Подставной киллер

– Ресторан-то у вас функционирует, папаша? Или такими делами тоже не интересуетесь?

Гуров не расслышал, что пробурчал в ответ портье, – он уже направлялся к лестнице. Их номер находился на втором этаже. Крячко догнал его и сказал, понизив голос:

– Не нравится мне, Лева, этот артист! Совсем не нравится. Во-первых, врет он, а во-вторых, темная личность. Я, признаться, хотел ему сначала на лапу дать, а потом раздумал. Потому что понял: деньги он возьмет, а правды все равно не скажет.

Гуров посмотрел на него и весело расхохотался.

– Ты чего? – не понял Крячко.

– Да ничего, – ответил Гуров. – Просто мы с тобой об одном и том же подумали. Телепатия называется.

Дежурной по этажу оказалась миловидная блондинка лет сорока с родинкой на левой щеке. Звали ее Евгенией Петровной. Мокрые и голодные гости вызвали в ней почти материнские чувства, и она сразу же предложила им воспользоваться сушилкой, ванной, ресторанными услугами и прочими благами каменской цивилизации. После ледяного приема у портье забота Евгении Петровны растрогала оперативников почти до слез. Крячко даже предложил ей вместе отобедать.

– Нет, этими глупостями я не занимаюсь, – с улыбкой ответила на это Евгения Петровна. – У меня муж есть. А вот если есть какие-то предложения в смысле обслуживания…

Этот железный довод крыть было нечем совершенно, и Крячко просто жалобно посмотрел на Гурова, ища у него поддержки. Но Гуров сделал вид, что взгляда этого не заметил, и обратился к дежурной самым серьезным тоном:

– Предложения есть, Евгения Петровна. Мы в вашем городе люди новые, никого тут не знаем. А говорят, у вас тут неспокойно. Вот на днях, например, женщину якобы зарезали. И вроде из вашей гостиницы постоялец. Это правда или бабьи сплетни?

Женщина прижала к полным щекам ухоженные розовые ладони и, округляя глаза, произнесла трагическим шепотом:

– Значит, вам уже рассказали? Это правда, был такой случай! Ужас какой! И ведь не просто женщину зарезали, а директора санатория, представляете?!

– А насчет постояльца тоже правда? – спросил Гуров.

– И про постояльца правда, – с жаром сказала женщина. – Он не на нашем этаже, он на первом, в восемнадцатом номере жил. А как убийство случилось, исчез. Там Маша в этот день работала, так она, бедная, так натерпелась, что даже на больничный ушла. Всю ночь у нее на этаже милиция шуровала… А убийцу ведь до сих пор не нашли! Вещи его все изъяли, а сам он как сквозь землю провалился. А мы теперь тут по ночам боимся оставаться. Как подумаешь, кто рядом может оказаться…

– А вы сами видели этого постояльца, Евгения Петровна? – спросил Крячко.

– Раза два видела, – кивнула женщина. – Сейчас у нас клиентов мало, так что каждый новый в глаза бросается. А этот мужчина был из себя видный, никогда бы не сказала, что такой негодяй окажется.

– Ну-ка, взгляните, Евгения Петровна, – деловито сказал Гуров, доставая из кармана объемистый бумажник. – Вам случайно не знаком человек, изображенный на этих фотографиях?

Он подошел к столу и разложил на нем несколько снимков, которыми снабдил его в Москве Плескалов. Это были фотографии Дудкина, сделанные в разных обстоятельствах, в основном на каких-то приемах, банкетах и презентациях. На них продюсер выглядел весьма импозантно, победно улыбался и был слегка похож на актера Харрисона Форда в расцвете лет.

Евгения Петровна озадаченно взглянула на Гурова, робко приблизилась к столу и с большим любопытством устремила взгляд на фотографии. Вдруг она побледнела, охнула и уже знакомым жестом прижала к щекам пухлые ладони.

– Ой, граждане! – сказала она тонким жалобным голосом. – А ведь это он и есть! Постоялец из восемнадцатого!

Глава 5

Утренний холод стекал в распахнутый ворот, заползал в рукава, и не было от него никакого спасения. Дудкину показалось, что он лежит на краю водоема и ледяная вода медленно, но неотвратимо пропитывает его одежду и уносит последнее тепло. Он заворочался, попытался выползти из призрачной лужи и вдруг проснулся.

Никакого водоема и в помине не было. Он лежал на деревянной скамейке в каком-то сквере. Вокруг было пусто. Над его головой источал сладостные ароматы цветущий, влажный от росы куст. Цветы были белые, с продолговатыми остроконечными лепестками. Небо наполнялось розовым светом.

Дудкин попытался сесть и едва не упал со скамейки. Все плыло перед его глазами. Голова раскалывалась, точно зажатая в огромные тиски. Тошнота раз за разом подкатывала к горлу. Дудкину было очень плохо, и он не сразу смог вспомнить, что с ним произошло. Малейшее умственное усилие вызывало у него что-то вроде судорог.

Где-то рядом мирно заурчал автомобильный мотор, и через листву сквера Дудкин увидел проехавший мимо патрульный милицейский автомобиль. У него учащенно забилось сердце. Он мгновенно все вспомнил.

Вцепившись ногтями в сырое дерево скамьи, Дудкин перебирал в памяти отрывочные воспоминания вчерашнего дня, и его все больше охватывало отчаяние. Сейчас собственное положение представлялось ему абсолютно безвыходным. Подозрение в убийстве, побег от милиции и в довершение ко всему – он попался как последний лох на крючок Ашота. Сомневаться не приходилось – этот мерзавец обчистил его до нитки. Теперь даже думать нечего о бегстве. Он в ловушке – грязный, опухший и небритый, без денег, без документов, без пристанища. Лучшей приманки для милиции и не придумать. Теперь у него только два выхода – или идти сдаваться, или попытаться разыскать Аполлона. Они условились, что в восемь утра Аполлон свяжется с ним по телефону, и они договорятся о месте встречи. Скорее всего, если бы не возникло никаких непредвиденных препятствий, встреча состоялась бы у него в номере. Теперь все пошло прахом. У Дудкина не было даже часов, чтобы уточнить время.

Да что там время! Он даже не представлял, где сейчас находится. После ужина в «Малине» остался лишь черный провал в памяти без единого просвета. С ним могли сделать что угодно. Могли, например, вывезти в другой город. Спасибо, что хоть не закопали живьем на какой-нибудь свалке.

Дудкин подумал, что выбора у него теперь все равно не осталось, и решил идти куда глаза глядят. Раз он попал в такой нелепый переплет, значит, судьба не оставила ему шансов. Пусть будет, что будет. Придерживаясь за спинку скамьи, он встал и, пошатываясь, побрел по узкой аллее. Голова по-прежнему кружилась, руки и ноги дрожали как у припадочного, глаза слезились. «Видели бы сейчас меня в Москве! – со странным злорадством подумал он. – То-то бы удивились, наверное». Сейчас ему были почти безразличны все его дела и проблемы. Кому все это, в сущности, надо? Вся эта мышиная возня вокруг кинокамеры, вокруг денежных мешков, кастинг, «Кодак», Канны… Ковровые дорожки победителей, белозубые улыбки, иллюзорный мир. Вот он, настоящий мир – холодный и грязный, наполненный опасностями и предельно беспощадный. Его не обманешь этими сказочками про волшебные кольца и золотое веретено.