– Ходит. Вот франк. Но все-таки я для себя и отдельный билет возьму.
– А дамам положительно счастье, – говорила Глафира Семеновна. – Вот сейчас и другая дама взяла четырнадцать франков. На два франка – четырнадцать франков, что ж, ведь это двенадцать франков барыша. Это совсем хорошо. Я, Николай Иваныч, тоже хочу попробовать сыграть, ежели здесь такое счастье дамам. А трудности в игре ведь тут никакой. Дай-ка мне несколько франков.
– Вот тебе франковый пятак.
И Николай Иванович подал жене серебряную пятифранковую монету.
– Билье! Доне муа ле билье![43 - Билет! Дайте мне билет!] – кричала крупье Глафира Семеновна.
Билет взят. Лошадки завертелись. Глафира Семеновна проиграла. Поодаль от нее чертыхался Конурин. Он тоже проиграл.
– Нет, здесь положительно подсадка! – говорил он. – Дама выиграла! Дама! А почем я знаю, какая это дама? Может быть, это дама своя, подсаженная. Да подсаженная и есть. Вон она перемигивается с красным носом, который билеты продает.
Игра продолжалась. К выданным ей пяти франкам Глафира Семеновна взяла уже у мужа еще франк на билет.
– Ведь вот что удивительно! Как только я начала играть – сейчас мужчины стали выигрывать. Вот незадача-то! – бормотала она мужу, принимая от крупье третий билет.
– Положительно здесь карманная выгрузка, и больше ничего. Просто дураков ищут, – поддакнул ей тот и прибавил: – Погоди, вот на пробу и я возьму себе билет. Мусье! Мусье Анкор билье![44 - Еще билет!] – крикнул он крупье.
Лошадки завертелись и остановились.
– Huit![45 - Восемь!] – раздался возглас у стола.
Глафира Семеновна глядела в свой развернутый билет и вдруг вскрикнула:
– Выиграла! Выиграла! Николай Иваныч! Я выиграла! Вит! Восьмой! У меня номер восьмой! Опять счастье к дамам перешло!
И она замахала перед крупье своим билетом.
Крупье подошел к ней и стал отсчитывать четырнадцать франков.
XI
– На два золотых выпотрошили! Довольно. У денег глаз нет. Этак продолжать, так можно и всю свою требуху проиграть, – сказал Конурин, отходя от игры в лошадки.
– И меня на восемь франков намазали, – прибавил Николай Иванович. – Для первого раза довольно.
– Для первого раза! Нет, уж меня больше и калачом к этим лошадкам не заманишь. Два золотых! Ведь это шестнадцать рублей на наши деньги.
– В стуколку же дома больше проигрывал.
– Стуколка или лошадки! Какое сравнение! Там игра основательная, настоящая, а здесь какая-то детская забава. Нет, черт с ней… Пусть ей ни дна ни покрышки. За вами, земляк, двенадцать франков. Вы двенадцать раз со мною в долю шли, – обратился Конурин к Капитону Васильевичу.
– С удовольствием бы сейчас отдал, но, знаете, я сегодня приехал сюда без денег, – отвечал тот. – То есть взял денег только на покупку билетов в места на завтрашний праздник и на проезд по железной дороге. Уж вы извините… Я при первой встрече отдам: и за проигрыш отдам, и за завтрак отдам. Сколько с меня приходится за завтрак? Сколько вы заплатили, Николай Иваныч?
– Завтрак что! Это уж от нас для первого знакомства. Стоит ли о таких пустяках разговаривать, – отвечал тот.
– Но позвольте… Дружба дружбой, а табачок врознь. Нет, я вручу вам при первом свидании или даже еще лучше, привезу в гостиницу. Вы где остановились?
– Обидите, ежели привезете. Да я и не приму. Помилуйте, я рад-радешенек, что на чужбине с русским человеком встретился, и вы вдруг не хотите моего хлеба-соли откушать! Бросьте и не вспоминайте об этом.
– Ну, мерси.
– Глаша! А ты что сделала в лошадки? – обратился Николай Иванович к жене.
– Вообрази, я два франка выиграла. Нет, мне положительно надо играть. Да и вообще я заметила, что здесь дамам счастье. Ведь вот эта накрашенная, с челкой на лбу, куда больше пятидесяти франков выиграла. Надо играть, надо. Впрочем, вечером мы сюда еще придем.
– Вечером идите в казино, – дал совет Капитон Васильевич.
– А что такое казино?
– Тоже такое зало, где играют в лошадки и в железную дорогу. Кроме того, там концерт, поют, играют. Это прелестный зимний сад казино… Это недалеко отсюда… Это где гостиный двор, где лавки, и вы, наверное, уже проходили мимо, когда сюда шли. Можете кого угодно спросить, и всякий укажет. Запомните: казино.
– Да нечего и запоминать. Я и так знаю. Мы тоже в казино были, в Париже на балу, и стриженой бумагой бросались. Вот, Капитон Васильич, был бал-то интересный! Бал в честь Красного носа. Посредине зала висел красный нос аршина в три, и вся публика была с красными носами. А дамы там во время танцев выше головы ноги задирают… – рассказывала Глафира Семеновна.
– Знаю, знаю, – отвечал Капитон Васильевич. – И здесь такие балы бывают. А танцы эти – канкан называются.
– Вот-вот… Конечно, в Петербурге на эти танцы замужней даме было бы неприлично и стыдно смотреть, потому что сами знаете, какие это женщины так танцуют, но здесь, за границей, кто меня знает? Решительно никто. И, кроме того, я не одна, я с мужем.
Компания отошла от стола, где играли в лошадки.
– Ну-с, куда же мы теперь стопы свои направим? – спрашивал Николай Иванович.
– Да ведь вы еще не видали второго стола, где играют в железную дорогу, – отвечал Капитон Васильевич. – Та игра куда занятнее будет. Вон стол стоит.
– Нет-нет! Ну ее к лешему, эту игру! – замахал руками Конурин. – Уж и так я просолил два золотых, а подойдешь ко второму столу, так и еще три золотых прибавишь.
– Да ведь только посмотреть, как играют.
– Ладно! На эти два золотых, что я здесь сейчас проиграл, у меня жена дома могла бы четыре пуда мороженой судачины себе на заливное купить.
– Однако, Иван Кондратьевич, мы ведь затем и за границу приехали, чтобы все смотреть, что есть любопытного, – сказала Глафира Семеновна.
– Знаю я то смотрение-то! А подойдешь – сердце не камень.
– Ну, мы вдвоем с Николаем Иванычем пойдем и посмотрим, а вы не подходите. Пойдем, Николай Иваныч; пойдемте, Капитон Васильевич.
– С удовольствием.
Капитон Васильевич ловко предложил Глафире Семеновне руку, и они почти бегом перебежали на другой конец залы, где за зеленым столом шла игра в железную дорогу.
– Ужасно серый человек этот ваш знакомый купец… – шепнул он ей про Конурина. – Самое необразованное невежество в нем. Игру вдруг с судачиной сравнивает.
– Ужас, ужас… – согласилась с ним та. – Мы его взяли с собой за границу и уж каемся. Никак он не может отполироваться. Самый серый купец.
– Однако вы и сами купеческого звания, как вы мне рассказывали, но, ей-ей, давеча я вас за графиню принял. Так и думал, что какая-нибудь графиня.
– Мерси вам, – улыбнулась Глафира Семеновна, кокетливо закатила глазки и крепко пожала Капитону Васильевичу руку. – Я совсем другого закала, я в пансионе у мадам Затравкиной училась, и у меня даже три подруги были генеральские дочери.