– Встретились с нами?
– Да.
– И счастливы?
– И счастлив.
Даша задумчиво покачала головкой.
– Что? – спросил ее Долинский.
– Так, ключ найден! – чуть слышно уронила Дора. – А как вы думаете, – начала она, помолчавши с минуту, – верно это так вообще, что хорошего нельзя не полюбить?
– Что хорошее? Есть польская пословица, что не то хорошо, что – хорошо, а то хорошо, что кому нравится.
– Я вам говорю, что хорошего нельзя не любить; ну, пожалуй, того, что нравится.
– К чему же вы это говорите?
– Ни к чему! К тому, что если встречается что-нибудь очень хорошее, так его возьмешь да и полюбишь, ну, понимаете, что ли?
– Да…
– Да, я думаю, что да.
Произошла пауза, в течение которой Даша все думала, глядя в небо, и потом сказала:
– Знаете что, Нестор Игнатьич? Мне кажется, что наши сравнения сердца с монетой никуда не годятся.
– Я это уж вам говорил.
– С чем же его сравнить?
– Много есть этих сравнений, и все они никуда не годятся.
– Ну, а, например, с чем можно еще сравнить сердце?
– С постоялым двором, – смеясь, отвечал Долинский.
– Гадко, а похоже, пожалуй.
– А, пожалуй, и непохоже, – отвечал Долинский.
– Один постоялец выедет, другому есть место.
– А другой раз и пустой двор простоит.
– Нет, и это не годится. Не верю я, не верю, чтобы можно было жить без привязанности.
– Бывает, однако.
– Вы помните эти немецкие, кажется, стихи…
– Какие?
– Ну, знаете, как это там: Юпитер посылал Меркурия отыскать никогда не любивших женщин?
– Я даже этого никогда не читал.
– То-то вот и есть; а я это читала.
– Что ж, Меркурий отыскал?
– Трех!
– Только-то?
– Да-с, и эти три, знаете, кто были? Три фурии! – протяжно произнесла Даша, подняв вверх пальчик.
– Ведь это только написано.
– Да, но я этому верю и очень боюсь этакого фуриозного сообщества.
– Вы с какой же это стати?
– А если Юпитеру после моей смерти вздумается еще раз послать Меркурия и он найдет уж четырех.
– Еще полюбите и как полюбите.
– Нет уж, кажется, поздно.
– Любить никогда не поздно.
– Вот за это вы умник! Люди жадны уж очень. Счастье не во времени. Можно быть немножко счастливым, и на всю жизнь довольно. Правда моя?
– Конечно, правда.
– Какое у нас образцовое согласие!
– Не о чем спорить, когда говорят правду.
– А ведь я бы могла очень сильно любить.
– Кто ж вам мешает? Разборчивы очень.
– Нет, совсем не то. По-моему любить, значит… любить, одним словом. Не героя, не рыцаря, а просто любить, кто по душе, кто по сердцу – кто не по хорошу мил, а по милу хорош.
– Ну-с, я опять спрошу: за чем же дело стало?