Последний отзыв
отлично написал
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2025.
✖
В тине адвокатуры
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– А далеко, говорю, контора?
– Да версты три с небольшим будет.
– На, говорю, тебе полтину, сходи спроси: Кругликову, дескать, дозволено ли охотиться? А до тех пор я выстрела не сделаю.
– Записал это я ему на бумажке мою фамилию и отправил, сказав, что тут же и подожду его. Парень пошел. Смотрю, а Артур все стоит. Сел это я на опушке, трубочку закурил, потом прилег, не идет мой парень назад. Соскучился я и вздремнул, с час с места таки проспал. Парень мой вернулся, разбудил.
– Виноват, говори, ваше высокородие, извольте пулять.
– Глянул я на Артура – все стоит. Пиль! – закричал я, выпалил, ну, две штуки на месте и положил. Вот это собака, а вы – Арап. Далеко вашему Арапу! – обратился Владимир Павлович к барону Фитингофу.
Тот только улыбнулся.
– Я ничего не вижу особенного, – проговорил Гиршфельд, – собака у вас, значит, часа два простояла?
– Да-с, два часа, или около этого. Как же это ничего особенного? – налетел на него Кругликов.
– Да так! С одним моим знакомым был случай не в пример необыкновеннее вашего. Жил это он в своем имении Харьковской губернии, сад у него был при доме большой, а за садом болото. Вот он раз утречком взял ружье, собаку крикнул – Нормой звали – и отправился через сад на болото. Собака вперед убежала и на болоте уже стойку сделала, а он только что к нему подходить стал, как вдруг из дому лакей бежит.
– Пожалуйте, говорит, домой, эстафета.
– Вернулся мой приятель, получил известие о смерти своей тетки, жившей в ближайшем уездном городе. Сейчас это лошадей туда. Пока там, с похоронами возился, наследство кое-какое осталось ему по завещанию, пришлось в губернский город ехать – утверждать завещание. Все это он покончил, имущество принял, во владение ввелся. Месяца через два в имение к себе вернулся.
– А где же, говорит, Норма?
Хвать-похвать – нет собаки.
– Да ведь с тех пор, как вы тогда на охоту пошли, ее и не видать, – сообразили домашние.
Пошли на болото и что же? Собака скелет и дупель – скелет. Вот это стойка! – засмеялся Гиршфельд.
Присутствующие разразились неудержимым хохотом.
Владимир Павлович обиделся и стал глотками отпивать бургунское.
Это продолжалось, впрочем, недолго.
– Э, да вы большой руки шутник! – потрепал он его по плечу.
– Вывьем лучше.
Гиршфельд чокнулся.
Попойка, а затем и ужин пошли своим чередом.
В пятом часу утра Кругликов подвез Гиршфельда к подъезду гостиницы «Гранд-Отель».
XXX
Первый поцелуй
Николай Леопольдович, сказав себе, что дело у этих голубчиков, как он назвал Шатова и княжну Лиду, кажется, на мази – не ошибся.
Шатов накануне того дня, когда Гиршфельд приехал в Т., сделал предложение княжне Лидии Дмитриевне и получил согласие как ее, так и ее отца.
Это случилось для него совершенно неожиданно.
После обеда, когда князя Дмитрия Павловича увезли, по обыкновению, в кабинет подремать и молодые люди остались в гостиной одни, Антон Михайлович, между прочим, заговорил о своем отъезде в Москву для экзамена и защиты диссертации.
– Вы, конечно, туда не надолго? – испуганным голосом спросила Лида.
– Нет, вероятно, придется остаться в Москве, мне предлагают место ординатора при клинике, там более материала для нашей науки и отказаться перейти в столицу – грешно. Это значит пожертвовать наукой.
– А пожертвовать мной ничего не значит, расставшись навсегда? – вдруг каким-то неестественным голосом вскрикнула она и неудержимые слезы брызнули из ее глаз.
Он машинально опустился перед ей на колени.
Этот безыскусственный взрыв неподдельного горя детски чистой, наивной души произвел на него чарующее впечатление.
Разлука с этим плачущим, беззаветно любящим его ребенком представилась для него самого невозможной.
– Зачем же расставаться, можно и не расставаться, если вы только согласитесь быть моей женой! – сам не свой, прошептал он, отнимая руки княжны от ее лица.
Руки повиновались и упали ему на плечи.
Прелестное заплаканное личико, озаренное улыбкой счастья, более красноречивой, нежели всякое согласие, выраженное словами, приблизилось к его лицу.
– Милый, хороший! – шепнули ее губки. Их уста слились в долгом поцелуе. Княжна Лида опомнилась первая.
Быстро вскочила она с кресла и, снова закрыв лицо руками, бросилась вон из комнаты.
Шатов остался один.
Он почувствовал какое-то просветление, как-то особенно легко стало ему. Точно у него спала с глаз долго бывшая на них повязка, точно он сбросил со своих плеч какую-то долго носимую тяжесть.
Девственно чистый поцелуй, казалось ему, рассеял мрак, окутывавший его страсти, дал ему силу сбросить с себя гнет прошедшего.
Он возродился.
Твердою походкой бесповоротно, уже осмысленно решившегося человека направился он в кабинет князя Дмитрия, как бы предчувствуя, что его Лида должна быть именно там.
Он не ошибся.
Прямо из гостиной, после первого неожиданного для нее самой, подаренного ею любимому и любящему человеку поцелуя, бросилась она в кабинет к отцу, забыв даже, что он предается послеобеденному сну.
Быстрый вход дочери разбудил старика, дремавшего в кресле.
Он с удивлением увидал ее заплаканное лицо.
– Да версты три с небольшим будет.
– На, говорю, тебе полтину, сходи спроси: Кругликову, дескать, дозволено ли охотиться? А до тех пор я выстрела не сделаю.
– Записал это я ему на бумажке мою фамилию и отправил, сказав, что тут же и подожду его. Парень пошел. Смотрю, а Артур все стоит. Сел это я на опушке, трубочку закурил, потом прилег, не идет мой парень назад. Соскучился я и вздремнул, с час с места таки проспал. Парень мой вернулся, разбудил.
– Виноват, говори, ваше высокородие, извольте пулять.
– Глянул я на Артура – все стоит. Пиль! – закричал я, выпалил, ну, две штуки на месте и положил. Вот это собака, а вы – Арап. Далеко вашему Арапу! – обратился Владимир Павлович к барону Фитингофу.
Тот только улыбнулся.
– Я ничего не вижу особенного, – проговорил Гиршфельд, – собака у вас, значит, часа два простояла?
– Да-с, два часа, или около этого. Как же это ничего особенного? – налетел на него Кругликов.
– Да так! С одним моим знакомым был случай не в пример необыкновеннее вашего. Жил это он в своем имении Харьковской губернии, сад у него был при доме большой, а за садом болото. Вот он раз утречком взял ружье, собаку крикнул – Нормой звали – и отправился через сад на болото. Собака вперед убежала и на болоте уже стойку сделала, а он только что к нему подходить стал, как вдруг из дому лакей бежит.
– Пожалуйте, говорит, домой, эстафета.
– Вернулся мой приятель, получил известие о смерти своей тетки, жившей в ближайшем уездном городе. Сейчас это лошадей туда. Пока там, с похоронами возился, наследство кое-какое осталось ему по завещанию, пришлось в губернский город ехать – утверждать завещание. Все это он покончил, имущество принял, во владение ввелся. Месяца через два в имение к себе вернулся.
– А где же, говорит, Норма?
Хвать-похвать – нет собаки.
– Да ведь с тех пор, как вы тогда на охоту пошли, ее и не видать, – сообразили домашние.
Пошли на болото и что же? Собака скелет и дупель – скелет. Вот это стойка! – засмеялся Гиршфельд.
Присутствующие разразились неудержимым хохотом.
Владимир Павлович обиделся и стал глотками отпивать бургунское.
Это продолжалось, впрочем, недолго.
– Э, да вы большой руки шутник! – потрепал он его по плечу.
– Вывьем лучше.
Гиршфельд чокнулся.
Попойка, а затем и ужин пошли своим чередом.
В пятом часу утра Кругликов подвез Гиршфельда к подъезду гостиницы «Гранд-Отель».
XXX
Первый поцелуй
Николай Леопольдович, сказав себе, что дело у этих голубчиков, как он назвал Шатова и княжну Лиду, кажется, на мази – не ошибся.
Шатов накануне того дня, когда Гиршфельд приехал в Т., сделал предложение княжне Лидии Дмитриевне и получил согласие как ее, так и ее отца.
Это случилось для него совершенно неожиданно.
После обеда, когда князя Дмитрия Павловича увезли, по обыкновению, в кабинет подремать и молодые люди остались в гостиной одни, Антон Михайлович, между прочим, заговорил о своем отъезде в Москву для экзамена и защиты диссертации.
– Вы, конечно, туда не надолго? – испуганным голосом спросила Лида.
– Нет, вероятно, придется остаться в Москве, мне предлагают место ординатора при клинике, там более материала для нашей науки и отказаться перейти в столицу – грешно. Это значит пожертвовать наукой.
– А пожертвовать мной ничего не значит, расставшись навсегда? – вдруг каким-то неестественным голосом вскрикнула она и неудержимые слезы брызнули из ее глаз.
Он машинально опустился перед ей на колени.
Этот безыскусственный взрыв неподдельного горя детски чистой, наивной души произвел на него чарующее впечатление.
Разлука с этим плачущим, беззаветно любящим его ребенком представилась для него самого невозможной.
– Зачем же расставаться, можно и не расставаться, если вы только согласитесь быть моей женой! – сам не свой, прошептал он, отнимая руки княжны от ее лица.
Руки повиновались и упали ему на плечи.
Прелестное заплаканное личико, озаренное улыбкой счастья, более красноречивой, нежели всякое согласие, выраженное словами, приблизилось к его лицу.
– Милый, хороший! – шепнули ее губки. Их уста слились в долгом поцелуе. Княжна Лида опомнилась первая.
Быстро вскочила она с кресла и, снова закрыв лицо руками, бросилась вон из комнаты.
Шатов остался один.
Он почувствовал какое-то просветление, как-то особенно легко стало ему. Точно у него спала с глаз долго бывшая на них повязка, точно он сбросил со своих плеч какую-то долго носимую тяжесть.
Девственно чистый поцелуй, казалось ему, рассеял мрак, окутывавший его страсти, дал ему силу сбросить с себя гнет прошедшего.
Он возродился.
Твердою походкой бесповоротно, уже осмысленно решившегося человека направился он в кабинет князя Дмитрия, как бы предчувствуя, что его Лида должна быть именно там.
Он не ошибся.
Прямо из гостиной, после первого неожиданного для нее самой, подаренного ею любимому и любящему человеку поцелуя, бросилась она в кабинет к отцу, забыв даже, что он предается послеобеденному сну.
Быстрый вход дочери разбудил старика, дремавшего в кресле.
Он с удивлением увидал ее заплаканное лицо.
Другие электронные книги автора Николай Эдуардович Гейнце
Другие аудиокниги автора Николай Эдуардович Гейнце
Последний отзыв
отлично написал