Продавец острых ощущений

– Возможно, сначала били битами, а затем, когда упал, добивали тесаками, – предположил Лев.

– Неверное предположение, – Филиппыч покачал головой. – Дело в том, что убитый вообще не падал. До того момента, пока его не выбросили из окна, разумеется.

– Не понял, это как? – Удивление Гурова было неподдельным. – Хочешь сказать, Кадацкий настолько крепкий парень, что его не свалили полсотни ударов битами и тесаками?

– Восемьдесят шесть битой и более сорока тесаком, – поправил Филиппыч. – Впечатляющие цифры, верно? Но насчет крепости ты не прав, парень умер практически сразу. Скорее всего, от страха. Сердце не выдержало и трех ударов. Я бы сказал, первый удар по голове вырубил уже практически мертвое тело. Процесс остановки сердца в результате инфаркта запустил именно этот удар, но до полной остановки оно дошло, когда парень был уже без сознания. И все же он не падал. Есть предположения почему?

– Специально держали?

– Именно. Зачем? Не спрашивай, на этот вопрос ответа у меня нет. Но держали однозначно. И били одновременно по рукам и по ногам. Трое орудовали битами, и их целью были ноги. Еще минимум трое работали тесаками, здесь целью были руки и торс. Каждый удар битой – перелом. Каждый удар тесаком – до кости. Когда количество ударов дошло примерно до двадцати, из тела начали выпадать куски. Их упаковали в отдельный контейнер, ты об этом знал?

– Жуть! Просто немыслимо, кому понадобилось так изгаляться? – не сдержался Лев. – Ведь ясно же было, что он уже мертв.

– Ты у нас спец по части мотивов, вот ты и думай, – усмехнулся Филиппыч. – Скажу откровенно, такой жестокости я давно не видел.

– Если навскидку, тут два варианта, – начал размышлять вслух Гуров. – Либо в раж вошли, остановиться вовремя не сумели. Либо такова была их цель, и тогда это больше похоже на ритуальное убийство.

– И снова не соглашусь. В ритуальном убийстве больше эстетики, если так позволительно сказать про убийство. Четкие границы – да, но конечная картина – ни в коем случае.

– Еще что-то есть для меня? – Гурова уже подташнивало от подробностей кровавой бойни, совершенной над одним человеком.

– Практически ничего. Перед смертью парень как следует подкрепился, причем не в дешевой забегаловке, а в приличном ресторане. Вывод: опасности он не ожидал, иначе кусок в горло не полез бы. Еще на шее, ближе к затылочной части, след от помады. Кто-то, питающий к парню особо нежные чувства, имел с ним интимный контакт в день смерти.

– Непосредственно перед убийством?

– Нет, в течение дня. Он успел сменить нижнее белье, а вот помыться полностью возможности не было, – пояснил Филиппыч. – Может, спешил на встречу, или воду отключили, и он ограничился полумерой. Теперь все. Официальный отчет жди через три дня, писанины тут много. Возникнут вопросы – звони в любое время. Это дело меня заинтриговало.

– Ты не сказал насчет координатора, – напомнил Гуров.

– Здесь все очень просто. Такой силы и жестокости побои совершают люди, для которых убийство является чем-то вроде десерта. Поэтому им и нужен человек, который вовремя отодвинет тарелку с тортом на край стола, пока у лакомки пузо не лопнуло. Я ясно выразился?

– Достаточно ясно.

– Ну, тогда бывай, полковник.

Филиппыч задвинул каталку с трупом обратно в камеру, проводил Гурова до выхода и вернулся в комнату отдыха к своим бутербродам.

А Гурову прибавилась еще одна головная боль. Кому понадобилось совершать такое изощренное убийство? Намеренно ли это сделано, случайно ли? С чем он имеет дело: с четким планом, отступать от которого не велено даже по причине нецелесообразности, или со спонтанным избиением «до последнего удара»? Ответы на эти вопросы лежали за гранью понимания. Пока за гранью.

После посещения морга ехать обратно в Управление не хотелось, нужно было переварить увиденное и услышанное, чтобы иметь возможность двигаться дальше. Срочных дел на этот день больше не было, важной информации не предвиделось, а рабочий день давно закончился, поэтому Лев поехал прямиком домой.

Поставив машину у подъезда, он поднял голову. В квартире во всех окнах горел свет. «Маша принимает гостей? Странно. Какой-то праздник, о котором я забыл?» Пока поднимался на этаж, перебрал в уме все возможные праздники, но так и не вспомнил, чем могла быть вызвана иллюминация в окнах.

Дверь открыл ключом. В нос ударил терпкий запах мускуса вперемешку с нежным ароматом ванили. «Точно праздник, – пронеслось в голове. – Только бы не годовщина, иначе за отсутствие подарка мне здорово прилетит». На звук открывающегося замка в прихожую выпорхнула Мария. В легком платьице вместо домашнего халата, со свежим макияжем на лице. Вся такая благоухающая и все равно невероятно домашняя. Сердце затопила волна нежности. Сколько лет они вместе, а чувства все еще свежи. Удивительно!

– Как хорошо, что ты пришел! – Колокольчики в голосе супруги сегодня звенели по-особенному. Она подошла вплотную, прижалась к мужу всем телом, нежно поцеловала в губы.

– У нас праздник, а я забыл. – Фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение.

– Нет, ты ни о чем не забыл, – засмеялась Мария.

– Тогда что все это значит?

– Что «все»?

– Все это: платье, духи, ваниль.

– Ты имеешь что-то против платья? – шутливо нахмурилась Мария.

– Мне очень нравится твое платье, – искренне ответил Гуров.

– Тогда идем на кухню, кормить тебя буду.

Жена упорхнула так же внезапно, как и появилась. Лев прошел в ванную комнату, вымыл руки, сполоснул лицо. Вытираясь полотенцем, взглянул в зеркало. «Вполне симпатичный мужчина, – дал он сам себе нескромную оценку. – Морщин бы на лбу поменьше, взгляд чуть веселее, и хоть в артисты записывай».

– Что ты там копаешься? – крикнула из кухни жена. – Все остынет.

Он повесил полотенце и прошел на кухню. Стол, накрытый скатертью, десяток тарелок, заполненных разнообразными закусками, и огромное блюдо с говяжьей ногой в центре, снова возродили сомнения.

– И все-таки у нас праздник, – повторил Лев.

– Не совсем. Скорее повод, – сжалилась над мужем Мария. – Меня утвердили на роль Ларисы в «Бесприданнице»!

Услышав новость, Гуров подхватил жену и закружил по кухне.

– Отпусти, ты все порушишь! – смеясь, потребовала она.

Лев опустил Марию на пол и произнес:

– Шикарная новость!

Новость действительно оказалась шикарной. Когда в театре заговорили о том, что постановкой к следующему сезону может стать классическое произведение Островского, в гримерках тут же пошли споры, кого назначат на главную женскую роль. Мнения разошлись: одни говорили, что роль достанется новой фаворитке главрежа Миланочке, другие утверждали, что лучше Кухаревой эту роль не исполнит никто, третьи считали, что режиссер устроит конкурс и по результатам выберет актрису.

Три месяца Мария места себе не находила, пребывала то в жуткой депрессии, то на невероятном подъеме. Сыграть роль Ларисы в «Бесприданнице» была ее давняя заветная мечта. Можно сказать, с детства. Гуров об этом знал, как мог поддерживал жену, но не был уверен, что главреж, с которым у Марии совсем недавно произошел серьезный конфликт, утвердит на роль именно ее. И вот, мечта Марии совсем скоро сбудется.

– Представляешь, он даже пробы не проводил. Собрал труппу и объявил: кроме Маши в этой роли никого не вижу, – щебетала Мария. – Как будто мысли мои прочитал! Как будто в детские мечты заглянул и решил их исполнить. Скажи, разве такое бывает?

Гуров вспомнил слова вице-губернатора о Валерии Кадацком и задумчиво произнес:

– По всей видимости, бывает.

– Ты сейчас подумал о чем-то плохом, – насторожилась жена. – Что случилось? Что-то на работе?

– Не будем об этом, – отмахнулся Лев. – Сегодня такой день, великий день. Зачем же омрачать его?

– Уверен, что не хочешь обсудить?

– Абсолютно.