Осень. Фантастическая повесть

Ко мне снова вернулось ощущение, что я провожу отпуск в санатории. Я принял душ и сел перед телевизором ждать обеда. Поставил фильм о новейшей истории планеты. Я старался смотреть его очень внимательно, но через несколько минут понял, что не могу сосредоточиться. Я думаю об Анне. Мне хотелось ее увидеть. Когда она приходила, я ее не замечал, а когда не было, скучал. В дверь постучали. Я сделал серьезное лицо.

– Да.

В дверях стояла Анна. Сердце екнуло и замерло. Я отвернулся в сторону телевизора и уставился на экран, который представлял собой движущуюся мозаику. Мозг был занят совершенно другим. Не было ни одного свободного нейрона, который бы не думал об Анне. Нечем было воспринимать фильм.

Анна постояла немного в дверях.

– Женя, я вам мешаю? – спросила она и уже начала закрывать дверь.

– Нет, – как можно безразличнее старался сказать я, но ни одну из букв слова «нет» не смог выговорить правильно.

Она остановилась.

– Что?

– Нет, – по буквам сказал я.

– Женя, вы скоро сможете уехать, – сказала она и закрыла дверь, а я так и сидел на диване. Ни один нейрон до сих пор не освободился. Я просидел так до конца фильма. Если бы мне прямо сейчас поставили этот же фильм и сказали бы: «А теперь посмотрите фильм об истории», то, досмотрев до конца, я даже не подумал бы, что когда-нибудь в своей жизни его видел. Я не знал, как это чувство называется. Любовь я представлял себе совершенно по-другому. Любовь – это когда с человеком хочется лечь в постель. А сейчас эта мысль, наоборот, что-то портила. Чувство было совсем другое. Я вдруг с удивлением подумал, что намного большее удовольствие доставило бы то, что она просто сидела бы здесь рядом, и я держал бы ее за руку. И всё! Мне ничего больше было не нужно. Это было настолько необычно, что я не мог понять, как такое чувство можно назвать.

Я представил себе, как мы действительно живем вместе, ходим по магазинам, постоянно видим друг друга, работаем, и всё прошло. Я потряс головой. Нет, она мне не нужна. Это от одиночества. Я вернусь домой и забуду ее. Я лег на диван и снова заснул до ужина, а после ужина – до завтрака.

Утром я почувствовал, что полностью здоров и решил заняться спортом. Придя на завтрак, напомнил Анне о том, что она меня обещала обыграть в настольный теннис. Она от своих слов не отказалась и обыграла меня во всех партиях, которые мы сыграли до обеда. Правда, под конец я разыгрался, и счет последней партии был минимальный. После обеда договорились о матче-реванше, в котором она опять выиграла все партии. А когда я уже не мог больше держать ракетку в руках, мы пошли искупаться. Вода была слишком теплая, но все равно поплавать вдвоем в таком большом бассейне приятно. Я спросил ее, почему никто больше не купается? Оказалось, что если кто-то хочет искупаться, едет на море. Попасть в любое место можно почти мгновенно. И мы тоже можем через неделю съездить, когда закончится карантин. Я ничего не сказал, но уже знал, что никуда не уеду отсюда. Вечером мы сидели у нее, пили чай и за один час успели рассказать друг другу о своем детстве, родителях, учебе, друзьях… а когда час прошел, оказалось, что мы проговорили всю ночь. Спать не хотелось совершенно, и Анна меня учила играть в большой теннис, где я не только ни разу не выиграл, но и не попал по мячу. Так прошла неделя моего карантина. Лучшая неделя моей жизни. Такие подарки судьба делает нечасто, но случается, что так она просто дает отдохнуть перед серьезными испытаниями и трудностями в жизни.

Александр Сергеевич заходил по вечерам. Интересовался, как мои дела. Сначала он радовался, что мы ближе познакомились с Анной, но потом это стало его волновать. Один раз я слышал, как он говорил ей, чтобы она была осторожна со мной и что она должна учитывать, где я до этого жил и как. Анна начала возражать, и он рассказал о старике, которого я толкнул, когда стоял в очереди. Мне не было обидно за то, что он рассказал ей это. Пусть знает. Я действительно сильно от них отличался, и жизнь здесь и на Земле была абсолютно разная. Там, дома, была не жизнь, а борьба за жизнь. Я здесь часто за собой замечал, что мне хочется пройти в столовую первым, взять быстрее меню, хотелось сразу заказать два блюда, чтобы они не кончились, если мне захочется еще. И думаю, это было заметно и остальным. Особенно напряженно у нас сложились отношения с Сенеем. Он не доверял мне после того случая и совсем и не скрывал этого. Несколько раз мы с ним спорили, но я и сам чувствовал, что он во многом прав. Чем больше я здесь жил, тем больше видел разницу в жизни здесь и там.

Я не чувствовал постоянного напряжения, которое не замечаешь, находясь у нас. К нему привыкаешь, и оно кажется нормой, но оно не дает расслабиться и отдохнуть. Отдыхая, ты все равно думаешь о том, как бы не потерять работу, что купить, где найти денег на одежду, а если уезжаешь отдыхать, считаешь каждую копейку и волнуешься за свою пустую квартиру. Борьба за жизнь не оставляет времени на что-либо другое.

Меня окружали добрые, приятные люди, но их доброта и внимание заставляли меня чувствовать себя не таким, как они. Я жил на Земле в окружении таких же людей, как и я, и не замечал ничего этого, но здесь это стало очевидным и особенно заметным. Дело было даже не в том, что они на меня смотрели как на представителя другой цивилизации. Нет. Может быть, они и смотрели на меня так, но я этого не ощущал. Я сам смотрел на себя как на представителя другой цивилизации, другой культуры, как на дикаря, чувствовал, что отличаюсь от этих добрых, приветливых людей, постоянно ощущая, что я не такой, как они.

Я постепенно вспоминал, что происходило после того, как забаррикадировался в своей комнате. Понял, почему Ефим ходил некоторое время с огромным синяком под глазом, а Теосу, врачу, который вошел в комнату вторым, я сломал ребро. После этого случая он предпочитал со мной не встречаться. Почему я это сделал? Откуда это все во мне, зачем? Как можно доверять человеку, который может просто так дать в глаз или сломать ребро? Я перестал доверять сам себе. Мне иногда казалось, что ничего о себе не знаю.

Может быть, я стал относиться к себе слишком критично? Иногда замечал в себе раздражение, агрессию, иногда жадность. Это казалось нормой на Земле, но здесь было совершенно неуместным, инородным.

Мне хотелось измениться, но смогу ли я стать таким же, возможно ли измениться или это уже в генах, в моей природе, в мозгах, думал я. Был фильм о том, как робот понял, что он не человек и хотел им стать. Я чувствовал себя так же. Мне хотелось стать таким же, как и они. Хотя были и изменения. За две недели я отдохнул и поправился. Спать стал намного лучше, и сны снились совсем другие. Не такие, как на Земле, заставляющие вскакивать среди ночи, не понимая, где находишься, а яркие и оставляющие наутро ощущение радости и спокойствия, но мысли о том, что я сделал, не покидали меня.

– А, Женя! – обрадовался Окен. Окен работал в Центре. Мы с ним подружились больше всего. С его лица не сходила обаятельная располагающая улыбка. Ко мне он сразу стал относиться очень внимательно. Почти по-отцовски. Если у меня было плохое настроение, я шел в гости к Окену.

– Что у тебя опять? – традиционно спрашивал он.

Мне хотелось поделиться с кем-то своими переживаниями. Окен подходил для этого лучше всего. Он всегда безошибочно замечал мое настроение.

– Пойдем ко мне. Я тебя таким чаем угощу!

– Ну как? – спросил он, следя за мной, как я отпиваю из маленькой чайной чашечки.

Чай оказался ароматным, с привкусом, который мне напоминал вкус мятной жвачки. Чтобы его не обидеть, я сделал вид, что ничего вкуснее не пробовал. Он удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

– Это мне друзья доставили. Они мне всегда что-нибудь привозят. У тебя много друзей дома?

– Да нет, не очень, – подумав, ответил я.

– Ну, теперь будут и там и здесь. Не у многих есть друзья на двух планетах. Может быть, здесь даже больше друзей будет, чем дома.

Я пожал плечами.

– Ты не согласен? – увидев мои сомнения, спросил он.

– Не, знаю, может быть.

– Почему может быть? Они у тебя здесь уже есть.

Я задумался. Кто мог быть здесь моим другом. Окен? Да, наверно. Анна… не знаю, по-моему, она меня побаивается. Ефим… я ему дал в глаз, как после этого он может ко мне относиться, Сеней – он меня терпеть не может, Александр Сергеевич… нет, остальные – я не так хорошо с ними знаком. Оставался один Окен.

Он заметил мои колебания:

– Ну что еще? Ты все не можешь забыть то, что случилось? Сколько можно об этом думать.

– Да понимаешь, само думается.

– Не ты первый. – Он поудобнее уселся на кресле и нахмурил брови. – Мы уже с тобой говорили, но я хочу сказать тебе еще раз. Во всем, что произошло, ты не виноват. В твою кровь попал наркотик, но самое главное – это то, в каких условиях ты жил. Не нужно постоянно себя винить. Они, эти условия, определяли твое…

– Да, наркотик попал, но это же все делал я, а не наркотик.

– Да, это все делал ты, но под действием наркотика. Конечно, в основе твоего поведения лежат стандартные реакции. Какие они могут быть в условиях того мира, в котором ты живешь. Жестокость воспитывает жестокость, страх воспитывает страх… В условиях вашего мира невозможно жить по-другому, но теперь ты можешь жить иначе…

– Но ничего же не изменяется, я не ощущаю никаких изменений. Понимаешь?

Он сидел на кресле, вытянув ноги.

– А ты хотел преобразиться за день? Все придет со временем. – Он подмигнул. – Тебя здесь все любят и понимают, откуда ты приехал. Жизнь на Земле сделала тебя таким, какой ты есть, а жизнь здесь сделает со временем таким же, как мы. Будь добрее к людям, внимательнее и знай, что здесь никто не хочет тебе зла. Ни один человек здесь не хочет зла другому, и тебе станет легче принять людей. Знай, что нечего бояться, и страха не будет. Ни у кого нет цели тебя унизить или показать, что ты хуже, чем есть на самом деле. Ты же все можешь. Но ничего не произойдет сразу. Нужно время, нужно время.

Окен знал, как успокоить.

После разговора с Океном я чувствовал себя, как всегда, намного лучше. Он заражал меня своим оптимизмом и уверенностью в лучшем, внушал мне веру в самого себя, казалось, все теперь будет по-другому.

На ужин я пришел, улыбаясь, шутил, говорил комплименты Анне, вспомнил несколько старых анекдотов, а после ужина пригласил всех, даже Сенея, к себе на чай.

17 Дней

Прошло семнадцать дней с тех пор, как я сюда приехал. Они пролетели, как пролетают дни в детстве. Каждый прожитый день приносил новые знания и ощущения и, ложась спать, хотелось встать на утро пораньше, чтобы снова вернуться к делам.

Прошли последние тесты, и Александр Сергеевич разрешил выходить на улицу либо уехать домой. Я решил остаться. Домой уже даже не тянуло.

Мы вышли с Анной первый раз на улицу утром на восемнадцатый день моего пребывания в Центре.

Я, наконец, погулял по обычной зеленой травке под солнцем. Улица была видна через окно и ничего необычного, как и предполагал, я не нашел, но сам факт свободы, травы под ногами, неба с редкими облаками, солнца, прохладного ветерка давал ощущение, которое невозможно ощутить, находясь в доме. Выход оказался на первом этаже и выглядел как обычное окно. Сверху висела табличка, которую сложно было не увидеть, но я ее здесь даже не искал. Мы обошли Центр вокруг, погуляли в саду и сходили в лес. В лесу меня удивил запах. Он был совершенно такой же, как в нашем лесу. Некоторые деревья были похожи на наши, некоторые отличались. Стояли деревья, напоминающие березы, с совершенно белым стволом, дубы и деревья, похожие на баобабы, лианы, которые можно у нас видеть только в тропических лесах, рос огромный папоротник, трава в рост человека, летали насекомые, которых рассмотреть не удавалось. Жужжа, пролетела пчела. Обычная пчела. Я спросил у Анны, не привезли ли они их от нас, но она сказала, что ученые сами были поражены, что один и тот же вид развился на двух разных планетах. Со всех сторон слышалось пение птиц, но и оно было обычным, по крайней мере, для леса нашей средней полосы. Мы шли, и Анна рассказывала о растениях, которые мы встречали. Сквозь дымку пробивались лучи солнца, создавая серебряные нити, проходящие сквозь листву, лианы, опутывающие огромные папоротники и неизвестные деревья, похожие на баобабы. Всё это создавало ощущение сказочного леса. Анна выглядела в этом лесу добрым эльфом. Мы ушли так далеко, что не успели на обед, и пока возвращались обратно, Анне кто-то звонил несколько раз, на что она отвечала в трубку: «Нормально». Наверно, это был Сеней, который волновался, как может повести себя в лесу животное с другой планеты. Что же. В чем-то он был прав. Но иногда мне хотелось набить Сенею морду. Я не раз представлял, как это делаю. Он, похоже, об этом догадывался и начал меня избегать.