Дочь Великого Петра

– Именно это право я и отрицаю.

– А я отрицаю ваше право.

– В таком случае я пришлю к вам секундантов.

– Я к вашим услугам.

– Позвольте, господа! – раздался около них чей-то голос.

Они обернулись и увидели Ивана Ивановича Шувалова.

– Боже, Иван Иванович! – воскликнули они в один голос.

– Да, это я, и мне хочется знать, с какой стати вы даете такой дурной пример публике, ведя себя точно сумасшедшие. Хорошо еще, что не все зрители в зале заметили ваше странное поведение и ваш бешеный выход, иначе, клянусь вам, вы были бы завтра сплетней всего Петербурга. В чем дело, объясните, пожалуйста! Что-нибудь очень важное и таинственное?..

– Да, – прервал его Свиридов, – причина важная… Я уже вызвал князя на дуэль.

– Какая бы ни была причина, я не одобряю такой поспешности. Надо было объясниться.

– Мы уже объяснились.

– Да…

– Здесь, в течение минуты…

– Все это хорошо, но позвольте вам дать добрый совет…

– Говорите, – сказал молчавший до этого времени князь Луговой.

– Я заранее, однако, ничего не обещаю… – заметил Свиридов.

– Можете делать, что хотите, но я вам предлагаю следующее. Пойдемте ко мне, там вы объяснитесь между собой основательно и хладнокровно в моем присутствии. Я ни в чем не буду влиять на ваше решение и выскажу свое беспристрастное мнение. Согласны ли вы?

Оба недавних друга, теперь враги, последовали этому совету.

Дом Ивана Ивановича Шувалова был одним из красивейших домов в Петербурге в Елизаветинское время. Он стоял на углу Невского проспекта и Большой Садовой и сохранился до сегодня. В нем так долго на нашей памяти помещался трактир Палкина, а затем фортепианный магазин Шредера. Дом был выстроен в два этажа, по плану архитектора Кокоринова, ученика знаменитого Растрелли.

Года за четыре до описываемого нами дня Иван Иванович праздновал в нем новоселье великолепным маскарадом, при котором М. В. Ломоносов сказал следующие стихи:

Европа, что родить, что протчи части света,
Что осень и зима, весна и кротость лета,
Что воздух и земля, что море и леса,
Все было у тебя, довольство и краса.

Обстановка комнат была роскошна. Богатые их амфилады были все увешаны портретами и картинками.

Туда-то и отправились все трое из театра, не доглядев представления. Хозяин провел их в угловую комнату о семи окнах, служившую ему кабинетом. В камине ярко пылали дрова и освещали роскошно и комфортабельно убранный уголок знаменитого «любимца Елизаветы». Укромность и уютность, несмотря на огромные размеры комнаты, придавали ей большие шкафы, наполненные книгами, турецкие диваны, ковры и массивные портьеры.

Иван Иванович уселся в покойное кресло у письменного стола. Оба привезенных им молодых человека были еще до такой степени возбуждены, головы их были так бешено настроены, кровь так сильно кипела в венах, что они не могли спокойно оставаться на местах и ходили взад и вперед по комнате, стараясь не столкнуться друг с другом.

Несколько времени в кабинете царила тишина. Мягкий пушистый ковер, которым был покрыт пол кабинета Шувалова, заглушал шум шагов Свиридова и князя Лугового.

– Итак, господа, кто же первый начнет исповедь, – прервал молчание хозяин дома, – я слушаю.

II. Две записки

– Я, – отвечал Свиридов. – Дело очень просто: в течение целого часа князь, как я заметил, не спускал глаз с ложи, где сидела одна дама, причем его взгляды были чересчур выразительны.

– Позвольте, – прервал Шувалов, – нечего облекать все это таинственностью, я очень хорошо знаю в чем дело…

– Во всяком случае, я никого не назвал. Итак, князь Луговой очень пристально вглядывался в даму, которая и не думала отворачиваться от него; я даже заметил, что они обменялись довольно красноречивыми взглядами, это возмутило меня. В то же время дама, заметив, что я на нее смотрю, обернулась в мою сторону и наградила меня такой же прелестной улыбкой, которая разом усмирила мой гнев…

– А меня привела в бешенство! – воскликнул князь Луговой. – Я окинул Свиридова свирепым взглядом.

– Я ответил тем же…

– Мы вышли из зрительного зала, а остальное вы знаете…

– Очень хорошо, но позвольте сделать один вопрос…

– Какой?

– Какое право имел один из вас запрещать другому смотреть на эту даму так, как ему хотелось?

– Но…

– Отвечайте на вопрос.

– Право, приобретенное вследствие исключительных отношений…

– Как исключительных?.. – прервал Свиридова князь. – Что вы под этим разумеете?

– Что разумею? Да то, что вы сами разумеете, – отвечал Петр Игнатьевич.

– В таком случае, я нахожусь с ней в таких же отношениях, как и вы…

– Желательно было бы, чтобы вы представили доказательства.

– Боюсь, не будет ли это неделикатно или даже бесчестно. А между тем надо доказать, что действуешь и говоришь не наобум и что все-таки в человеке осталась хоть капля разума. Впрочем, мы оба находимся в довольно затруднительном положении, и некоторые исключения из общего правила могут быть дозволены.

– К чему это предисловие? – заметил Шувалов.

– Сейчас увидите, – продолжал князь Луговой, вынимая из кармана своего мундира письмо.

Это была маленькая записка, кокетливо сложенная треугольником.

– Это что такое? – спросил Иван Иванович.