Библиотека, или Музей книг
Леночка ажно подпрыгнула, как будто ее больно-пребольно укусил тарантул. Кстати, не обращал внимания, водятся ли они здесь. Хотя, если не видишь, вроде как нет.
– Предлагаешь нам самих себя собственными руками оставить навечно в этом дурацком Аиде? – прошипела Леночка. – А ты подумал своими головами, что я не хочу этого?
Если она выцарапает сейчас три пары черных немигалок, я нисколько не удивлюсь. Женщину нельзя доводить до бешенства. Тогда она не только коня на скаку остановит.
– Ну, там хоть пошамать есть что, – виноватясь, пробормотал Цербер. – А здесь только голые скалы. Скоро вам захочется что-нибудь пожевать. А потом голодная смерть. Черти рассказывали, что это очень мучительная смерть. А в этом деле они доки.
– Вот и заработали баблосы! – пробормотал Влад. – Говорила мне мама: «Живи своим умом!» А папа после этого всегда добавлял: «Погонишься за большим и малое потеряешь!»
Он с ненавистью поглядел на Большого Василия, который как-то сразу сник и стал маленьким. На своих подельников он старался не смотреть. Но удар нужно было держать.
– Вы что малолетние пацаны? – проговорил Большой Василий. Хмыкнул. – Я никого за руку не тянул. Сами с радостью согласились. Забыли, как прыгали и плясали?
Влад поднялся, переглянулся со Стасом. Одновременно они сунули руки под курточки. Этот жест не предвещал ничего хорошего. Я на всякий случай отодвинулся за камень. И сделал оттуда знак остальным, чтобы тоже где-нибудь укрылись на всякий пожарный случай.
Большой Василий побледнел, как отличник, получивший на экзамене неуд. Был у нас в школе такой случай. Никто не хотел в это верить, а больше всех не верил сам отличник.
– Вы чего это? – пробормотал Большой Василий. – Э! пацаны! Полегче на поворотах!
Стас и Влад медленно приближались к нему. Движения их были синхронные. Оставалось только взяться за руки. И затанцевать канкан. Но они явно не собирались этого делать.
Они одновременно, как по команде, выхватили из-за пазухи пистолеты и направили их на Большого Василия. Их лица не предвещали ничего хорошего. Не скрою, даже я напугался. Оказывается, что, кроме синхронного плавания, есть еще и синхронное убийство своего горячо нелюбимого босса. Несомненно, два выстрела сольются в один. И мы потеряем нашего незабвенного товарища. И убьют его в царстве мертвых!
– Это нехорошая идея! – прошептал Большой Василий. Оглянулся. – Ребята! Не надо!
Было ясно, что он любитель американских боевиков. Мог бы выразиться и пооригинальней! Представьте Дантес наводит на Пушкина пистолет, а тот ему: «Это нехорошая идея!»
– Если вы это сделаете, вы всю жизнь потом будете раскаиваться и кусать локти, – бормотал Большой Василий. Продолжал медленно пятиться. – Я уже не говорю о том, что это уголовное преступление. Но содеянного не вернешь! Одумайтесь! Не надо!
Он уже визжал. И был близок к тому, чтобы упасть на колени и ползать перед ними. Молить их о пощаде. По крайней мере многие так поступили на его месте. Даже некоторые из нас.
– А ты и так уже нас здесь заживо похоронил, – усмехнулся Стас. – Но ты будешь первопроходцем в тот мир.
– Но я же не знал, что всё так обернется. Да погодите вы! Может быть, всё устаканится! Я уверен, что все будет хорошо. Мы вернемся живыми и здоровыми. И станет богатыми. Я же думал о нашем общем благе. Я же не для себя одного! Но и для тебя, Стас! И для тебя, Влад! = Большой Василий раскрыл объятия. – Я же для всех!
Бывшие напарники ухмыльнулись. Сняли пистолеты с предохранителей. Целились в голову.
– Я же пацаны хотел, чтобы вы счета деньгам не знали, ходили по ресторанам, рассекали на «гелендсвагенах» с шикарными девчонками, а не с такими, как эта лахудра. Да я же все для вас, ради вас и об вас. И вот мне благодарность! Не даром говорят, не делай добра и не получишь зла, – он уже был готов заплакать. – Мы же почти как братья.
– Кто это лахудра? А? Кого ты назвал лахудрой, упырок? Я уже второй раз слышу это.
Как вы догадались, это была Леночка. Нет! Леночка не была лахудра. Это она подала голос. И голос ее не предвещал ничего хорошего. Я тоже поднялся. Только не знал, что делать.
Язык мой – враг мой! Теперь, Большой Василий. Моли всех богов, чтобы они дали тебе возможность застрелиться, прежде чем до тебя доберется Леночка с пылающими, как пионерские костры, глазами! А скорей тебя застрелят твои уже бывшие подельники.
Перед бледным и трясущимся Большим Василием встал Вергилий, заслоняя его от соратников и гнева Леночки. Конечно, трое на одного – это слишком. Особенно, когда двое из них вооружены.
Он раскинул руки. Может быть, надеялся, что сумеет поймать пули, когда они полетят.
– Видно, Аид вас ничему не научил. Почему бы тогда не воспользоваться предложением Цербера? Позабыли, какое вас ожидает наказание за убийство? Давайте спустимся! Там нас ждут с распростертыми объятиями, сами знаете кто. Можете сейчас их позвать.
– А чо он? – занюнил Влад. – Идеолог, блин, нашелся! Типа, прогуляемся, баблос снимем!
– Медленно опустили оружие! Вот так! Никто не дергается! Все стоят на местах! Успокоились! Бросили пистолеты в ущелье! Швыряем пистолеты в ущелье! Ну! Давайте!
– С какого такого бодуна? – возмутился Большой Василий. – Знаешь, сколько они стоят? Как хороший подержанный автомобиль. Мы в них столько бабок вложили, а теперь выбрасывай?
Стас и Влад не знали, кого слушать. Они крутили головами от Вергилия к Большому Василию.
– Я сказал бросить в ущелье! Или вам это нужно повторить на латыни, как более понятном вам языке? Да вы представить не можете, что вам будет за стрельбу, устроенную в Аиде! Через минуту здесь соберутся все черти. Уже постреляли в Цербера!
– На латыни нам не надо! – пробурчал Стас. – Мало нас в школе инглишом мучили! Так теперь еще и латынью доставать будете! Мы и на русском все понимаем! А в Цербере он начал стрелять. Хорошо смирная собачка оказалась, не разорвала нас.
Бросил пистолет. Влад посмотрел на товарища и отправил свое оружие туда же. Дольше всех колебался Большой Василий. Посмотрел на Вергилия. Отвернулся и стал кусать губы. Достал из-за пазухи пистолет. Теперь вообще-то он был хозяин положения!
– Ах вы предатели! – прошипел он. – Друзья называются! Один за всех, все на одного! Забыли, что мы три мушкетера? И подняли оружие на своего товарища! И кто же вы после этого?
Теперь он снова был большим и сильным. Только у него оставалось оружие. И при желании он мог всех выстроить. Лицо его пылало гневом. Может быть, и не гневом, но сильно раскраснелось. Он расхаживал перед притихшими напарниками, то и дело останавливаясь.
– Никто еще не поднимал на меня оружие! – громко произнес Большой Василий. – Что самые смелые оказались? Кто вас устроил на работу? До сих пор бы ходили в рваных китайских кроссовках. Я вам дал работу, стабильную зарплату. Я решал ваши проблемы.
Он закинул пистолет в ущелье. Теперь мы все ахнули, поскольку ожидали от него чего угодно, только не этого.
– Кто поднимет на меня оружие, от моих кулаков и погибнет! Ну, кто смелый? Давай!
Выходит, что Большой Василий не только американские боевики смотрел. Ах, да! Он же историк! Хоть и не закончил вуз, но всё равно поучился и впитал. Да и вообще он был поумней своих… Можно ли было их сейчас назвать друзьями?
Большой Василий, как барс, ринулся на своих подельников. Глаза его метали молнии. Настоящий Зевс Громовержец. Троица сплелась в клубок. Где кто разобрать бело невозможно. Мелькали только руки, ноги и нецензурные слова, которых я в те минуты наслушался на пятилетку вперед. Кто кого мутозит, понять было трудно.
– Ништяшно! Голливуд отдыхает! – восхищался Васька. – Эх! Надо бы это снять! Где его камера?
Он не мог устоять на месте. В школе Васька не пропускал ни одной драки, да и сам мог помахать кулаками.
Васька стал рефери. Это ему всегда хорошо удавалось. Он прыгал вокруг них и подзадоривал:
– Активней работаем, ребята! Активней! Не сачкуем! Побольше ударов руками и ногами! Бей по сопатке! Во! Молодец! Пустил ему юшку! Ответный удар! Промах! Еще! Ну, сачковать-то не надо! Чего ты развалился? Спать собрался? Работаем, ребятки!
– Дикий ужас! – возмущалась Леночка, махая руками. – Хотя за лахудру я бы ему язык выдернула! Никакой он не джентльмен! Мужлан! Гопота кладбищенская! Неуч! Двоечник! Да ему не только язык надо вырвать, но и руки, и ноги, и уши! И всё, что выдирается!
Так я для себя сделал вывод: если хочешь стать безногим, безруким, безухим и безъязыким, назови девушку обидным словом. Они всё могут простить, но такого никогда. Не называйте девушек обидными словами! Лучше им делайте постоянно комплименты.
Вергилий был поэтом. Поэтому он стенал и взывал к благородству. Наивный человек! Но великий поэт! Какое у драчунов может быть благородство? В драке не признаются правила этикета. Это же не рыцарский турнир. Здесь, чем меньше правил, тем лучше.
– Это ваше добро? Эй, как вас там, милейшие? Я к вам, кажется, обращаюсь! Или нет?
Всё мгновенно замерло, затихло, прекратилась всякая жизнедеятельность. Клубок рассыпался. Там, где еще только что кипели шекспировские страсти, стояли два черта. Один был большой, другой едва ему доходил до пояса. То есть это был чертенок. В лапах они держали пистолеты. Видно, применение их было им неизвестно.
– Ну! – протянули драчуны. Поднялись. – Это наши пистолеты. Вы хотите их вернуть?
Они не знали радоваться им или огорчаться. А вдруг оружие выстрелит? И прямо в них?
– Когда что-нибудь бросаете, то предупреждайте хотя бы! – сказал черт. Чертенок хихикнул.
Он зачем-то заглянул в ствол пистолета. Но что он там мог увидеть, кроме мрака, который может изрыгнуть смерть? А может быть, ему там довелось увидеть смертельную бездну?
– Чуть не по кумполу Мафусаильчику шмякнуло. Он бы тогда сильно обиделся. Да и я бы не сумел сохранить хладнокровие. Успел увернуться! Он у меня вертлявый. Весь в мамку. Она ни секунды не может постоять на одном месте. Всё куда-то ей надо нестись, – проговорил черт. – Ох! И беспокойная семейка! Энергичная!
Он поглядел с умилением на малого. Значит, это были папа с сынком. Никогда не думал, что чертей могут объединять родственные связи. видно, семья – это святое.
– Это хорошо! – сказал Большой Василий. Кивнул. – Дети есть дети. Все мы были такими. Это хорошо!
– Хорошо, что он весь в мамку? Или то, что ему не разбили голову? Поясни, обмылок!
– Да я в смысле, что имущество нашлось. Спасибо вам! Не понимаю, почему к вам такое негативное отношение, – сказал Большой Василий. – Еще раз большое спасибо!
– Завсегда пожалуйста! Обращайтесь, коли что! Что сможем, то поможем. Мы отзывчивые. Мы безотказные. Сколько раз меня это благородство подводило! Ан нет!
– К сожалению, отблагодарить вас нечем. Мы пустые, как пустыня Калахари. Если, конечно, вам что-то говорит это название, – Большой Василий похлопал себя по карманам.
– Не надо никаких благодарностей! – махнул старый черт. Чертенок хихикнул. – Не нуждаемся!
Отобрал оружие у малого. Тот скривил рожу и показал папке язык. Хорошо, что не покрутил у виска. Мы его заинтересовали. Он приблизился к Леночке и погладил ее по ноге.
– Мы бессребреники. Делаем добро без корыстных побуждений. Как нас учит кодекс.
– Я так и подумал, – кивнул Большой Василий. – Приятно иметь дело с интеллигентными чертями. Весьма рад встрече с вами. Я уверен, что мы будем хорошими друзьями.
Большой Василий согнул голову, а потом, посмотрев тепло на черта с нежной улыбкой, продолжил:
– Огнестрельное оружие стоит недешево на криминальном рынке. Высокая цена вызвана риском торговли им. Продав его, мы хоть как-то восполним потери, понесенные нами. Мы потеряли аппаратуру. Она стоит недешево. Кое-что арендовали. Понятно, что, когда мы вернемся, с нас потребуют возместить потери. Просто не знаю, как быть.
– Он, о чем говорит? – спросил мелкий. Он снова кружился вокруг папки. – Какой-то он чудной!
Чертенок похож был на дауна. Хотя, может быть, все черти в детстве такие, пока не подрастут. Он постоянно кривил рожицы, весь ходил ходуном и не мог ни на секунды оставаться без движения.
– Я и сам понять не могу, – промолвил папа. – Нахватаются ученых слов. А зачем это? Но общий смысл я уловил. Он уверен, что мы подарим ему эти хорошие игрушки. Весьма самонадеянный молодой человек. Это не есть очень хорошо. Особенно в общении с нами. Но, сына, откуда им знать правила этикета. Сразу видно, что двоечники.
– У него что ли день рождения? – спросил чертенок. – Почему он хочет получить от нас подарок? Подарки дарят на день рождения. А если не на день рождения, то где же напасешься подарков?
– Слышь, чувырло! Как там тебя? А, впрочем, без разницы. Мне с тобой в разведку не ходить. Интересуемся тут: ты не изменник случайно? Вот Мафусаильчик спрашивает.
Большой Василий отрицательно покачал головой. Он еще не въехал в тему, несмотря на незаконченное высшее. И никак не мог понять, вернут им пистолеты или сразу забыть.
– Жаль! Жаль! А то бы мы подарили тебе чего-нибудь. Мы же понимаем! Мы же черти!
Мафусаильчик захихикал. Не скажу, что его смешок вызвал в моей душе положительные эмоции. Сынок переглянулся с папой. Родители захохотал уже по-взрослому. Нам стало жутко от их смеха. Ничего хорошего чертовский смех не предвещает.
– За пазуху угольков! – предложил сыночек. – Пусть они греют его сердце в память о нас. Бесконечную вечность! Мне кажется, папка, наш подарок ему понравится.
– На раскаленной сковородочке! Оха-ха-ха! Представь, сынок, как он будет танцевать.
– Да сверху кипяточком польем! Такой тоненькой струйкой прямо на макушку умной головы! Потихоньку-полегоньку, чтобы прочувствовал, именничек ты наш дорогой!
Понял Большой Васька, что перегнул, надеясь вернуть собственность, но, как теперь вывернуться из этой ситуации, он не знал. А вдруг это не пустые угрозы? От чертей можно всего ожидать. Схватят и поволокут к своим котлам и адским огням. Тогда уже думать будет поздно. Что с них возьмешь? На то они и черти, чтобы доставлять неудобства людям. Нужно было что-то предпринять, сказать, чтобы это успокоило чертей.
Тут помощь пришла с неожиданной стороны, когда Большой Василий уже прощался с жизнью. Выступил Цербер и встал рядом с чертовской парочкой. Та сразу утратила вальяжный вид. Черт теперь был сама скромность. А Мафусаильчик больше не кривлялся.
– Не надо борзеть? Вы что тут ломаете комедию? Веред вами уважаемый Вергилий. А вы что творите?
– В смысле? Что ты имеешь в виду, многоуважаемый страж Аида? Мы же лишь посмеяться.
Чертовские мозги быстро заработали: как же им выкрутиться из неприятной ситуации. Цербера боялись и уважали в Аиде. Ему было дозволено то, что не позволялось даже самым высокопоставленным чертям. Правая рука! И к тому же бешенная и непредсказуемая. Возьмет и схавает за милу душу и не икнет даже, сволочь! Он мог сделать с любым что угодно. А поэтому встречи с ним избегали все обитатели Аида. Когда Цербер куда-нибудь шел, местность пустела на многие километры.
– Напомнить вам, что такое присвоение чужой собственности и что за это бывает? Готов провести краткий ликбез, особенно для подрастающего поколения, если родителям некогда этим заниматься. Или у вас в чертовской школе не говорят об этом?
– Всё понял, Цербер! Возвращаем! Возвращаем! Базару нет! Погорячились! Пожадничали!
Цербер нервно повел змеиным хвостом, что означало недовольство собеседником. Одна его пасть оскалилась, обнажив длинные желтые клыки, готовые разорвать любого в клочья.
– Ничего возвращать не придется! Можете оставить себе. Я сегодня добрый. Считайте, вам повезло.
– Но как же…Нам не нужны эти дурацкие железки. Что с ними делать? Пусть забирают!
Черт растерялся. Он уже ничего не понимал. Только что Цербер грозился. А теперь…Он внезапно сменил гнев на милость. Это неожиданно. А любая неожиданность страшит.
– От всей души! Это ваши пистолеты. Пользуйтесь! Можете даже перестрелять друг друга.
Центральная голова оскалилась. Это, наверно, означало улыбку. Но довольно необычную. Я однажды видел улыбающуюся собаку. Зрелище довольно неприятное.
– Цербер! Спасибо! Не знаю даже как благодарить тебя. Ты такой щедрый! Мудрый! Мы будем благодарны тебе всю вечность. Ты самый лучший страж Аида и самый мудрый после Аида.
– Не стоит благодарности! Как говорится, свои люди – сочтемся. На счет людей – шутка. Мы же с вами более высокие и совершенные существа, чем эти двуногие твари.
Подобострастное хихиканье. Мафусаильчик хихикал так тонко, как девчонка-первоклассница.
– Смешная шутка! Очень! Ты самое остроумное существо в Аиде. Мы навеки запомним твои слова.
Черт чуть ли не стелился перед главным охранником. И так и сяк мотал головой и всем телом. Старался показать свою преданность и глубочайшее уважение. А что у него на душе… Хотя есть она у чертей, не знаю.
– Всего доброго, ребята! Следуйте, куда вы следовали. А я как-нибудь замолвлю за вас словечко.
– Спасибо тебе, Цербер! Просто не знаю, как тебе выразить свою благодарность. Да мы…
– Не за что! Пользуйтесь! В свое удовольствие. Сегодня ваш день. Можно сказать, вы родились второй раз.
Цербер был сама доброжелательность. Для всех нас это было весьма удивительно. Таким мы его еще не видели. Мое мнение о Цербере изменилось в лучшую сторону.
Черти повернулись и двинулись вниз по тропинке, радуясь, что так благополучно завершилась их встреча со свирепым псом. Так, наверно, радуется приговоренный к смертной казни, когда его неожиданно помилуют. Они снова весело переговаривались. Тут их остановил окрик:
– Сынка твоего зовут Мафусаильчиком? Если я не ослышался. Оригинальное имя, должен сказать.
Представляю, что у них творилось сейчас в душе. Они-то уже были уверены, что всё завершилось. Оказывается, они ошиблись. Папа, наверно, побледнел, если черти способны бледнеть.
– Тебя-то как? – спросил Цербер. – А то как-то неудобно получилось. Ты меня знаешь, а я тебя нет.
– Так и меня зовут Мафусаилом. И сыночка так назвали. Ах да! И дедушку тоже Мафусаилом…
Папа с сыном замерли на тропинке, ожидая самого худшего. Допрос этот не кончится для них добром. Даже чертенок почувствовал это. И стоял он в позе мальчишки на картине «Опять двойка».
– Сыночек весь в папку пошел, вот и…Вот и решили и его тоже, стало быть, Мафусаилом.
– Понятно! Понятно! – пробормотал Цербер. – Значит, Мафусаилы! Оригинально!
Цербер, не торопясь, приближался к ним. Змеиный хвост его оставлял на тропинке извилистый след. Папа с сыном не смели шелохнуться. Они приготовились уже ко всему. Лучше бы, если эти пистолеты размозжили их безмозглые головы. И кто их понес сюда? Опять же откуда они могли знать, что тут находится сам грозный Цербер?
– Вот я что подумал, – проговорил Цербер, медленно растягивая слова и наслаждаясь их страхом. – Все говорят «хитрый, как черт», «ловкий, как черт», «где тебя черти носили» …
Мафусаил напряженно соображал, где тут кроется подвох, что не так. Ох, не зря Цербер затеял этот разговор! Ох, не зря! С ним надо ухо держать остро. Чего же он до них докопался?
– Есть такое мнение, – кивнул он. – Черти вообще – одни из совершенных созданий.
– Ага! Есть, говоришь! Что же мне остается? Остается только согласиться, совершенное создание.
Хвост его успокоился и лежал на тропинке без движения. Цербер задрал правую голову. Приблизил ее к чертовской роже. Принюхался, потом отвернулся, выражая отвращение.
– Понятно! Хотя… Вон там впереди завал. Ночью был камнепад и завалил тропу. В горах это бывает. А перебраться вы через него сможете? Ну, так! Интересно мне стало. Если вы совершенные создания, то для вас это ничего не стоит. Ты согласен со мной?
– Завал завалу рознь, – сказал старший. – Если небольшой, то можно просто через него перемахнуть. Можно с разбегу! Хоп – и всё! На другой стороне уже. Тут надо посмотреть, какой завал.
– Точно! – согласился Цербер. – Надо посмотреть! Так чего же мы стоим! Вперед на смотрины!
Они пошли вверх по тропинке, куда их Цербер пригласил посмотреть на завал: большой он или еще больше. Старший Мафусаил обреченно озирался по сторонам. Хотя, чего было озираться? От Цербера еще никто не уходил. Так что нечего и дергаться!
– Это разве завал? Плюнуть и растереть! Даже лап марать не охота! – воскликнул он. – А ну-ка, Мафусаильчик, изобрази! Он у меня акробат еще тот! Такие фортели выделывает!
Мафусаильчик стал ловко карабкаться по отвесной скале и вскоре он был на верху, откуда всем приветливо помахал лапкой. Вот, мол, я какой шустренький! Раз и готово! Папа светился гордостью за способного сыночка. Всё-таки чертям тоже свойственна родительская любовь.
– Вот и всё! – сказал старший. – Нам это раз плюнуть! Это что! Брали кручи и покруче! Да он у меня по любой отвесной скале так шмыганет, любо-дорого глядеть!
Да! Всяким там паучкам и скалолазам оставалось только завидовать Мафусаильчику. К чертовской хитрости с изобретательностью нужно еще добавить чертовскую ловкость. Пошли его на Эверест, он уже через час будет там облизывать банки.
– Что же, друзья, придется нам раздеться, – сказал Вергилий. – До нижнего белья, разумеется! Понимаю, что это доставит вам определенные неудобства, но иного выхода нет.
– Вы посмели предлагать такое? – возмутилась Леночка. – Я оскорблена до глубины души.
– Юной сеньориты это не касается, – невозмутимо отвечал Вергилий. – Остальные живо! Снимаем с себя одежду. Нижнее белье не надо. Поскольку среди нас дама. Пардон, юная сеньорита!
Порезали одежду на полоски, полоски скрутили в жгуты, жгуты связали между собой морским узлом. Васька показал, как вяжется такой узел. Охотникам (отец его был охотником) без узлов никак. Получилась крепкая длинная веревка, которую мы тут же испытали на прочность. Дальше уже началось скалолазание. Ваську отправили первым. Леночке понравилось взбираться по скале, а потом спускаться вниз. При этом она отчаянно визжала. В ее визге был страх и восторг. Это еще одна из сторон загадочной женской натуры. Спустившись, она дала торжественное обещание записаться в секцию скалолазания. Оказывается, была и такая в нашем городке. Горы есть не только в Аиде. Так? Неизвестно, куда судьба еще может нас занести. Хотя наш провинциальный городок расположен на просторах равнины. И большинство жителей его никаких гор в помине не видели.
Кто знает, каким боком повернется жизнь? Поэтому всё может когда-нибудь пригодиться. Так же? Может, и мен стоит записаться в секцию скалолазания. Не все же время книжки читать.
– Вот кто-то с горочки спустился. Наверно, милый мой идет, – горланил Васька, пока мы спускались вниз. – Теперь я знаю, что такое, когда дух захватывает. Это круто!
Идти вниз, думаю никто не будет спорить со мной, это не то же самое, что карабкаться вверх. Откуда Васька знал эту старинную песню, ума не приложу. Что-то раньше я за ним хореографических талантов не наблюдал. Вообще, сколько у человека может быть талантов? Нам не дано предугадать. Он могут раскрыться совершенно неожиданно для нас. Сейчас я имею в виду Ваську. Наверно, он и сам удивился тому, что запел. Может, эту старинную песню он слышал от своей бабушки в деревне.
С голосом у него всё нормально. То есть и голос, и слух совершенно отсутствуют. Поэтому к его пению нужно привыкнуть, как к горловому пению акынов степей и таежных проторов. Васькин главный талант – его беззастенчивость. В этом с ним невозможно соперничать. На сцене Большого театра он будет петь арию Ленского и крутить па-де-де, будучи уверенным, что он это делает не хуже профессиональных актеров. И никто его не сможет убедить в обратном. Это даже не самоуверенность, а нечто большее. Таким людям легко живется на свете. Даже обладая комплексом неполноценности, они никогда не узнают об этом.
– Кончай базлать! – не выдержал Большой Василий, который и так был расстроен сверх меры. – Ты у меня сейчас не спустишься, а полетишь с горочки, как гордый буревестник. Ты видел, как летают гордые буревестники? Вот то-то же! Увидишь себя в полете.
Его напарники захохотали. Наверно, представили летящего Ваську. И хором добавили:
– С ускорением, как фанера над Парижем! Вот она была и нету. Фьють! И нету фанеры! Потому что мы тебя будем подгонять пинками как футбольный мяч в ворота. Эх, не зря у нас чесались ноги! А вот и представился случай поиграть в футбол!
Снова сдружились. Видно, драка идет на пользу, сплачивает и укрепляет связи между людьми. Говорится же: «Если бьет – значит, любит». И что это за дружба, если друзья время от времени не бьют друг другу морды? Но я бы никогда не поднял на Леночку руку. Разве только для того, чтобы медленно опустить ее и погладить ее шелковистые волосы. И сердце мое учащенно забилось бы в упоении, и для него воскресли вновь…А что воскресло-то? Ах, да! И божество, и вдохновенье, и само собой любовь.
