Наемный убийца

Комиссар взглянул одобрительно, поднял рюмку, пригубил и кивнул:

– Я знал, Дитер, ты разумный мальчик. Ты пойдешь в русскоязычные кварталы и будешь там болтаться до тех пор, пока не добудешь информацию. Русская колония невелика, все друг друга знают, чужака видели, а он обязательно там появлялся. Возраст, внешность, как он себя называл, конечно, не своим именем, откуда он родом. Конечно, он врал. Когда мы соберем все, тогда ты можешь прилететь в Москву и сказать: мол, мы сделали что могли, теперь давайте работать вместе.

Дитер знал русское выражение «хорошее кино», чуть было не произнес вслух, удержался, сказал:

– Сделаю все возможное, господин комиссар. Но русских следует ориентировать уже сейчас.

– От наших ориентировок горит любая электроника, уверен, что сейчас русским не до наших забот, – ответил комиссар. – В прошлом году у нас была группа офицеров из Москвы. Ты патрулировал с одним из них, вы попали в перестрелку, захватили двух бандитов. Мне показалось, что и ты, и русский в своих рапортах что-то утаили. Это так?

– Прошло столько времени…

– Инспектор! – Комиссар спохватился и мягко продолжал: – Дитер, мальчик, мне кто-то шепнул, что в русского стреляли с нескольких метров и ты вытолкнул его с линии огня. Это так?

– Мой русский напарник был человек очень опытный и быстрый, он бы справился и сам, возможно, я немного ему помог.

– Прекрасно! – Комиссар допил рюмку. – Позвони этому опытному и быстрому парню и попроси тебе помочь.

– Извините, но я не могу, господин комиссар, – твердо ответил Дитер.

Комиссар устал от непривычно долгого разговора. Дитер начинал раздражать своей молодостью, невозмутимостью, теперь и упрямством. Но старый полицейский лишь чуть прибавил голоса и терпеливо продолжал:

– Ты читаешь русские книги, но ничего об этих людях не знаешь. Россия – страна особенная, там законы и приказы не выполняются, а по дружбе пойдут и под нож, и под пулю. В России все делается по знакомству, звони этому парню.

– Не могу! – Дитер встал. – Когда я провожал русских на аэродром, то узнал, что мой напарник не «этот парень», а полковник.

– М-да, скверно, – растерянно произнес комиссар, провел пальцем по щеточке усов, почесал седой висок. – У них все не так, как положено. Я точно помню… оперативный работник, значит, инспектор.

– Полковник Гуров – старший оперативный уполномоченный по особо важным делам Главного управления Министерства внутренних дел России, – сказал Дитер Вольф.

– И он патрулировал с тобой в машине, стрелял, даже дрался? – Комиссар вновь почесал висок. – Когда говорят, что русские люди загадочные, я смеюсь, теперь… – Он кашлянул и замолчал.

– Они произошли от других обезьян, господин комиссар. У них другая таблица умножения, и на месте правой руки у них левая. А полковник Гуров так просто больной, так считают даже его русские коллеги. И я, рядовой инспектор, не могу звонить полковнику…

– Верно, верно, иди продумывай легенду, готовься, я подумаю. – Комиссар встал; когда дверь за подчиненным закрылась, поморщился, даже развел руками. – Полковник… По особо важным делам… Бегает ночью по улицам и дерется… Россия!

Полковник Гуров вошел в парикмахерскую. На давно не мытой витрине было написано «Салон». Сыщик оглядел унылое, обшарпанное помещение. В салоне не было ни души, четыре кресла глядели в мутные зеркала на свои облезлые спинки. Три кресла явно никого не ждали, перед четвертым на некогда белой полке валялись инструменты, не лежали, именно валялись, и хотя Гуров с расстояния в несколько шагов хорошо рассмотреть не мог, но казалось, что инструменты в волосах клиента. Хотелось тихо уйти и никогда сюда не возвращаться. Гуров был полковник, сыщик, мужик волевой, соблазн поборол, кашлянул и громко сказал:

– Здравствуйте. Извините, что без предупреждения!

В проеме двери, ведущей в служебное помещение, никто не появился, он подошел ближе и повторил:

– Здравствуйте!

Из одной двери в другую прошла девушка в каком-то халате, с кружкой в руке, на Гурова не взглянула, крикнула:

– Светка, клиент пришел!

Не прошло и пяти минут, как вышла надменная девица с лицом, раскрашенным, как у индейца, собравшегося на тропу войны.

– Будем стричься? – Девица взглянула на голову клиента и вздохнула: – Вы знаете, сколько это стоит?

– Я вытерплю.

– Как желаете? – Девица подошла к креслу, махнула салфеткой.

– Хорошо, – ответил Гуров. – Я желаю, чтобы меня постригли хорошо.

– Стрижка модельная, – вынесла приговор девица, – тогда моем голову.

Полковника мыли и стригли даже не как щенка, а словно предмет неодушевленный – пригибали и крутили голову, подталкивали, нажимали на плечи или тянули вверх. К мастеру подходили и отходили люди, что-то предлагали купить или продать, дважды мастер уходила к телефону. Девицы разговаривали между собой о шмотках, выпивке и мужиках.

Когда Гуров, заплатив по его полковничьей зарплате большие деньги, оказался на свободе, его жизненный опыт стал несколько богаче, а ведь он проработал двадцать лет не в историческом музее, а в уголовном розыске. Понятно, в сорок два года человек не впервые заглянул в парикмахерскую, и приватизация началась не вчера, да и цены отпустили не сегодня, пора бы к демократии привыкнуть. Однако сыщик расстроился. Вроде бы он всегда женщинам нравился, а тут оказалось, что он и не мужик вовсе, обидно. Когда случались неприятности либо тоска без видимых причин, Гуров шел в тренажерный зал, в баню, если пришло время, в парикмахерскую, затем надевал свежую рубашку, парадный костюм, новый галстук. Какая здесь логика? Да никакой, главное, чтобы помогало. Сегодня он начал с парикмахерской, так на тебе, такой конфуз получился.

А началось все вчера, около полуночи раздался телефонный звонок из Мюнхена. Когда разговариваешь с заграницей, слышно значительно лучше, чем если позвонит сосед, у которого кончились сигареты.

– Добрый вечер, господин полковник, вас беспокоит Дитер Вольф из Мюнхена. – В трубке ничего не трещало, голос звучал чисто, не уплывая в небытие. – Извините ради бога, мне чертовски неловко, но обстоятельства…

– Здравствуйте, Дитер, – ответил Гуров, хотя подмывало заметить, что полночь отнюдь не вечер и кончай слова говорить, выкладывай свою просьбу. – Как здоровье? Как поживает Анна?

– Спасибо, господин полковник. У нас все в порядке. – Дитер запнулся и вздохнул.

– Дитер, мы с вами профессионалы, я вас слушаю.

– Две недели назад у нас произошла катастрофа, двое погибли на месте, один из них ребенок, мать находится в реанимации. Вы меня понимаете, господин полковник?

– И я понимаю, и любой, кто нас слышит, понимает, – ответил Гуров. – Вы полагаете, что исполнитель приезжал от нас?

– Сожалею, господин полковник.

– Вы, немцы, люди аккуратные, конечно, послали официальную бумагу?

– Я приношу свои извинения, господин полковник, сообщение мы послали, но пока нет ничего конкретного. Вы знаете, в нашей работе…

– Я знаю, Дитер, – перебил невежливо Гуров. – Что вы имеете по исполнителю?

– Тридцать лет, русый, рост и фигура средние, проживает предположительно… – И Дитер назвал город в России.

– Так много! Это мы вмиг организуем.

– Я вас понимаю, господин полковник, приношу извинения. Я не хотел вас беспокоить, но господин комиссар настоял. Извините…

– Дитер! – перебил Гуров. – Перестаньте извиняться, меня это раздражает. У вас комиссар, а у меня генералов… – Он хотел сказать, что генералов над ним как у сучки блох, но закончил коротко: – Достаточно. Я понимаю, такой расклад, что комиссар считает, что вы в прошлом году оказали мне услугу, потому можете обратиться с личной просьбой. Так вот, передайте комиссару… Вы когда прилетаете?

– Через несколько дней, господин полковник. – Дитер запнулся и вздохнул: – В общем, так.

– Позвоните в это же время, сообщите день и рейс. Низкий поклон Анне. Спокойной ночи. – Гуров не стал ждать извинений и благодарностей, положил трубку, сказал: – Цирлих-манирлих, только тебя мне и не хватало.

То патрулирование в Мюнхене Гуров, конечно, хорошо помнил, глупость произошла чрезвычайная. Ночь текла однообразная, скучная, Гуров дремал на переднем сиденье, вел машину, естественно, Дитер Вольф, который за истекшую неделю полковнику изрядно надоел чрезвычайной вежливостью, опекой, пояснением элементарных оперативных истин и скрытой обидой, что его, Дитера Вольфа, квалифицированного детектива, заставляют патрулировать и выполнять роль гида. Немец не знал звания и должности своего напарника, иначе язык бы придержал, не знал, что и совместное патрулирование происходит по просьбе именно Гурова.