. Теперь понятно, почему славянские рожи так спокойно себя чувствуют среди арабов и прочих чурок – союзнички, мля!

Вот, кого, кого, а современных «нациков-западенцев» никогда не понимал. Лично я, ничего против жителей западной Украины не имею. Часто бывал во Львове, мне очень нравиться этот старинный и древний город. Он очень красивый и интересный, в нем почти так же красиво как в Праге. И даже украинцев, которые воевали против советов во время и после Великой Войны, я тоже понимаю…ну еще бы, ведь Львов «присоединили» к Союзу всего за пару лет до начала этой самой Войны, логично, что для них коммунисты – это захватчики и вселенское зло, но это было все давно… очень давно. Почему же, нынешние укроинофилы, так не любят все русскоязычное? Коммунистов нет, Советского Союзы тоже уже нет. Украина стала независимой страной. Что еще надо? Отделиться от Восточной Украины и присоединиться к Польше, Венгрии или Австрии? Ну, так и флаг вам в руки, кто ж мешает? Проводите референдум и вперед… но, нет, они так не хотят, им же надо обвинить во всех своих бедах «москалей». Ну, хотите поквитаться за тридцать девятый год, так ненавидьте грузинов…в конце, концов – Сталин, был грузином, а не русским. Где, логика, фуй её знает?! Хотя, наверное, все дело, как всегда не в патриотизме и национальной идее, а в деньгах…серо-зеленого цвета, тех самых, на который американские бородатые дядьки нарисованы. Последние двадцать лет очень «модно» и прибыльно «дружить» против «москалей» – за это платят деньги…очень хорошие деньги. Ну, да ладно, бог им судья! Тем, более, что очень скоро они перед ним предстанут.

Когда начало смеркаться, а парни выпили уже по четыре банки пива, к «бардаку» подъехала «шишига», она же ГАЗ-66. Уже хорошо «накидавшийся», экипаж БРДМа вяло поприветствовал вновь прибывших. Из кузова грузовика выпрыгнул автоматчик, а следом за ним трое парней в ободранной униформе, знакомого синего цвета. Троица «оборванцев» выгрузила из кузова ГАЗона несколько ящиков и десяток канистр. После разгрузки, водитель «шишиги» развернул машину, и забрав автоматчика, а также одного из «оборванцев» укатил восвояси.

Подозвав девушку к дыре в стене, я знаками показал ей, чтобы она внимательно посмотрела на парней в оборванной форме курсантов.

Судя по расширившимся от удивления глазам, девушке были знакомы эти «оборванцы». Ну, что ж, кажется, судьба решила нам немного помочь, если все сложится удачно, то можно рассчитывать на две пары лишних рук.

– Знаешь их? – прошептал я, в самое ухо девушки слегка касаясь губами её мочки.

– Да, – с коротким придыханием ответила Лера. – Это Витя Шахин и Антон Дворчик. Оба учились, со мной в одном взводе.

Весело подмигнув, я жестом отправил девушку вглубь комнаты, а сам, снова приник к своей амбразуре.

Видимо, прибывшие «оборванцы» Витя и Антон зарекомендовали себя как понимающие в моторах люди, иначе не объяснишь, почему их допустили к досмотру моторного отсека. А вот с ремонтом явно, что-то не заладилось, вновь прибывшие осматривали внутренности «бардака» минут двадцать, а потом огласили вердикт, что они там такого сказали, я не слышал, но сказанное явно не понравилось подвыпившим бандерлогам (это я так «окрестил» бандеровцев). Тот, что щеголял в футболке с изображением Бандеры, несколько раз что-то крикнул в лицо Шихину, и не получив, нужного ему ответа, пнул парня ногой, а когда тот упал от удара, принялся месить его ногами. Бил сильно, чуть ли не с разбега, как будто пинал не живого человека, а пробивал одиннадцатиметровый на чемпионате мира по футболу. Второй «оборванец» – Антон, бросился на помощь, но был тут же сбит с ног и его тоже хорошенько отпинали. То, что «оборванцы» оказались избиты, мне понравилось – злее будут и уж точно захотят поквитаться за побои. Надо только, чтобы подходящий шанс выпал.

Долго ждать, этого самого шанса не пришлось – после того как бандерлогам надоело пинать курсантов, один из них, тот, который был одет в куртку, заставил их подняться и под дулом АКС-74У, повел в сторону детского садика.

Такого благонадежного для нас поворота событий, я совсем не ожидал. Враг, сам идет ко мне в гости! Вот повезло, так повезло!

Показав жестами, чтобы Лера шла за мной, я, осторожно ступая, чтобы не шуметь, провел девушку через коридор, и мы спрятались на первом этаже. Лерку, я загнал, под лестницу, там был укромный уголок, а сам разместился на пересечении двух коридоров, в маленькой нише, где обычно стоят огнетушители.

«Оборванцы» конвоируемые бандерлогом забрались в садик, через разбитое окно. Судя по репликам конвоира, он рассчитывал найти, что-нибудь ценное внутри, ну или, хотя бы собрать дерево, для ночного костра.

Антон и Витя, как раз принялись ломать детские стульчики, когда я беззвучной тенью шагнул за спину бандеровцу.