– Кто дежурил в эту ночь?
– Я.
– Во время своего дежурства вы не слышали каких-то необычных звуков? Громкие хлопки, петарды?
– Нет, не слышал.
– Понятно. Спасибо, вы мне очень помогли.
Гуров уже хотел было уйти, но тут ему вспомнилась одна деталь на захоронении Рябовых, и он задал еще один вопрос:
– За теми могилами, где обнаружили труп, кто-то ухаживал?
– А как же? Обязательно, – оживился мужчина. – Они и сервис специально заказывали. Все, как полагается. Наши и ухаживали. Обязательно. И наши, и хозяин сам, он тоже следил. Приезжал. Все, как полагается.
– А то, что на второй могиле просто земляная насыпь, это тоже хозяин так распорядился? – прервал Лев неожиданную словоохотливость сторожа. – Там ведь даже венков нет. Немного странно, вы не находите?
– Это у дочки-то его? Как же нет? Были. Были и венки, и цветы всякие. Очень пышно, красиво все у них там было заказано. И музыка была. Как же? Все, как полагается.
– Так куда же все это делось?
– Известно куда. Убрали. А как же? Там ведь измерить все, поровнять нужно. Ставить-то его, памятник этот, не на венки же. Вот и убрали. Это уж как полагается.
– То есть хозяин собирался ставить на могилу дочери памятник?
– Обязательно. Это уж как полагается. Наши и делали. У нас заказал. У нас мастера хорошие, и образцов много. Вон, видите сколько, – кивнул на шкаф мужчина. – Можете посмотреть.
– Спасибо, для меня это пока неактуально. Как-нибудь в другой раз.
Гуров вежливо попрощался и вышел на улицу.
Дождь уже хлестал вовсю. Совершив небольшой спринтерский забег, он заскочил в машину и поехал в Управление.
«Так, значит, он собирался ставить памятник, – по дороге раздумывал Лев. – Что ж, вполне логично. Трогательная память любящего отца, насущные заботы, хотя и печальные, но в целом вполне обыденные и повседневные. На наличие причин для самоубийства пока указывает немного. Скорее наоборот. Как-то нелогично выглядит, что в самом разгаре этих забот, не завершив начатое, человек вдруг решил покончить счеты с жизнью. Впрочем, не будем торопиться с выводами. Послушаем, что скажет генерал».
Доехав до Управления, Гуров сразу прошел в кабинет Орлова.
– А, Лева! Проходи, – приветствовал его генерал. – Ну как там, все в порядке?
– Если под «порядком» подразумевается бесхозный труп, то да.
– Рад, что ты в хорошем настроении, но шутки твои в данном случае неуместны. Дело неприятное. И чем быстрее мы с ним развяжемся, тем спокойнее будем спать. Я-то уж точно. Так что там, на месте? Осмотрели все тщательно?
– Да, вполне. Ребята поработали вполне профессионально, все сфотографировали, пистолет изъяли, отправили на экспертизу. У трупа в голове дырка, так что по поводу причин смерти, думаю, разночтений не возникнет. Правда, лежал он как-то уж чересчур аккуратно, но…
– Не-ет, не-ет! Это ты мне даже не начинай! – замахал руками Орлов. – Я даже слушать не хочу. У человека месяц назад дочь умерла, и я тебе сто свидетелей приведу, которые своими глазами видели, как он страдал, и своими ушами слышали, как он говорил, что теперь ему и жизнь не мила. Так что могу тебе повторить твои же слова – по поводу причин смерти разночтений быть не может. Понятно тебе это слово? Не мо-жет.
– Да понятно мне, понятно. Зачем так волноваться?
– А затем. Затем, что мне в отличие от тебя известно, какие люди этим делом интересуются. И мне эти проблемы не нужны. Абсолютно! Понятно тебе это слово? Абсолютно не нужны! И вообще, что это у тебя за манера такая, Гуров, на пустом месте всегда «подоплеку» выискивать? Дело – яснее ясного.
– Так я об этом и говорю, – поспешил подтвердить Лев, уже начинавший уставать от этого шквала эмоций. – В целом все в порядке. Место осмотрели, пистолет отправили на экспертизу.
– В целом. Знаю я это твое «в целом», – недоверчиво поглядывая на полковника, проговорил Орлов. – Ладно. Слушай сюда. Человек этот – Рябов Дмитрий Петрович. Чиновник самого что ни на есть высочайшего ранга. Работал в Министерстве обороны, занимался контрактами на производство военной техники. Конкретно – авиационной. Еще более конкретно – курировал заказы объединенной авиастроительной корпорации. Это несколько очень серьезных предприятий, если ты не в курсе. Можно сказать, вся наша военно-воздушная техника там выпускается. И истребители, и ракетоносцы, и прочее, что на вооружении находится. Хотя не об этом сейчас речь. Просто я тебе хочу объяснить уровень, чтобы ты понял, о каких людях речь идет.
– Да я понял.
– Погоди, не перебивай. Так вот, значит, у этого Рябова около месяца назад умерла дочь. Самоубийство.
– Как? И здесь самоубийство? – Удивление полковника было совершенно искренним.
– Погоди, не перебивай! Там что-то вроде несчастной любви. У девушки этой был парень, и парню этому однажды сильно не повезло. Он оказался в СИЗО, а в СИЗО, сам знаешь…
– Минуточку! Как-то у меня плохо вяжутся дочка чиновника из Минобороны и парень из СИЗО.
– А ты, похоже, решил, что его за мордобой взяли? – усмехнулся Орлов. – Нет, Лева, за парня ты не волнуйся. У парня этого все в шоколаде было, пока его за руку не схватили. Правда, конкретно в его дело я глубоко не вникал, но в общих чертах могу тебе сказать, что устроен он был неплохо, как говорится, при «кормушке». Тоже, кстати, что-то связанное с военной промышленностью и госзаказами. Вполне возможно, что сам же Рябов будущего зятька и пристроил. Только впрок не пошло. То ли не сориентировался парень вовремя, то ли слишком жадным оказался, только поймали его на нехороших делах. Ну и, соответственно, закрыли. Но по-настоящему не повезло ему даже не в этом. Закрыть-то любого могут, а вот так, чтобы живым оттуда не вернуться, это не с каждым случается.
– Убийство в СИЗО?
– Именно. В одной камере что-то с соседями не поделил, перевели в другую. Но, видно, и там не прижился. В общем, нашли его мертвым, и признаваться, как ты и сам, наверное, понимаешь, никто не спешит. Сокамерники говорят, что было самоубийство, следователи вроде бы склоняются к тому, что убийство, а воз, как говорится, и ныне там. Оно и до сих пор еще не закрыто, дело это, насколько я знаю. Но для девушки все это, похоже, стало уже неважным. Любимого нет, а уж убийство там или самоубийство, это вопрос шестнадцатый. Погоревала она, погоревала, да и следом отправилась. Наглоталась таблеток, запила водкой. Вечером Рябов с работы пришел, «Скорую» вызвал. Да только поздно. Врачи определили, что к тому моменту она уже несколько часов мертва была.
– Да, невесело.
– Еще как. Поэтому я тебе и говорю – не выдумывай, пожалуйста, лишних проблем на пустом месте. В этом деле все очевидно, и мутить воду тебе совершенно незачем. У Рябова два года назад умерла жена. Дочь – единственный, можно сказать, родной человек, оставшийся у него. Неудивительно, что он тяжело переживал потерю. И такой исход… он трагический, конечно, но вполне объяснимый. У меня есть информация, что многие из его коллег свидетельствуют, как он неоднократно высказывался в том смысле…
– Что жизнь ему не мила?
– Да! Именно! И я не вижу здесь никаких поводов для иронии.
– Да я и не иронизирую. А пообщаться с ними можно будет, с этими коллегами?
– Нужно! Обязательно нужно пообщаться. И с ними, и со всеми, с кем ты посчитаешь необходимым. Чем больше у тебя будет реальных свидетельств, тем меньше возникнет поводов придумывать что-то от себя.
– Да я не придумываю…
– Ладно, ладно! Закрыли тему. Теперь, когда ты в целом в курсе предыстории этого происшествия, надеюсь, и для тебя вся эта загадочная «подоплека» стала очевидной. Человек не выдержал давления обстоятельств, не устоял перед бедами, разом обрушившимися на него. Твоя задача – провести добросовестное расследование и установить факты, не допускающие разночтений в трактовке этого трагического события. Надеюсь, все ясно?
– Более чем.
– Вот и отлично. Исполняй!
Выйдя из кабинета начальника, Гуров испытывал двойственные чувства. С одной стороны, рассказанная Орловым «предыстория» действительно была довольно печальной и в целом могла привести даже к такому финалу, как самоубийство. Но с другой – те мелкие подозрительные нестыковки, которые заметил он на кладбище, все время вертелись в голове и не давали успокоиться на «официальной версии».
«Самоубийство в подобных случаях – это чаще всего акт спонтанный, – размышлял полковник. – Увидел Рябов мертвой любимую дочь, впал в аффект – вот вам и самоубийство. Тогда все выглядело бы логично, и действительно можно было бы говорить о прямой связи между этими событиями. Но на сегодняшний день с момента смерти дочери Рябова прошел уже месяц. Он занимался обустройством могилы, собирался устанавливать памятник. Нет, об аффектах здесь говорить не приходится. Разве еще что-нибудь из ряда вон выходящее случилось».
Но даже если такой случай действительно произошел, Гуров понимал, что просто так ему об этом вряд ли кто-нибудь расскажет. Дело действительно было очень неприятным, и, учитывая статус персоны и сферы, в которых вращался Рябов, на особую откровенность надеяться не стоило.
Впрочем, матерый полковник и сам был не лыком шит. Его возможности и связи позволяли получать информацию не только из допросов. Поэтому, прежде чем приступить к беседам с коллегами Рябова, он решил изучить его досье.