Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости

В команду он взял сына своего ближайшего сподвижника, капитана Николая Федоровича Головина[28 - Отец Николая Головина – Федор Алексеевич Головин был выдающимся русским дипломатом и государственным деятелем, имел чин генерал-адмирал. Он составил и заключил Нерчинский договор 1689 года с Китаем. Был вторым послом Великого посольства в Западную Европу Совместно с Петром I вел в 1699 году секретные переговоры о заключении договоров с Саксонией и Данией. Участвовал в создании русского флота, был начальником Военно-Морского приказа. Принимал участие в организации русской регулярной армии. В 1700 году возглавлял Посольский приказ и одновременно ведал Ямским приказом и Оружейной, Золотой и Серебряной палатами. Ввел гербовый сбор в России. Умер в 1706 году] и капитан-командора Наума Акимовича Сенявина, который состоял в 1699 году матросом на корабле «Отворенные врата», совершившем плавание из Таганрога в Керчь под управлением самого Петра I…

Сопровождаемый яхтой и девятью галерами ботик поплыл в Петербург.

Грохотом барабанов, звоном литавр, ружейной пальбой приветствовали «дедушку русского флота» – так теперь указано было именовать ботик – выстроенные вдоль берегов Невы русские полки.

В Александро-Невском монастыре «дедушку» ожидали императрица с министрами и генералитетом.

Был произведен салют и из орудий, стоявших на монастырских стенах.

Ну а в августе, когда отмечали годовщину Ништадтского мира, «дедушку» представляли «воинственным внукам» – кораблям Балтийского флота. Они выстроились на кронштадтском рейде – огромные, многопушечные фрегаты. В торжественной тишине двинулась от пирса к ботику шлюпка. На веслах сидели адмиралы, а впереди, склонившись над водою, промерял лотом глубину всероссийский вице-адмирал Белого флага, светлейший князь А.Д. Меншиков. Роли были расписаны строго по рангу.

Сам император сидел в шлюпке за рулевого.

Сияло солнце. Сверкали над водой мокрые лопасти весел.

Стоя на юте «Мальбурга», капитан второго ранга Витус Беринг, вглядываясь в гребцов, пытался рассмотреть, кто где. Вот сам Федор Матвеевич Апраксин, возглавляющий Адмиралтейств-коллегию, вот Наум Акимович Сенявин… За ними, кажется, Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев – начальник Военно-морской академии, особо доверенный человек государя. А вот и старый знакомый – адмирал Сивере, с которым двадцать лет назад плавал матрос Беринг в Ост-Индию. В один год они поступили на русскую службу… Вот адмирал Крюйс… А кто это в паре с ним? Да это же Николай Федорович Головин! А ведь когда-то он плавал под его, Беринга, командою…

Отвыкшие от весельной работы, адмиралы гребли вразнобой. Дергаясь, шлюпка медленно двигалась по голубой воде залива.

Император с трудом удерживал курс.

Наконец подошли к ботику.

Задорно громыхнули три пушечки, установленные на его борту. А мгновенье спустя показалось, что раскололось небо. Это полторы тысячи орудийных стволов откликнулись «дедушке».

Над тихой водой залива поплыли клочья орудийного дыма.

После торжественной встречи ботик отправили в Адмиралтейство, причем и здесь не оставил Петр I «дедушку» своим попечением и заботой.

Капитан-командор Наум Акимович Сенявин огласил тогда в Адмиралтействе царский указ, согласно которому в случае пожара на верфи первым делом следовало спасать бот, спустив его на воду.

4

Видимо, плавание на ботике «Св. Николай» по Неве пробудило в «Отце Отечества» отроческие воспоминания. В подробностях припомнились плавания по Плещееву озеру, рассказы о Ярилиной горе, о Переславле-Залесском, об Александре Невском.

Не рискнем утверждать, что именно детские воспоминания и определили решение перевезти в Петербург святые мощи благоверного князя, но доподлинно известно, что вечером 29 мая 1723 года, накануне табельного Дня своего рождения, когда по бледному петербургскому небу уже рассыпались огни фейерверков, будучи в Александро-Невском монастыре, вспомянул Петр I о святом благоверном князе и указал: обретающиеся в соборе Рождества Богородицы во Владимире мощи Александра Невского перенести в Петербург.

И срок назначил. Велено было приурочить встречу мощей в Санкт-Петербурге к празднованию годовщины Ништадтского мира 30 августа 1723 года…

Это решение Петра I трактуется на разные лады, но при этом упускается из виду, что приказано было не просто перенести мощи, а перенести их к дате.

Прибытие мощей Александра Невского в Петербург

Между тем это обстоятельство весьма существенно.

Петр I всегда серьезно относился к проведению празднеств и торжеств, но теперь подготовка к годовщинам основания Санкт-Петербурга и Ништадтского мира – главных достижений его царствования! – начинала оттеснять текущие государственные заботы.

Любопытно, что мифологизация празднеств приобретала при этом совершенно конкретный смысл, она адресовалась исключительно к самому Петру I.

Мы уже говорили, что святой благоверный князь Александр Невский, разгромив на берегах Невы и Чудского озера крестоносцев, выбрал путь и «повенчал Русь со степью», чтобы сохранить православную веру.

Петр I строил Петербург еще и как знак разрыва Российской империи с прежней Московской Русью, построенной потомками Александра Невского. Практически отказавшись от православия и национальных обычаев, он утвердился на берегах Финского залива, чтобы переменить проложенный святым благоверным князем путь, и жалким по сравнению с петровским прорывом Запада в Россию выглядел десант крестоносца Биргера, разгромленного здесь Александром Невским пять столетий назад…

Петр I победил всех.

Победил старую Русь, победил шведов, теперь ему предстояло победить саму историю вместе с благоверным князем Александром Невским.

И перенесение в Санкт-Петербург святых мощей князя, освящая совершенные Петром I победы, должно было стать свидетельством этой победы и врасти в новую мифологию рождающейся империи.

Но есть своеволие Петра I, и есть воля Божия…

Когда Петр I огласил свое решение, срочно начали строить ковчег с балдахином для помещения в него раки с мощами. По описаниям, ковчег был 5 аршин 10 вершков в высоту, в длину – 11 аршин, в ширину – 7 аршин, и нести его должны были 150 человек.

Памятник Александру Невскому

Все было сделано согласно указу, но совершенно не так, как хотел «Отец Отечества». Петр I требовал, чтобы мощи Александра Невского доставили в Петербург, как доставили туда ботик «Св. Николай», но вместо этого устроили торжественное шествие с мощами через всю Россию.

5

И ничего уже не удалось поправить Петру I.

Только 11 августа приготовления во Владимире были завершены, и после литургии и водосвятного молебна святые мощи вынесли из собора Рождества Богородицы через южные двери и поставили в ковчег. Тут и выяснилось, что ни через одни ворота ковчег не проходит. Монастырь словно не отпускал Александра Невского, принявшего перед кончиной схиму…

И не жалела сил снаряженная Петром I команда, ломали стены, прорубали дорогу сквозь рыночные ряды, двигались, как положено в петровской империи, не считаясь ни с какими затратами и потерями.

Но уже наступил вечер, когда «вынесли из города святые мощи с крестами и со звоном и с провожанием духовных персон и светских всяких чинов жителей, со множеством народа святые поставили на Студеной горе».

Начался дождь. Внизу, в городе, во всех церквях и монастырях не смолкал колокольный звон.

Как отметил архимандрит Сергий, была остановка и на реке «за худым мостом, стояли долго и мост делали», а однажды – «мост под мощами обломился», иногда – «дождь во весь день и дорога огрязла».

Священнослужители переносили мощи Александра Невского, подобно тому, как во времена правления царя Алексея Михайловича переносили с Соловков мощи святителя Филиппа. И хотя будущему патриарху Никону тоже пришлось преодолеть тогда на своем пути немало препятствий, он справился со своей задачей намного успешнее, нежели петровские посланцы.

Впрочем, иначе и быть не могло. Во времена Никона праздником было само прибытие святых мощей в Москву. Петр I день прибытия святых мощей назначил, как он это любил, по своей «державной воле».

И не такой уж огромный груз требовалось доставить, не такой великий путь от Владимира до Санкт-Петербурга, а проходили месяцы, мощей все не было.

Только 18 августа мощи достигли Первопрестольной. Весь день звонили тогда колокола в Москве.

Понятно было, что к годовщине Ништадтского мира уже не поспеть в Петербург, и лучше оставить мощи в Москве, но от «Отца Отечества» не поступало никаких указаний, и движение было продолжено.

23 августа зазвонили колокола в Клину.

26 августа – в Твери.

31 августа – в Вышнем Волочке.

7 сентября пришли в село Бранницы, погрузили здесь ковчег на судно и поплыли. И снова стояли, пережидая погоду, и только 9 сентября вышли в Ильмень.