Оценить:
 Рейтинг: 0

Встань и иди

Год написания книги
2020
<< 1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 >>
На страницу:
44 из 49
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Логика была проста и понятна. Кого-то все равно нужно было назначить крайним в этой трагической истории и наказать. Иначе обвинят в попустительстве и накажут самого генерала Кульчицкого. А это ему было совсем ни к чему.

Возле кухни Григорий увидел овец. Их привезли с боевого выхода в качестве трофеев.

– Вот этого красавца берем, – сказал Павлов

Расставив широко руки и, пошатываясь, он начал подходить к ягненку. Тот в последний миг отскочил в сторону, и Павлов рухнул на землю, расплющивая коленями и ладонями черные кругляши помета.

– Ух, ты, шустряк! Все равно поймаю, – пригрозил он.

Григорий словил приглянувшегося подполковнику барашка. Тот с вожделенной улыбкой взял его на руки, прижал, словно ребенка, к груди и в приливе пьяной нежности начал целовать перепуганную сопливую морду, приговаривая:

– Эх, барашка-дурашка, говорил тебе: от меня не убежишь.

Так, в обнимку с животным, под смешки спецназовцев Павлова погрузили в уазик и повезли к самолету с проектом приказа о снятии Бокова с должности.

После проводов начальства Григорий вернулся в штабную комнату. Она располагалась рядом с комнатой дежурного по батальону и полевым коммутатором телефонной связи на десять абонентов. Кроме сейфа и стола с телефоном в ней помещались две двухъярусные солдатские койки. Эта клетушка служила офицерам и штабом, и спальней, и столовой. Телефон трезвонил постоянно. Независимо от времени суток здесь толпились офицеры и солдаты. Бетонный пол был покрыт толстым слоем пыли. Утром и вечером дневальные подметали его, но следы уборки быстро исчезали под следами грязных ботинок. Единственной отрадой был кондиционер, который использовали и как холодильник. На приделанной снизу полочке под струями холодного воздуха остывали бутылки с соком и водой. Григорий взял одну, откупорил ее и осушил одним махом. Не обращая внимания на присутствующих, разулся и полез на второй ярус, лег, не раздеваясь.

Капитан Чичакин догадался, что сейчас творилось у него на душе, участливо сказал:

– Гриша, да не казнись ты. Комбат на тебя бочку катит потому, что боится, как бы ему самому не дали коленкой под зад.

– Мне что, Паша, обидно, – вскинулся Григорий, – разговаривают со мной так, вроде я через раненого переступил и убежал или партбилет порвал. Почему из меня преступника делают?

– Какой из тебя преступник! – улыбнулся Чичакин. – Я же своими глазами видел, в каком состоянии ты с гор спустился. Хорошо, что хоть сам жив остался. Ты, наверное, не знаешь, какая у наших соседей-дэшэбээровцев беда стряслась? В самое пекло приказали комбату занять высоту. Люди шли в касках, бронежилетах. Пока на гребень поднялись, десять человек умерли от теплового удара. Я видел, как обезумевшие от жажды солдаты бежали к реке, бросая оружие, вещмешки. Ужасная картина! Сорок человек получили тепловой удар первой степени и госпитализированы. Мы шли без касок, бронежилетов и то двух потеряли. Сейчас нагнали врачей из окружного госпиталя, прокуратура работает, выясняет правомерность действий должностных лиц. Но людей-то уже не вернуть.

Григорий приподнялся с койки, не веря своим ушам.

– Вот так сходил за дэшэка! – ужаснулся он, поняв, что, пусть и косвенно, стал причиной многих бед.

– А у меня вообще анекдотичная ситуация получилась, – грустно улыбнулся Чичакин. – Поднялся ночью со взводом второй роты на хребет. Залегли в цепь, дремлем. Вдруг слышу чужую речь. Приподнялся и обмер: рядом с нами на обратном скате «духи» лежат, человек восемьдесят. Чай пьют. У меня вдруг с перепугу голос пропал. Только и смог просипеть: «Духи!» Тихонько-тихонько отползли.

– А чего не атаковал, пока они чаи гоняли? – удивился Григорий.

– Двадцатью на восемьдесят кидаться? – хмыкнул замполит. – Вообще-то можно, но что потом получится. Надо же учитывать боевой дух запуганных потерями наших солдат. Швырнуть пяток гранат – не проблема. Но кунарские «духи» хорошо обучены. Их на испуг не возьмешь. Они сразу сообразят, что к чему. А зачем зря солдатами рисковать? Их и так уже столько положили за неделю.

Утром на построении Зубов прочитал офицерам приказ командарма:

– За самоустранение от руководства боем, повлекшее тяжелые последствия, капитана Бокова от занимаемой должности отстранить и назначить с понижением в мотострелковые войска.

Григорий молчал, и только глаза его пронзительно кричали: «Не самоустранялся я от руководства боем!» Но никто не слышал этого крика души.

После построения он подошел к Зубову, сказал с мольбой:

– Товарищ майор, я готов ротой, взводом командовать, только пусть меня не выгоняют из спецназа!

– А кому вы здесь нужны? – зло оборвал его комбат. – Единственное, что я могу посоветовать: держитесь подальше от личного состава. Тем, что пытаетесь снять с себя вину и переложить ее на взводного, вы уронили себя в глазах подчиненных. Вам не место в спецназе!

Эти слова погасили последнюю надежду. Григорий вернулся в свою комнату, сел за стол и, словно окаменевший, просидел неподвижно до глубокой ночи. Он прокручивал события последних дней и силился понять: в чем же оплошал? Вокруг суетились командиры и солдаты, ставшие с этого дня чужими. «Лучше застрелиться, чем терпеть такой позор! – обожгла мысль. – А что ты докажешь такой смертью? Зубов будет злорадствовать, а Попов и знать не будет о твоей кончине. Тебя никто не поймет. Люди из последних сил цепляются за жизнь, а ты хочешь добровольно расстаться с ней. Трусоватое решение!»

Боков ждал сменщика. После трудной, но милой сердцу службы в разведке новое перемещение виделось ему пресным, не требующим той самоотдачи, с которой привык работать. Особенно тяжело было ночью. Лежал с открытыми глазами, уставившись в грязный потолок, и на этом экране видел один и тот же кошмарный сон наяву: терзаемый жаждой, он мечется под душманскими пулями. Разъяренное лицо и перекошенный злобным рыком рот Зубова. Обугленные, скрюченные огнем тела погибших. Косые взгляды сослуживцев, от которых он не мог скрыться даже в этой каморке. Со страхом думал, что уже никогда не прекратится нагромождение этих жутких повторов. Долго не засыпал. Мостил тяжелую, словно от угара, голову на потные руки и не мог расслабиться. Жгла тело простыня, и он крутился, скрипел металлической сеткой, скручивая в жгут постельное белье. Только к утру забывался тяжелым омутовым сном. Затем просыпался и со страхом ждал приближения следующей ночи. Мучившая прежде жажда постепенно заглохла, но все больше нарастала и мучила душу жажда справедливости. До боли хотелось смыть грязь обвинений, которой его вымазали в эти последние дни. Но как это сделать – не знал. Ему казалось, что приказ командарма перерезал жизненную пуповину, которая связывала его с батальоном.

В этой раздвоенности мыслей и чувств, спора с самим собой пришло неожиданное решение, разбередившее душу: «Стоп, Гриша! Так не пойдет! Ты же всегда дрался до конца! Почему теперь сложил руки и сидишь, мучаешься бездельем? Пока нового начштаба не назначили – иди, делай свою работу».

Он соскочил с кровати, подошел к кондиционеру, взял с полочки бутылку сока, допил остатки и поставил ее на подоконник, нечаянно задев беленький мешочек. Вдруг из него раздался гомерический смех:

– Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! Хэ-хэ-хэ!

От скрипучего дьявольского хохота по коже пробежал мороз. Но вскоре он выдавил на лице Григория растерянную улыбку. Ему показалось, что спрятавшийся в мешочке чертенок забавляется над его дурацким положением. «Кто же притащил игрушку? – подумал он. – Точно, замполит! Молодец! А вообще, что стряслось такое непоправимое, что я раскис? Жив, здоров. Вот и иди, делом доказывай, что ты не тот, за кого тебя принимают». Это, простое на первый взгляд, решение вернуло ему бодрость, ясность мыслей, зажгло тоненький лучик надежды.

Глава 4. РЕАБИЛИТАЦИЯ

Утром Боков стал в строю батальона и ощутил на себе любопытные взгляды. Но никто его ни о чем не спрашивал. Зубов сделал вид, что не заметил бывшего начштаба, и никаких задач ему не поставил. Боков после развода решил обойти все объекты, за которые раньше отвечал.

Спецназовцы поначалу базировались на территории мотострелковой бригады, но комбат не ужился с командованием и с помощью советников выпросил у местных властей пустовавшие склады консервного завода. Перед майскими праздниками батальон перешел туда. Однако с самостоятельностью появилась и масса проблем. Перво-наперво – ограждение территории. Боков вспомнил бытовавшую в Союзе практику солдатских заработков, отправлял на афганский бетонный завод солдат. Вечером они привозили в батальон пятнадцать столбов. Вторая строительная бригада вкапывала их по периметру, крепила к ним колючую проволоку. Саперы расставляли комплекты малозаметных препятствий, сигнальные противопехотные мины, оборудовали окопы и блиндажи для боевого охранения. Своими силами за неделю был выстроен и караульный городок.

Самым трудным делом оказалось наладить бесперебойную связь. Радио станция из-за перегрева часто выходила из строя. Воздушная линия то и дело рвалась. Решили прорыть канаву для кабеля. Григорий взял свои две тельняшки, форму «песочку», две бутылки «Столичной» и пошел на поклон к строителям. Вернулся в батальон на экскаваторе «Беларусь», но афганская земля оказалась ему не по зубам. Он часто ломался, и стало ясно – копать придется вручную. Сам рыл траншею часа два, чтобы определить норму выработки. Вот теперь решил сходить, посмотреть, что там делается.

Копать должна была вся первая рота, но в земле неохотно ковырялись человек двадцать. Чуть поодаль от подчиненных с книжкой в руках сидел на валуне Щебнев. Заметив Бокова, он нехотя поднялся, пошел навстречу, не зная, что ему делать: докладывать или просто поздороваться. Григорий понял его настроение, улыбнулся:

– Здравствуй, Вадим. Как дела?

– Плохи наши дела. Грунт тяжелый, жарюка донимает.

– Но траншею вырыть все равно надо, – сказал Григорий, поднял валявшийся на бруствере траншеи лом, играючи перебросил его с ладони в ладонь, шутливо добавил: – Эх, давно не брал я в руки шашки. А ну-ка, гвардеец, подвинься маленько, дай капитану поразмяться…

– Х-х-хэ! – вогнал острие в суглинок, отвалил кусок. – Х-хэ! – ударил еще раз, обкапывая торчащий из земли, словно клык, камень, поддел его ломом снизу и отбросил глыбу в сторону. Взял лопату, вычистил раскрошившуюся землю.

С появлением Бокова работа на траншее оживилась. Щебневу стало неудобно отсиживаться с книгой, и он тоже взялся за лопату. Через полчаса Григорий остановился передохнуть. Он взмок от жары, в горле першило, а наступившая слабость свидетельствовала, что он еще не совсем оправился от теплового удара. Но не хотелось возвращаться в штаб, в свою опостылевшую каморку. Передохнув, снова принялся за работу.

Очередной перерыв сделал, когда закурил Щебнев, подсел к нему на валун, сказал:

– Не дает мне покоя тот наш боевой выход… Все как-то бестолково получилось. Сначала все на тебя валил, а сегодня ночью лежал, думал и пришел к выводу: сам во всем виноват…

– Нет-нет, что вы, – запротестовал Щебнев. – Это я дурака свалял… За пулеметом мы полезли зря. Без разведки, не зная реальной обстановки… Я предчувствовал, что плохо кончится. Но тоже хотелось трофей заполучить… Мне почему-то кажется, что наших вертолетчики накрыли. Всех нашли в одной вымоине, с оружием. «Духи» бы его обязательно забрали. Они такой шанс не упустят…

– Что!? – удивленно воскликнул Григорий. – Когда? Это когда я летал?

– Все может быть, – уклончиво ответил Щебнев. – Что сейчас гадать.

Мертвых все равно не воскресишь.

Несмотря на жару, Бокова прошиб холодный пот. Неужели это он, летевший спасать, принес смерть? «Не может быть! Этого не может быть!» – повторял он про себя, потом молча встал, пошел к траншее, с остервенением взялся за работу.

Вечером зашел к комбату, сказал, не скрывая раздражения:

– Товарищ майор, я не знаю, может, вмешиваюсь не в свое дело: канаву должна копать вся первая рота, а там и взвода не было.

Зубов поначалу не мог взять в толк, чего хочет от него бывший начшта ба. А когда понял, вызвал к себе командира роты старшего лейтенанта Тураева. Тот выслушал упреки комбата, затем заявил:
<< 1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 >>
На страницу:
44 из 49