Моряк

Краткий экскурс по концепции промышленной рыбалки.

Спросите Стива, что это за шинели в углу.

– Эта яхта была мобилизована при второй мировой.

Зачали Стива в Англии, родился он в Америке, а вырос в Ирландии. Сам он считает себя полностью ирландцем. И душой, и любовью выпить.

Каждый день, продуктивный или нет, сводится к столу. Длинный стол из красного дерева, это ведь небывалая роскошь. Разумеется, он уже избит временем. Трещины и царапины по всей его поверхности. Мы все уселись на нем, а Стив, достав три бутылки рома, промолвил монументальные слова:

– Ну что, братья, попробуем напиться до той степени, пока нас всех не начнет рвать.

И он улыбнулся, а морщин стало в два раза больше.

Кок не стал ухитряться, и на этот раз снова жаренная рыба. А запах заполонил все пространство, проникая в наши ноздри и вызывая обильное слюноотделение. Возьми вилку, и проткни эту золотистую корочку.

Можно питаться рыбой больше месяца, прежде чем она начнет вызывать у тебя тошноту. Преодолей тошноту – и каждая рыба, любого способа приготовления, станет чем-то вроде слитка золота, которое вручил тебе незнакомец.

Жак выглядел изнеможенным, и держался несколько отрешенно. Я спросил его, что не так.

– Я в порядке. – Отрезал он.

Его лицо наполнилось изнурением, и Стив, посмотрев на него, посоветовал:

– Иди в каюту, черт побери, да на тебе живого места нет.

– Да. – Вторил Джерри, – ты похож на древнее ископаемое.

– А ты что, археологом сделался? – Процедил Жак, согнувшись от боли живота.

Они промолчали, а я и вовсе был незаметным. Скрип ножек стула, и Жак вышел из-за стола. Несколько больших шагов и он оказался на палубе.

– Я что, плохо готовлю что-ли? – Недоумевал кок.

Стив открыл первую бутылку рома, и стал уплетать ее прямо из горла. Другие бутылки открыл кок, который сразу всем налил в пинты.

– Вы знаете, что самая большая часть рома, производится на Карибах? – Вставил Джерри.

И разумеющееся тишина. Лишь глотки и рыгания.

Взглянув в маленькое окошко, можно лицезреть сумрак, несколько одиноких облаков и стаю чаек.

Бутылки все опустошались, а я только допивал один стакан. Но координация уже нарушилась. Я всегда боялся выпить много, кажется, что лишний глоток вызовет интоксикацию.

– Рыба отменная. – Заметил Стив. – Ты молодец, Билл.

А лицо кока озарилось гордостью.

Снова взгляни в окошко, а там абсолютная тьма. Я сказал Стиву:

– Поздно уже, я пойду посмотрю, что с Жаком, и в каюту, спать.

– Давай, Уильям. – Ответил он.

– И не забудь спросить его, не от моей ли рыбы. – Добавил кок.

Я кивнул. Я семенил к носу судна, где в темноте стоял Жак. Он уперся локтями на перила, и, когда я встал рядом с ним, я заметил его проницательный взгляд вдаль. Я спросил его:

– Жак, что произошло?

– Я уже осатанел от моря. И от рыбы. И от них всех. – Ответил он.

Я ухмыльнулся. Мне нечего у него спрашивать. И пусть француз сам разбирается в своих проблемах.

Он вдруг с укором покосился на меня. Такой взгляд был у моего отца.

Вот ты и поневоле вспоминаешь своего отца. Словно обсессия ударила прямо в сознание, вызывая горестные воспоминания. Он умер от алкоголя. А вот Стиву больше знакома боль утраты. Ведь за свою жизнь он потерял слишком много людей, в том числе, и моего отца. Вы сидите в онкологической больнице, и ждете жену с химиотерапии. Большая злокачественная опухоль прямо в голове. Навязчивые движения и забывчивость. А тело стало таким худосочным и, словно студень, казалось прозрачным. Вот Стив и увековечил свою единственную пассию назвав судно в ее честь. А раньше на этом судне сновали десятки немецких фронтовиков.

А Жак так и прожигает меня своим взглядом. Что же ему нужно, черт возьми.

– Ты, значит, ведь писатель, так? – Сказал он.

– Верно. – Дал сиюминутный ответ.

– А чего тебя понесло сюда, на судно дяди? – Вопросил он.

– Не знаю. – Ответил я, и он замолк, и взгляд его устремился вновь вдаль. И меня он уже не замечал, словно перед ним был непримечательный камень.

Я оставил его наедине со своими грезами.

И вправду, все они, включая моего дядю, были пьяны до полной апатии к окружению. Они распластались по столу и лишь слюни струились из уголков рта. Кок бы, вроде как, в себе, и я решил сказать ему, что все это не из-за рыбы. Но он и так это знал, ведь тарелка Жака не была пустой.

Холод одолел меня, и единственное, что я жаждал более всего, это уютная кровать, на которую я прыгну и, укутавшись одеялом, открою глаза лишь утром.

2

По иллюминатору скатывались многочисленные капли. Здесь кровати две, и обе двухъярусные. Я лежал на самом верху. Отсюда открывается отличный вид на то, как полусонный Клод читает мою книгу. Его зрачки так и бегут по строчкам, а в выражении его лица можно прочитать глубокое, но эфемерное уважение ко мне.

Эфемерное, потому что, несмотря на субординацию в нужные моменты, на судне мы равны.

Позже я буду так же уважаем, как в момент, когда я вступил на судно и заставил расплыться в улыбке дядю Стива.

Некое коллективистское гнездышко, а не рыболовный корабль.

Опусти взгляд и там лежит, непринужденно скрестив ноги, Жак. Он курит трубку, словно бывалый моряк, а не паникер, что вчера устроил сцену.

Но, все же, так и есть. Этот лягушатник – бывалый моряк. Никто не защищен от событий, которые могут привезти к полному краху ваших идей и интересов. Наверное, этим и наслаждались они.

Никто не спешил выходить наружу.