Под гнетом страсти

– Что это вы? – удивился он.

– Я не хочу, чтобы вы сидели со мной, идите к ним, а не то я уйду.

Он с изумлением взглянул на нее.

– Отчего? Что это значит, что вы не желаете со мной говорить? – спросил он.

– Я не хочу, чтобы Владимир Николаевич опять смеялся надо мной и говорил, что…

Анжелика запнулась.

– Что… вы влюблены в меня… – тихо добавила она.

Ртищеву стало смешно и досадно, что этой наивной девочке говорят такие глупости.

– Полноте, Анжелика Сигизмундовна, – сказал он ласково, – можно ли обращать внимание на такие пустяки? Будемте по-старому друзьями, потому что, хотя я в вас и не влюблен, но люблю вас очень.

– Благодарю вас, – просто сказала она, протягивая ему руку.

Александр Михайлович взял ее и крепко пожал.

– Все готово, messieurs, – провозгласила Лора, входя в комнату, – две тройки приехали за нами, остальные у князя Вельского; у него соберутся все. Мери, пойдем одеваться.

Мери Михайловская, маленькая, миловидная шатенка, вскочила и вышла вместе с Лорой.

– По-моему, сегодня несколько холодно для катанья, – сказал Раковицкий, подходя к окну, – стекла совсем замерзли.

– Ничего, покатаемся с гор и согреемся, – возразил Владимир, большой любитель этих удовольствий.

Через минуту молодые люди вышли, и Анжелика осталась одна.

Она подождала, пока все уехали, побродила по комнатам и села к роялю.

Поиграв с полчаса, она ушла готовить уроки в свою комнату.

Это была прехорошенькая, уютная комнатка. Все ее убранство было целиком привезено из Италии.

Мать обожала Анжелику и тратила на нее большие деньги. Розовая шелковая мебель, изящный письменный стол, бархатный пунцовый ковер, покрывающий всю комнату, розовая спускающаяся с потолка лампа и масса мелких, но дорогих безделушек, делали комнату похожей ка игрушку.

Окончив уроки, Анжелика потушила свечку и улеглась спать.

В шесть часов утра она проснулась от беготни по всему дому.

Анжелика вскочила и прислушалась.

Она услыхала быстрые шаги и голос старого графа.

«Кто-то захворал», – подумала она и начала одеваться.

Вернувшись с поездки, Владимир почувствовал озноб, но, не сказав об этом ни слова, лег спать.

Ночью у него сделался сильный жар. Он начал метаться и бредить и разбудил оставшегося у него ночевать Ртищева.

Увидав состояние своего товарища, Александр Михайлович испугался и пошел к Николаю Николаевичу.

Через минуту весь дом был на ногах.

До крайности мнительный и, несмотря на свой эгоизм, горячо любивший сына, старый граф страшно испугался.

Немедленно послали за доктором.

Приехавший врач осмотрел больного и заявил, что у него начинается тиф.

– Будьте спокойны, граф, – утешал он старика, который был в отчаянии. – Опасности большой нет. Тут главное дело – уход, и если у вас нет никого, кто может принять на себя обязанность сиделки, то я пришлю вам очень хорошую.

– У нас никого нет, – с унынием сказала графиня, – ни я, ни дочь моя не привыкли к этому, но, доктор… доверить своего сына совершенно чужой женщине я, право, не знаю, возможно ли это? – докончила она со вздохом.

– Однако не может же ваш сын остаться без сиделки, графиня. За мою я ручаюсь и…

– Марья Осиповна! – послышался робкий детский голос. – Позвольте мне ухаживать за графом.

Доктор живо обернулся и увидал худенькую, с побледневшим личиком девочку, которая серьезно ждала ответа.

– Ты, Анжелика?! – воскликнула графиня. – Разве ты можешь!

– Могу. В продолжение целого года болезни моей матери у нее не было другой сиделки, кроме меня.

Граф и графиня недоверчиво взглянули на девочку.

– Ну что ж, – согласился доктор, – если маленькая барышня действительно знает уход за больными, то пусть и займется этим, а я посмотрю, справится ли она, – добавил он, смотря с сомнением на ее маленькую фигурку.

Яркий луч радости блеснул в глазах Анжелики, она умоляющим, невиданным в ней дотоле взором взглянула на графа и графиню.

После некоторого колебания они согласились.

Решено было оставить ее дома до тех пор, пока Владимир не поправится, и Анжелика приступила к исполнению своих новых обязанностей.

Скоро доктор и все домашние были изумлены ее уменьем и выносливостью. С пунктуальной точностью давала она больному лекарство и переменяла компрессы на его голове. Она ходила по комнате, поправляла его подушки, не причиняя ему ни малейшего беспокойства. Никто не мог уговорить ее отдохнуть: она целыми ночами просиживала у постели больного, так что холодные глаза Лоры выражали удивление при взгляде на нее.

Больной почти не приходил в себя. Страшный жар не покидал его. Он бредил с открытыми глазами, и только прикосновение крошечной ручки Анжелики к его горячему лбу успокаивало его.

Прошло две недели.

Владимир похудел и был страшно слаб. Анжелика выглядела не лучше своего пациента, так что когда Владимиру стало лучше и Александр Михайлович, придя навестить его, увидел Анжелику, то чуть не вскрикнул, – так поразила его происшедшая в ней перемена.

Казалось, все лицо ее состояло из одних глаз, так страшно осунулось и без того худенькое личико.

– Побойтесь Бога, Анжелика Сигизмундовна! – воскликнул он, когда она вышла к нему в гостиную. – Вы сами захвораете, ведь на вас лица нет!