Место встречи назначает пуля

– Нет, слабее, – прошипел парень и в ожидании уставился на полковника.

– Показывай, – подначивал Гуров.

– Так. – И Верницкий уже более осторожно ударил Гурова в плечо, но тот перехватил движение молодого человека и, сделав захват, снова уложил его на лавку животом вниз.

Крячко торжествующе посмотрел на парня, который, корчась на лавочке в могучих руках напарника, тем не менее не издал ни единого звука. Гуров разомкнул руки, и Верницкий повалился на пол, но тут же, придерживая рукой поврежденное полковником плечо, вскочил на обе ноги.

– Все, вопросов больше нет, – заключил Гуров, отряхивая брюки от возможных частиц грязи, которые могли налипнуть за то время, что оперативники разбирались с компанией гонщиков. – Ведь так, товарищ полковник? – обратился Гуров к напарнику.

– Достаточно. У меня тоже нет, – поддержал его Крячко.

– Хорошо. Тогда перейдем ко второму этапу. Кто нам покажет место, где был убит Михайловский? – спросил Гуров, уже сделав несколько шагов по направлению к выходу.

– Я могу, – отозвался бойкий. – Это я влез первый в машину, когда Михайловского снесло с круга.

– Отлично. Все остальные пока свободны, – сказал Гуров, следуя к выходу.

У самых дверей он приостановился и бросил вопросительный взгляд на Верницкого. Тот заметил, что полковник не сводит с него глаз, и, встав из-за стола, последовал за сыщиками в компании остальных гонщиков. К месту аварии пошли все.

Выйдя из кафе, Гуров обратился к Крячко:

– Как впечатление? Что скажешь?

– Ну, развлеклись по полной. Детский сад какой-то, – ответил напарник, следуя за группой молодых людей, молча шагающих к повороту, где машина Михайловского сошла с круга.

Глава 3

Наконец-то Кулон попал из удушающей жары в рай прохлады, в рай с кондиционером. Это был маленький кабак – полуподвальчик. Кабак был оформлен в русском стиле и находился недалеко от Белорусского вокзала. Кулону нравились грубые тяжелые деревянные столы, по обе стороны которых стояли такие же грубые лавки. Здесь все было основательным, крепким, внушительным. Впрочем, как и сам Кулон. Он вообще любил все масштабное и все русское. Здесь эти вещи соединялись в одно целое, и поэтому тут он чувствовал себя особенно комфортно.

Кулон остановился в дверях и сделал глубокий выдох. Он почувствовал облегчение, как будто вместе с воздухом он избавился от накопившейся усталости за длинный знойный день. Была половина восьмого вечера, а жара на улице стояла, как в полдень. Солнце зло палило, расплавляя асфальт и доводя мозг до кипения. Кулон еще раз глубоко выдохнул. Стол, за которым он обычно располагался, был свободен. Медленно, наслаждаясь прохладой, исходившей от кондиционера, Кулон подошел к своему месту и сел, как всегда, лицом к двери, чтобы видеть входящих. Он окинул помещение вялым взглядом. Народу было мало, и это Кулону понравилось. Он вообще не любил, когда было многолюдно. Ни здесь, ни в каком-либо другом месте. А сегодня это было бы еще и некстати.

К столу подбежал официант, маленький щуплый парнишка лет двадцати. Рыжеволосый и чересчур конопатый, он был одет в белую рубаху с кроваво-красными петухами, подпоясанную таким же красным кушаком. От кровавых петухов и огненной шевелюры паренька у Кулона зарябило в глазах, и из-за этого он не сразу разобрал надпись на бейджике: Иван.

– Чего желаете? – очень бодрым и визгливым голосом пропищал официант, расплываясь в радушной улыбке.

– Пиво. Темное, – тяжело проговорил Кулон. Каждое слово давалось ему с трудом.

– Какое предпочитаете? У нас есть…

– Холодное, – резко прервал Кулон, не дав официанту закончить начатую фразу.

Улыбка сползла с конопатого лица парнишки, когда его глаза встретили усталый и злой взгляд Кулона.

– Да, конечно, – промямлил он еще более высоким голосом, ставя на стол пепельницу, и буквально побежал выполнять полученный заказ.

«Какой ты, к черту, Иван! – тем временем размышлял про себя Кулон, провожая взглядом исчезающего официанта. – Ты – Мойша. Или в лучшем случае Абрам. Вон нос у тебя до подбородка свисает, и глаза меленькие, черненькие… У Иванов глаз таких не бывает… И носов таких не бывает… Да и рыжих тоже не бывает».

Кулон почувствовал, как его мысли начинают ходить по кругу, и от этого разозлился на официанта. Внешне он остался спокоен. Только немного расправил плечи, провел ладонью по крепкой накачанной шее и перевел взгляд на посетителей бара, которых было всего трое. Влюбленная парочка и мужик через два столика от них. Молодые люди сидели напротив друг друга, держались за руки и о чем-то шептались.

«О сексе наверняка щебечут, – морщась, подумал Кулон. – И не лень им в такую жарищу».

Мужик сидел к нему спиной и находился в тени, поэтому Кулон не мог толком разглядеть его. Да и не хотел.

Несвязные и тягучие размышления об окружающей его действительности прервал голос Скулатого:

– Здравствуй, Кулон.

Кулон резко повернулся на голос и через секунду совершенно спокойно произнес:

– Черт! Как кошка подкрался. Ну, чего стоишь? Вид загораживаешь. Присядь.

Скулатый присел напротив и, твердо посмотрев в глаза Кулону, негромко сказал:

– Михайловский погиб.

Пару минут они молча сидели, глядя друг другу в глаза. Только что озвученная Скулатым информация для Кулона была не только неожиданной, но и крайне нежелательной. На его лице не отобразилось ни удивления, ни разочарования. Кулон отлично умел владеть своими эмоциями. Любую информацию, даже самую негативную, он рассматривал с точки зрения выгоды для себя. Он знал, что безвыходных ситуаций не бывает. Кулон занимался бизнесом, где должники иногда пропадали, и их приходилось разыскивать. Иногда они погибали, и приходилось разыскивать их родных… А иногда от должников приходилось просто избавляться. Но все это происходило, если только этого хотел Кулон. И только тогда, когда он этого хотел. Случай с Михайловским сюда никак не вписывался. Сумма, которую он задолжал Кулону, была внушительной, и его смерть в планы Кулона пока не входила.

Еще немного помолчав, Кулон наконец-то задал вопрос:

– Как?

– Пуля, – односложно ответил Скулатый.

Как из-под земли вырос официант, поставил перед Кулоном бокал темного пива и, улыбаясь, спросил:

– Что-то еще бу…

Слова застряли у него в горле, когда Кулон молча поднял на него глаза, и, не собираясь заканчивать фразу, парнишка молниеносно исчез.

Кулон вновь посмотрел на Скулатого. Он знал о людях, которые на него работали, все или практически все. И особенно его интересовало то, что от него пытались скрыть. Скулатый по непонятным причинам кое-что утаил из своего прошлого. А прошлое это было во многом типичным для людей вроде Кулона. Спортсмен, дзюдоист, получивший травму колена в начале блистательной карьеры. Затем начал спиваться и, как это часто бывает, потерял все. Сначала уважение, потом друзей, квартиру, родных… Пять лет назад он бросил пить и приехал из родного Свердловска в Москву. Перебиваясь случайными заработками, от каменщика до вышибалы, грузчика, таксиста, Скулатый параллельно искал выход на нужных и сильных людей. Все это он рассказал еще при первой встрече Кулону два года назад. Все, кроме того, что он был мастером спорта по биатлону. Об этом Кулон узнал уже позже.

«Не твоя ли это пуля догнала Михайловского? – размышлял про себя Кулон. – Насколько мне известно, стрелял ты лучше, чем бегал. Вот оно как выплыло. Неужели на мое бабло позарился? Хотя это как-то на него не похоже… Неужели на кого-то еще работает, гнида?»

Вслух же он произнес:

– А бабки где?

Голос его при этом был спокойным и тихим. Больше, чем ответа, Кулон ждал прокола со стороны Скулатого.

– Не успел взять, – ответил тот, так же спокойно глядя в глаза Кулону. – В него выстрелили на треке, прямо во время гонок. Бабло он обещал отдать после заезда. С ним Ткаченко должен был рассчитаться и за эту, и за две предыдущие гонки…

– Меня подробности не интересуют, – прервал его Кулон. – Я тебе дело поручил, а ты его не выполнил.

Он пристально смотрел в лицо Скулатому, все еще ожидая, что тот выдаст себя.

– Дело я закончу. Из кого выбить бабки, найду, – твердо и уверенно ответил Скулатый.

– Конечно, найдешь. И из кого бабки выбить, и кого за лишний напряг наказать. Мне на Михайловского насрать, ты же знаешь, но тот, кто убрал его, планы мне попутал. Да и настроение, честно говоря, испортил. Не мог он не знать, что эта гнида гоночная мне бабки должна. Вся Москва об этом знает. – И, перегнувшись через стол, почти соприкоснувшись лицом со Скулатым, с улыбкой вкрадчиво закончил: – Значит, не уважает меня. Обидеть хотел. А я этого не люблю и не прощаю.