Когда она догнала наконец петушка, усталая, задыхающаяся, тот спокойно уже клевал что-то на земле своим маленьким тоненьким клювом.
– Ох, как я устала! – воскликнула Куд, опускаясь возле петушка. Она увидела, что он что-то ест, и спросила:
– Что ты ешь?
– Кузнечика.
– Я не люблю кузнечиков.
– Не ешь.
– А я хочу есть, – сказала Куд.
– Чего же ты хочешь?
– Зерен хочу.
Петушок покачал головой.
– Зерна, – сказал он, – только еще осенью поспеют.
– А мы каждый день едим у нас зерна, – отвечала ему Куд.
– Во сне? – спросил ее петушок.
– Вовсе не во сне, а на нашем птичьем дворе.
И Куд оглянулась, чтобы показать петушку, где их птичий двор.
Но нигде не было больше видно их птичьего двора. И он, и пруд, и камыши – все исчезло. Она даже не знала, в какой стороне их двор.
Они бегали по степи и прямо, и вбок, и взад, и вперед. И сзади, и с боков, и везде виднелась все та же ровная, спокойная степь, и только впереди далеко-далеко, на самом конце, там, где как будто сходилась степь с небом, темнел лесок. И этого леска она никогда не видала.
– Где я? Где наш птичий двор?
Петушок посмотрел на нее с удивлением и сказал:
– Откуда я знаю, где твой какой-то птичий двор?
Тогда Куд вдруг так страшно стало, и она начала плакать и кричать:
– Я хочу на птичий двор! Отведи меня сейчас на птичий двор! Я хочу на птичий двор!
– А если ты будешь так кричать, я улечу от тебя! – рассердился на нее петушок.
Куд еще больше испугалась, но перестала кричать и только потихоньку плакала.
А петушок поймал нового кузнечика, клевал его, глотая по кусочкам, и говорил:
– Это очень глупо плакать! Я терпеть не могу, когда плачут! Кругом так хорошо: солнышко греет, травка зеленая, – зачем плакать?
Это все было верно, и Куд подумала: «Зачем плакать?»
Она перестала плакать, но на душе у ней было все-таки тревожно, и она, присев, так смотрела в глаза петушка, что тому стало вдруг жаль Куд, и он подошел к ней и ласково почистил об ее спинку свой клюв.
У себя на птичьем дворе Куд крикнула бы петушку, который захотел бы так чистить свой клюв об нее:
– Невежа!
Но теперь она и не подумала об этом, а только тихо, покорно проговорила:
– Я так хочу пить.
– Это не так легко достать воды здесь, – сказал петушок. – Постой, я подпрыгну: не увижу ли где?
И петушок высоко-высоко подпрыгнул и опять опустился на землю.
– Вон там, где лесок, – сказал он, – есть, кажется, вода.
– О, как далеко! Я никогда не дойду туда, – вздохнула Куд.
– Что за далеко? – ответил петушок, – не надо только думать, что далеко. Идем.
И он пошел, постоянно подпрыгивая, а усталая Куд, распустив крылышки, то и дело спотыкаясь, кое-как поплелась за ним.
Она уже ни о чем не думала: она устала и боялась только, как бы не отстать ей от петушка и не остаться совсем уж одной в этих незнакомых местах.
Когда они дошли до озера, Куд, присев к земле, бессильно прошептала:
– О, как я устала!
III
Там, у озера, и провели Куд и петушок весь день до вечера. Солнце садилось и последними лучами, как золотой пылью, осыпало озеро и далекую степь.
Над озером поднимался легкий туман и горел над ним, точно прозрачное цветное покрывало. Молодые деревья будто выше подняли свои вершинки и смотрели в далекое, огнем заката охваченное небо. Где-то уж затягивал свою вечернюю песенку сверчок; звонко в степи кричала дикая утка; в кустах около озера, запевал соловушка.
Куд сидела около петушка, и ей все так нравилось, и она говорила, счастливая:
– Ах, как хорошо! Как хорошо! Как я счастлива, что ты показал мне все это. Так я никогда бы ничего и не видела. Мне кажется и теперь, что я вижу это только во сне… и знаешь, мне кажется, что все это ты создал…
Петушок на это ответил:
– Ну, хорошо, – создал, положим, это не я, а подумать о ночлеге надо. Как-нибудь переночуем, а завтра опять дальше.
– Куда ж еще дальше? – огорчилась Куд, потому что и сегодня она очень устала.
Петушок не знал и сам, куда дальше, но решительно отвечал: