«За что?» – думал он, бледный и мрачный, направляясь в другую комнату.
Там сидели Любовь Сергеевна, Столетов и Вера Степановна. Увидав его, последняя поспешно встала и подошла к нему.
– Ты нездоров, Ося? – спросила она, дотрагиваясь до его руки.
– С чего это ты взяла, мой друг, я совершенно здоров! – недовольный, что выдает себя, ответил он.
– В таком случае ты расстроен, я вижу это по твоему лицу.
– Оставь, пожалуйста, много ты понимаешь по моему лицу – я такой же, как и всегда!
– Последнее время я, действительно, ничего не понимаю, – тихо сказала она и отошла к Любовь Сергеевне.
Раздраженный донельзя поведением баронессы, чувствуя всю свою несправедливость к жене, Осип Федорович был зол на весь свет, не исключая и себя, и молча сел около Столетова.
Тот шутил и смеялся с Любой и к удовольствию Пашкова не обратил на него особого внимания.
Недолго, впрочем, его оставили в покое.
Веселая молодая хозяйка обратилась к нему:
– Осип Федорович, у вас сегодня ужасно злой вид, я не привыкла, чтобы вы так хмурились. Что с вами?
– Люди моей профессии и моего возраста никогда не бывают так веселы, как молодежь, Любовь Сергеевна.
– Не правда, вот вам налицо Василий Яковлевич, он гораздо старше вас и не только веселый, а еще ухаживает за мной.
Она лукаво посмотрела на Столетова. Осип Федорович невольно улыбнулся.
– Василий Яковлевич – это исключение.
Из гостиной донесся веселый смех баронессы.
Голос Пашкова прервался, вся кровь прилила к сердцу. С трудом овладев собою, он продолжал:
– Наконец, он уже в таких летах, когда человек довольствуется сравнительно небольшим. Мне бы, например, показалось малым только ухаживать за вами без надежды на взаимность, – уже шутливо добавил он.
Все засмеялись, а Любовь Сергеевна воскликнула:
– Вы умеете, по крайней мере, говорить комплименты.
– Кто это, Любочка? – раздался звучный голос баронессы, внезапно появившейся на пороге.
– Доктор Пашков, Тамара Викентьевна, – со смехом сказала молодая девушка, – правда, от него трудно ожидать такого искусства?
Взгляд Тамары скользнул по лицу Осипа Федоровича.
– Я слишком мало знаю господина Пашкова, чтобы судить об этом, – равнодушно заметила она. – Василий Яковлевич, пройдемтесь со мной, я хочу разузнать у вас о здоровье графини Апраксовой… Вы, кажется, ее лечите.
Она взяла под руку старика и вышла.
Осип Федорович чувствовал жгучую боль в сердце и, нагнувшись к жене, сказал ей вполголоса:
– Мне, действительно, нездоровится, уедем.
Вера Степановна тотчас же согласилась и пошла прощаться с хозяевами.
Он не последовал за ней, собираясь с духом спокойно пройти под холодным взглядом баронессы фон Армфельдт.
Когда он вошел в ту комнату, где она сидела, жена его уже была в передней.
Он дрожащим голосом объявил причину своего раннего отъезда хозяину, сославшись тоже на нездоровье, и во время этого разговора чувствовал устремленный на него взгляд Тамары Викентьевны.
Проходя мимо ее, он молча поклонился.
Она протянула ему руку и в то время, когда он нерешительно брал ее, сказала своим нежным грудным голосом с прежней очаровательной улыбкой:
– До пятницы, Осип Федорович?
Ему хотелось взять эту беленькую ручку и расцеловать каждый ее пальчик за эти милые слова, возвратившие ему счастье.
Он пробормотал благодарность и быстро вышел.
«Что она со мной делает? – думал он, сидя в карете рядом с женой. – Весь вечер не сказала ни слова, а под конец чуть не свела с ума своим взглядом и улыбкой».
Это было уже полное помрачение рассудка.
Осип Федорович не понимал, что хитрая женщина действует так при его жене.
На другой день вечером к Пашковым зашел Столетов.
Сидя за чайным столом, он говорил о здоровье их сына – очень болезненного ребенка.
Вера Степановна, всегда слушавшая его по этому вопросу с напряженным вниманием, сидела теперь такая рассеянная, что это невольно бросалось в глаза.
– Что ты, Вера? Тебе, кажется, надоели наши медицинские разговоры! – решился заметить Осип Федорович, чувствуя какую-то неловкость, которую он стал за последнее время всегда ощущать при разговоре с женой.
– Нет, отчего же, продолжайте, пожалуйста, – поспешно ответила она. – Правда, у меня немного болит голова, я думаю пойти лечь спать. Вы меня извините, доктор?
– О, сделайте одолжение, с таким старым другом, как я, стыдно церемониться, Вера Степановна!
С этими словами Столетов крепко пожал протянутую ему руку Веры Степановны, и она, поцеловав мужа в лоб, ушла.
После ее ухода несколько минут Пашков и Столетов молчали.
Вдруг Василий Яковлевич бросил недокуренную сигару и подвинулся к Осипу Федоровичу.
– Я не хотел говорить при вашей жене, боясь ее испуга, но теперь я вам сообщу неприятное известие.