Купец пришел! Повествование о разорившемся дворянине и разбогатевших купцах

Маляр Евстигней слушал и улыбался саркастической улыбкой.

– Не слушайте, ребята, вносите! Не бойтесь, вносите, – проговорил он остановившимся было носильщикам. – Пустяки… вносите, как велел Мануил Прокофьич.

– Да как ты смеешь распоряжаться и командовать! – кинулся на него капитан.

Пятищев схватил капитана за руку и произнес:

– Оставь, Иван Лукич, не горячись. Я Лифанову дал слово. Сегодня последняя отсрочка окончилась.

Испугавшийся было и попятившийся маляр опять оживился.

– Да конечно же… – продолжал он. – Уж господин Лифанов отсрочивали, отсрочивали, а вам все неймется. Будет… довольно… Достаточно… А то сейчас приедут настоящий хозяин, и вдруг…

Шкаф стали протаскивать в двери. Он не проходил.

– Постой, я вторую половинку открою. Так не пролезет, – суетился Левкей.

– Прочь! Не сметь! Холоду напустишь! – бросился и к нему капитан, сжав кулаки.

– Оставьте, ваше благородие, не троньте… Я теперь не у вас, а у купца служу, – спокойно заметил ему Левкей.

Пятищев взял под руку совсем взбешенного капитана и ввел его в комнаты.

– Уймись, Иван Лукич… Пойдем лучше к княжне. Я пришел навестить ее, – проговорил он.

Они вошли в комнату княжны. Княжна, как и вчера, лежала в постели, как и вчера, около нее был, прикурнувшись, мопс с высунутым кончиком языка изо рта. Около княжны стояла Лидия и рассматривала на свет градусник. Она только что сейчас смерила температуру тела княжны. Воздух в комнате был тяжелый: пахло камфорой, валерьяной, деревянным маслом, ромашкой. Шторы на окнах были приспущены.

– Температура не очень высока, и тридцати восьми нет, – сказала Лидия, здороваясь с отцом.

– Княжна! Ты не спишь? Ну, как твое здоровье? – участливо спросил ее Пятищев.

– Умираю, – слабо проговорила она.

– Тебе сегодня непременно надо переселиться в тот домик. Даже сейчас… Там тихо, спокойно, а здесь тебя поминутно будут тревожить. Сегодня новые жильцы въезжают, – сказал ей Пятищев, умышленно не упоминая фамилии Лифанова. – Мы тебя, княжна, осторожно перенесем на постели. Ты не бойся.

– Не могу, не могу я… Умру тогда… – чуть слышно произнесла княжна.

Капитан пожал плечами и кивнул Пятищеву на княжну.

– Как-нибудь перенесем поосторожнее, – прошептал Пятищев решительным тоном. – Это необходимо.

Он отправился выпить утренний кофе и вышел на подъезд, в который продолжали таскать вещи Лифанова. Капитан вышел за ним. Маляр Евстигней разбалтывал большой кистью разведенный в клеевой воде мел в ведре и сказал Пятищеву:

– Сегодня, ваше превосходительство, беспременно нужно прогрунтовать тот потолок, где старушка их сиятельство лежит, так уж вы поскорей постарайтесь освободить покойчик-то…

Пятищев промолчал. Он прислушивался. На дороге, вдали, звенели бубенчики.

– А вот, должно быть, и наши едут, господа новые хозяева… – встрепенулся маляр и прибавил: – Так уж вы, ваше превосходительство, пожалуйста, насчет комнаты-то. Зачем же ослушиваться-то, коли обещали. Нехорошо.

– Молчать, скотина! – закричал капитан.

Бубенчики слышались все явственнее и явственнее на дороге. Пятищев шел с капитаном по направлению к домику управляющего и чувствовал, что сердце его как бы замерло и упадает, перемещаясь ниже груди. Он даже побледнел.

«Все кончено… Последний момент… Сейчас приедет, воцарится и начнет хозяйничать новый хозяин, новый владелец… – пронеслось у него в голове про Лифанова. – А я? Я? Где искать пристанища? – задал он себе вопрос и тут же постарался отклонить эту мысль, произнося в уме: – Потом, потом…»

Через минуту в распахнутые ворота влетел тарантас с запряженной в него парой лошадей. В тарантасе сидел Лифанов. За тарантасом въехала щегольская коляска. В ней помещались среди узелков и баульчиков супруга Лифанова, дочь – молоденькая девушка, почти подросток, и горничная в платке, тоже молодая девушка. Экипажи подкатили к главному крыльцу. Маляр Евстигней, Левкей и все рабочие, как по команде, сняли картузы.

XIX

Лифанов вышел из тарантаса, снял картуз и перекрестился на небо.

– Слава богу, приехали в свои новые палестины, – проговорил он – Отпрягай… Да надо будет сена искать для лошадей, – обратился он к кучеру. – У крестьян поспрошай, нет ли продажного.

– У лавочника, господин хозяин, найдем. Ему же ведь и продали зимой-то, – сказал Левкей, вытаскивавший из тарантаса большой саквояж.

Из коляски стала вылезать с помощью выскочившей уже горничной супруга Лифанова Зоя Андреевна – полная, приземистая женщина с широким, румяным под глазами лицом и без бровей. Она была в черном драповом пальто и пуховой косынке на голове. Высадилась дочь Лифанова Стешенька, миловидная розовенькая девушка в шляпке с цветами и в серой кофточке со стоячим широким воротником. Жена Лифанова вылезла не сразу. Она сначала выставила из-за узла с чем-то толстую ногу в черном чулке, обутую в глянцевую резиновую калошу, и помахала ею в воздухе.