Бросок кобры

Павел Петрович Усов был тот самый предатель, которого выявил Гуров. Усов, в прошлом полковник милиции, был завербован уголовным авторитетом, изобличен, но вина его не была доказана, и после четырех месяцев предварительного заключения Усова освободили, но из милиции уволили.

– Если, как ты, Петр, его называешь, «Бюро добрых услуг» существует, то в его организации не обошлось без участия бывшего сотрудника спецслужбы. Это может быть Усов, Иванов, Сидоров, но в прошлом он не вор в законе, не уголовный авторитет, а оперативник, следователь, возможно, прокурор.

– Даже если мы его выявим, интересно, как доказывать станем? – пробормотал Крячко.

– Не сможем доказать, ты его убьешь, – спокойно ответил Гуров.

Белесые брови Орлова поползли вверх, он засопел, сказал сердито:

– Подобные шутки в моем кабинете недопустимы, полковник.

– Я не шучу, господин генерал. – Гуров загасил сигарету, бросил окурок в корзину для бумаг. – Я сказал, убьет, значит – убьет. – Он вытянул руку, словно пытаясь остановить готового вспылить генерала. – Наш выстрел всегда второй, в порядке самозащиты.

– Организатор такого масштаба не носит оружия, тем более не станет стрелять, – сказал Крячко.

– Это твоя головная боль, Станислав, – сухо ответил Гуров. – Два года назад я в порядке самообороны застрелил Виктора Живолуба. Вы оба знаете, что я мог его не убивать, только ранить… Вы два года молчите, я два года молчу, жизнь продолжается. Если я выявлю организатора «похоронного бюро», то мы либо докажем его вину, либо убьем. Второй раз я такого преступника, как Усов, освободить не позволю.

– Вы свободны, господа, считайте, что я ничего не слышал. – Орлов кивнул и без надобности подвинул к себе какую-то папку.

– Как хорошо быть генералом, – сказал Гуров, шагнул через порог и закрыл за собой дверь.

Вернувшись в свой кабинет, сыщики не стали возобновлять разговор. Гуров просматривал почту, Крячко взял графин, полил чахлый цветок, стоявший на подоконнике, не сдержался, недовольно сказал:

– Зря ты так, Лев Иванович. – Хотя они были знакомы около пятнадцати лет и Крячко был моложе Гурова всего на четыре года, Станислав называл друга по имени-отчеству. – Дело не в том, что Петр генерал, просто не надо было… – Он запнулся, развел руками. – Если случится стрелять, так никуда не денешься, а так выходит, что с заранее обдуманным намерением. Ты вроде как Петра соучастником делаешь.

– А почему все говно должен я глотать в одиночку? – Гуров выбрал из документов три листа, сколол скрепкой, перебросил на стол Крячко. – Скажи мне, душелюб и человековед, почему ребята в конторе с того момента, как я установил, что Пашка Усов нас предает, смотрят на меня, словно я виноват в чем?

– Тебе чудится. Большинство подзабыло, а ты помнишь, они чувствуют, что ты помнишь. Людям неприятно. И потом, видишь ли, командир, теплоты в тебе нет, ты словно под стеклянным колпаком живешь. Мы с Петром привыкли, знаем, ты мужик нормальный, в жилах у тебя кровь, красная и горячая, но масочку ты носишь довольно неприятную. Ты посчитай, сколько раз в день ты улыбнешься, и не из вежливости, а от души. Я тебя молодым помню, ты порой смешливый был, а теперь… Да ты сам отлично знаешь.

– Я просто честный, как себя чувствую, так и веду.

– Вот-вот, получается, что ты честный, а другие только прикидываются. Большинство ребят тебя любят и уж все уважают, но многие и побаиваются, даже начальники: ты же можешь сказать, что думаешь, обидеть.

– Я редко хочу обидеть.

– Знаю, ты просто об этом не думаешь.

– А ты?

– А я стараюсь не говорить серьезно, потому людям со мной легко. Мерзости в жизни хватает, а в нашей работе так через край, даже не к месту пошутить не грех. Знаешь, Лев Иванович, за столько лет что-то не помню, чтобы мы с тобой по душам разговаривали. К примеру, тебе не кажется странным, что я тебя по имени-отчеству зову?

– Мне безразлично, а ты зовешь как тебе удобнее.

– А ты знаешь, что ты талантлив?

– Талантлив? – Гуров отложил бумаги. – Не думал, знаю, что сыщик я стоящий. Некоторые вещи я делаю лучше, чем другие. К примеру, помощников вербую лучше тебя. Так это не от способностей каких, а от щедрости. Я редко требую результат немедленно, даю, что могу дать в рамках закона, а уж отдача – как сложится.

– Вербуешь лучше, считаешь быстрее и точнее, видишь то, что большинство не замечает. Ты, Лева, мне надоел, давай о деле.

Гуров взглянул недоуменно, пожал плечами.

– Вот так! – Крячко нагнулся через стол, ткнул в Гурова пальцем. – Ты на людей не смотри. Так взрослый смотрит на пацана, я-то знаю, что ты непроизвольно, а людям обидно!

– Не смотри, не говори, дышать-то можно? – Гуров улыбнулся.

– Дыши, разрешаю. – Крячко скорчил гримасу. – Друг мой, ну дерьмовая жизнь, и люди в большинстве своем не очень, так не бери все к сердцу, будь проще и чаще сплевывай. Тебе жениться надо, ребятенка родить…

– И сделать его сиротой!

– А ты не думай об этом!

– Кто за меня будет думать? У меня сейчас вроде романа. Маша хочет регистрироваться и рожать.

– Давай организуем!

– Рожать?

– Дурак, свадьбу организуем!

– Если у меня будет семья, я стану трусом.

– Значит, я трус?

– Тебя я берегу, меня уберечь некому. Только я сам. Один.

– А я? А Петр?

– Петр поручил мне розыск «бюро», а ты промолчал. А ты понимаешь, что если такое «бюро» существует и я приближусь к нему, то сразу окажусь в зоне прямого огня? – Гуров смял лежавшую перед ним бумагу, швырнул в корзину. – Не знаю, люблю я Марию или лишь увлечен, но втягивать ее в омут не имею права… Да еще ребенок! С ума сойти можно.

– Лев Иванович! – Крячко вышел из-за стола и на манер Гурова стал расхаживать по кабинету. – Сотни ментов женаты и имеют детей!

– Сотни ментов – одно, а сыщик Гуров – иное, – сухо ответил Гуров. – Да, я не такой, как все, и сделать ничего не могу. Но я к тебе прислушиваюсь. Год назад ты сказал, что пью лишнее, я практически спиртное исключил. Теперь буду следить за собой, постараюсь быть мягче, интересоваться, как здоровье, как супруга, в какой класс перешел ребенок…

– Не надо! – перебил Крячко. – Лишнего не надо, людей напугаешь.

Звякнул телефон. Гуров снял трубку:

– Здравствуйте, слушаю вас внимательно, – и подмигнул Крячко.

– Здравствуй, Лев Иванович, ты здоров? Это Гойда.

– Привет, Игорь! Как здоровье, дома все в порядке? Прокуратура на месте? Ильюшенко сняли или он все еще в отпуске?

– Что с тобой? – удивился следователь прокуратуры. – Я работаю в прокуратуре города, меня и.о. Генерального мало интересует.

– Тогда выкладывай, что случилось?

– Вот, узнаю сыщика Гурова, – довольно произнес следователь. – Я получил анонимку, думаю, она тебя заинтересует.