Кровь на камуфляже 3

Тут я был с Сеней согласен на все сто процентов, до жути надоело торчать во вражеском тылу, я хоть человек во всех отношениях стрессоустойчивый, пусть и ношу позывной Псих, но изображать из себя «бандерлога» выше моих сил. Намного проще и легче торчать на «нуле», когда все понятно: впереди враги, позади тыл. Туда стреляй, а вот туда не надо, всё просто и понятно. А не как здесь, где враги кругом, но стрелять в них нельзя. Для психики это сплошной стресс.

Кстати, про стресс…

– Жак, пригляди за Шахом, – озадачил я нашего бригадного медика, – что-то он нервный какой-то. Как бы не «потек».

– С вами двумя у любого нормального человека фляга протечет, – буркнул себе под нос Жак.

Жак, он же Жижин Андрей Константинович. Жак – высокий стройный, подтянутый мужичок сорока пяти лет отроду, с прической футболиста Златана Ибрагимовича, с вечно красным лицом, некогда сильно пьющего человека, серьгой в ухе и хамским отношением ко всем встречным начальникам.

Жак был человеком специфического чувства юмора, страшным матерщинником и обладателем богатого жизненного опыта. На гражданке он работал хирургом, но за пьянку его выгнали из хирургического отделения; потом он работал участковым терапевтом городской поликлиники, оттуда его тоже выгнали за пьянство; он трудился педиатром в детской больнице, оттуда его тоже выгнали за пьянку, последнее место работы Жака – «Скорая помощь», откуда он уже ушел сам – добровольцем на войну. Как ни странно, но попав в зону боевых действий, Жак перестал пить, не совсем, конечно, но уже многодневными запоями не страдал и выглядел всегда трезвым. При этом медиком он был хорошим. Если обычные рядовые бойцы ведут счет убитых солдат противника, то Жак вел счет самолично спасенных российских военных и гражданских, пострадавших в зоне боевых действий, причем не просто тех, кому он сделал вовремя перевязку, наложил жгут или провел прокол легкого для вывода скопившихся газов или жидкости. Нет, Жак вел учет тех, кому он провел хирургическую операцию в полевых условиях, понимая, что до госпиталя раненого не довезут.

За три года пребывания на войне Андрей Константинович Жижин записал на свой счет восемьдесят девять солдат и офицеров, которым спас жизни в прямом смысле этого слова. Ну, а скольким бойцам Жак помог не стать инвалидами, потому что они не потеряли конечности, так их и не перечесть. Но при этом Жижин был, как кость в горле у командования, потому что считал себя одновременно: монархистом, коммунистом, оппозиционером и путинистом. Жак ругал всех и вся, яростно критикуя чиновников и генералов. Нашего комбрига Рыжикова, Жак уважал за его принципиальную жизненную позицию. Нас с Бамутом, Жак считал своими близкими друзьями, мы с Сёмой придерживались того же мнения. Одной из граней этой дружбы считалось то, что мы могли сказать друг другу все что угодно, понимая, что собеседник всегда тебя поймет правильно и не обидится.

– А мы шо? – притворно удивился я. – Мы не шо…

– Ага, а кто грузинскому наемнику горлянку перерезал? – хитро прищурился Жак.

– Было такое, – кивнул я, – ну так он сам виноват, не хрен было хвастать фото из телефона как он пленным российским военным в двадцать втором году колени под Харьковом простреливал. Вот Сёма и не сдержался, психанул малехо. А Шах то здесь причем?

– При всем, – огрызнулся Жак, – он, как и всё остальные здравомыслящие люди понимает, что эта ваша выходка чревата провалом всего отряда, вот и нервничает, накручивает себя.

– Ну, звиняйте, – Бамут развел руками, – понял, учту, больше не буду резать вражеские глотки при сослуживцах.

– Идиот, – устало закатил глаза Жак. – Ладно, сигнал принят, пригляжу за Шахом.

Жак хоть и редко участвовал в непосредственной боевой работе или огневом контакте с противником, но среди бойцов «десятки» слыл отмороженным воякой и храбрецом. Упрекнуть его в трусости никто бы не посмел.

Я всегда преклонялся перед храбростью полевых, армейских медиков. Это ж, сколько же надо иметь в себе решимости, смелости и отмороженности, чтобы во время артиллерийского обстрела или ожесточенной перестрелки не прятать свое тело в укрытие, не поливать врага огнем из автомата, а лезть к раненому бойцу и оказывать ему помощь. Жак даже автомат с собой не носил, потому что предпочитал этот вес занять аптечками, жгутами, капельницами и носилками. Из оружия у него был трофейный «Глок» и пара магазинов по семнадцать патронов в каждом. Ну и граната для себя, куда без неё.

Психологический пресс, чувство постоянной тревоги и опасности давит на солдата на войне постоянно. Днем и ночью, 24/7, семь дней в неделю и 365 дней в году. Люди, особенно те, кто находятся непосредственно на линии боевого соприкосновения очень быстро выгорают. Нельзя постоянно находится в состоянии ежеминутного стресса. Психика этого просто не выдерживает. Выгорание проявляется в наплевательском отношении к собственной жизни, инстинкт самосохранения перестает работать. Солдат перестает бояться собственной смерти настолько что начинает желать её, видя в смерти способ «отдохнуть» от тяжелых тягот и лишений войны.

Тут нужна передышка, отдых. Нормальный полноценный отпуск. Солдатам надо просто выдохнуть. Двух недель, которые даются в отпуске после шести месяцев контракта, это просто даже несмешно – точно не хватает, никому. Это абсурд. И тех, кого держат на войне бесконечно, они выгорают очень сильно. До психических расстройств, до самоубийств, до полной апатии. И тут даже не презрение к смерти возникает, а презрение к жизни. То есть человеку уже всё равно, живёт он, умер он, вообще, что с ним происходит. И все вытекающие из этого дальше пороки тоже начинают наслаиваться: алкоголизм, наркотики, которых, и ежу понятно, на войне можно найти более чем навалом. Платят на передовой хорошо, а там, где есть деньги там всегда найдется алкоголь и наркота.

Ничего, сейчас Жак подберет ключик к Шаху, поговорит по душам, вколет какой-нибудь витаминчик, Шах выспится и будет завтра как огурчик.

– Зеленый и в пупырку! – хохотнул Бамут.

– Ага, – согласно кивнул я.

Юмор на войне помогает справится со стрессом. Бывает высмеиваешь всё: жизнь, смерть, опасность, не важно над чем смеяться, главное, это выпустить пар, не дать «котлу» перегреться и взорваться.

Перекидываясь старыми, «бородатыми» шутками и приколами прошли с Бамутом в палатку, где размещалась столовая. В большом термосе был рисовый суп на бульоне из молодой телятины, насыпали себе в тарелки, накрошили туда соленых огурцов из банки, достали котлет из скороварки, салат из свежих огурцов и помидоров, заправленный майонезом, напластали по краюхе свежевыпеченного хлеба, из другого термоса налили кипятку, заварили кофе «3 в 1», распаковали по шоколадке. Тарелки, кружки, белые салфеточки на столе, солонки-перечницы, вилки-ложки, соусы-приправы. Красота! Не служба, а курорт…

После сытного обеда отправились в наш кубрик, который делили с Фартом и Джокером. Надо бы надавить на массу двести минут, а потом уже заняться сборами.

Фарт сидел на своей «полке» и аккомпанируя себе на укулеле давал импровизированный концерт исполняя очередную песню на военную тематику:

Враг навсегда остается врагом,

Не дели с ним хлеб, не зови его в дом,

Даже если пока воздух миром запах,

Он, хотя и спокойный, но все-таки враг.

Если он, как и ты, не пропил свою честь,

Враг не может быть бывшим, он будет и есть.

Будь же верен прицел, и не дрогни рука,

Ты погибнешь, когда пожалеешь врага…

Слушатели – пятеро бойцов нашего отряда, включая Джокера сидели напротив и внимательно слушали исполнителя. Пел Фарт очень хорошо, ему бы в артисты пойти, а не мелочь по карманом тырить, за что потом «срока мотать». Фарт, он же Игорь Державин, пришел в нем в «десятку» из «Кашников», то есть из проекта «К» ЧВК «Вагнер». В «оркестр» Фарт попал из зоны, где отбывал срок за мошенничество, причем до того момента, когда он мог бы попроситься на УДО оставалось всего три месяца, но он предпочел пойти на войну. Отбомбил полугодовой контракт, получил помилование и амнистию, участвовал в Бахмутской мясорубке, получил ранение, в Марше Справедливости не участвовал так как был в госпитале. А уже из госпиталя опять на фронт, подписал контракт с МО РФ и к нам в «десятку» вслед за другими «оркестрантами» коих в 10 ОДШБр было предостаточно.

– Хлопцы на выход! – заметив нас, Фарт тут же перестал петь и встал с кровати. – Видишь парни с задания вернулись, надо дать им вздремнуть часок-другой.

– Мужчины, – обратился я к присутствующим, – недостающие компоненты привезены, так что в ближайшие дни начинаем! Поэтому хватит песни петь, собираем шмотки и точим ножи! Ясно? Мы перекемарим часок и тоже к вам присоединимся. Джокер за старшего, Фарт на подхвате, чтобы все было чики-пуки!!!

– О-ооо! Наконец-то! – пронеслась по кубрику радостная волна одобрительного возгласа.

Стороннему наблюдателю было бы совершенно непонятно чему тут радоваться? Тому что завтра в бой? Так любого из здесь присутствующих могут убить. Могут! Но бойцы все равно рады. Убьют или нет, тут, как говорится, бабка на двое сказала, а то, что засиделись, застоялись – это факт! Пора бы уже и поразмяться…

– Эх! – радостно свистнул Фарт. – Ну всё держите меня семеро, завтра буду хохлам глотки рвать!

Парни разошлись по кубрикам собирать свои вещи, за время нахождения на базе рюкзаки были разложены, шмотки раскиданы, пришло время собирать все вместе, трамбовать в походные баулы и готовиться к бою.

Фарт у кого-то позаимствовал миниатюрную гармошку и сидя в соседнем кубрике распевал что-то залихватское и бодрое:

Накукуй ты нам, кукушка, никогда не помирать.

Покрестила мать-старушка, отпустила воевать.

Бороды повисли клином, мы поджары и стройны –

Удалые херувимы на обочине войны.

Ветром биты, снегом мыты.

Солнце в небе, как медаль.

Наших коников копыта

Перемалывают даль.

Я сперва было хотел пойти разогнать этот стихийный концерт. Тысячу раз говорено, что стенки в кубриках тонкие, пусть и цельнометаллические, а слышно одиночный пердеж, не то что многоголосое, пусть и слегка приглушенное из вежливости и уважения пение.

И как только Фарт умудряется буквально на ровном месте разжиться различными дефицитными ништяками? Вот где он взял укулеле или гармошку? Где? Понятно, что в карты выиграл, но это ж надо уметь выигрывать у соперников то, чего у них в принципе быть не должно. Мне иногда кажется, что запри Фарта на необитаемом острове, где-нибудь в Антарктиде, где из живности будут одни пингвины, он и их научит играть в карты, а потом обязательно обыграет и станет обладателем различных диковинных штук. Разгонять концерт не пошел, уснул. Ну, а чё, солдат спит – служба идет…

Поспать мне не дали, прибежал Баранов и разбудил, зараза такая четырех звездная.

– Хьюстон, Хьюстон у нас проблема! – тормошил меня за плечо капитан.

– Чё за проблема? – сонно поинтересовался я.

– Нас нагнули, – непонятно ответил Баранов.

– Кто?

– Пидоры!

– Логично, – еще больше запутался я, – пидоры как правило только этим и занимаются, что нагибают достоянных людей, но можно как-то поподробней, чтобы было больше полезной информации?

– Реагент, который мы притащили на базу, оказался обычной пищевой собой. Это провал!!! Короче, через десять минут сбор в штабе, Есаул пока с кем-то на Большой Земле по спутниковому телефону матом разговаривает, а потом будем решать, как дальше жить.

– Всё у хохлов не слава богу, – проворчал Бамут, вставая с койки, – они мало того, что у самих себя всё воруют, так они еще умудрились у нас, вражеских диверсантов, ценный компонент спиздить, – с каким-то затаённым облегчением в голосе произнес Семен.

– С чего такая радость в голосе? – вяло поинтересовался я.

– Ну, дык, хорошо же, что нарисовались проблемы, а то с самого начала как-то всё слишком ровно и гладко. Подозрительно! Если мелких проблем нет, то потом как навалится всё скопом и не продохнём.

– Странная логика.

– Ничего странного, – ухмыльнулся Бамут. – Мы, кто?

– Кто?

– Русские! А, что это означает?

– Что с нами Бог!

– Ну, это да, но не только. У русских всегда всё через жопу, а главное, чтобы первый блин был комом. Так, что если пошли неприятности, то значит в финале мы всех победим! – уверенно заявил Семен.

Вот она русская философия: «нас ебут, а мы крепчаем», «что немцу смерть, то русскому хорошо», ну и так далее. В русском характере большое количество качеств и особенностей, среди которых патриотизм, сентиментальная душа, гостеприимство, смекалка, консерватизм, щедрость, доброта, простота и т.д. Но максимальную выживаемость и приспособляемость к окружающему миру обеспечивают иные качества загадочной русской души.

Самое главное, что помогает русским выжить – это выраженная враждебность по отношению к миру, то есть четкое деление на «своих» и «чужих», отсутствие толерантности, групповая враждебность и фатализм как смирение с тем, что многое произойдет независимо от воли и желания человека, вера в то, что ничего случайного в жизни не бывает, и как результат перекладывание ответственности за свою жизнь на Бога, правительство, начальство и так далее.

В нас нет рациональности немцев, прагматизма американцев и чопорности англичан. У нас есть душа и вера в светлое будущее как ожидание «идеального» правительства, справедливого общественного строя, лучших условий от вселенной. Еще есть жертвенность как готовность жить и действовать в ущерб своим интересам во имя чего-то или кого-то, жертва как стратегия поведения в сложной ситуации, поляризация как деление мира на добро и зло, плохое и хорошее, черное и белое.

«Нам хорошо, когда нам плохо», – директива, отложившиеся на подкорке головного мозга, на уровне подсознания, кому как больше нравится. У нас не принято жить в концепции я молодец – ты молодец. У нас концепция я плохой/хороший – ты плохой. Вокруг множество примеров того, как это действует на практике. В общении с друзьями, знакомыми разговор завязывается лучше, когда «все плохо, работы нет, денег нет, эта страна загибается». Я ни разу не слышала где-нибудь в очереди, чтобы люди «зацепились» языками из-за того, что какие все красивые вокруг, как много хорошего нам делают наши близкие и т.д., а вот «медицина кошмар» и рассказ об ужасах похождений по врачам со всей своей историей болезни, это да…начинается некий эмоциональный подъем от выраженного нытья, разговор подхватывает кто-то еще и транслирует свои «печали и недуги», тем самым чувствуя поддержку и близость.

Вот и выходит, чем хуже русскому, тем лучше ему. И если начались проблемы и трудности, значит русский человек мобилизуется, решает их, преодолевает все проблемы…и в итоге выходит победителем. Проблемы сплачивают нас, делают единым монолитом, который никому не разбить и не победить.

А вот эти все тренинги личного роста, все эти методики развития личности, где тебе вдалбливают, что ты должен пожить для себя, не общаться с «токсичными» людьми, с неудачниками, которые до сих пор не заработали на «Майбах», все эти коучи – это все пришло оттуда, с Запада, который как известно гнилой и против нас.

К чему это всё я?

Да к тому, что мы сейчас соберемся толпой, выйдем за околицу и наваляем всем этим саморазвитым личностям из Европы, Америки и Англии. Мы сильны только когда вместе, а по одиночке нас быстро перещелкают.

Голова спросонья забита всякой умной херней, надо приводить себя в порядок и шагать в штаб, решать проблемы.