На волжских рубежах. Сталин и Сталинград

– Кому вы докладывали?

Москаленко помялся. Не мог же он сообщить, что поставил в известность о действиях немцев и Тимошенко, и Хрущёва, который случайно оказался при этом докладе. Сталин понял причину молчания, не стал настаивать на ответе, лишь уточнил, когда был доклад. Москаленко назвал число, и Сталин понял, что Тимошенко ехал в Москву, уже имея данные об усилении вражеской группировки.

Почему же он говорил, что противник ведёт себя спокойно? Этот момент был достаточно важен.

Сталин получил сообщение и о том, что 28-я генерала Рябышева вклинилась в оборону врага всего на 2 километра. А ведь эта армия шла непосредственно на Харьков.

Порадовал успех южной ударной группировки Юго-Западного фронта. К исходу дня войска 6-й армии Городнянского и армейской группы Бобкина на сорокакилометровом участке вклинились в глубь немецкой обороны на 12–15 километров и вышли на вторую линию обороны немцев, которая проходила по западному берегу реки Орель. Немцы отчаянно сопротивлялись. Но остановить наши войска возможности не имели, тем более наша авиация господствовала в небе, поскольку 4-й воздушный флот гитлеровцев действовал против Крымского фронта.

Особых оснований для беспокойства не было, а всё ж тревожно. Тревожно оттого, что, как оказалось, враг знал о нашем наступлении и неизвестно, что приготовил в противовес.

Тимошенко – ломастер танковых войск

13 мая тревога прошла, потому что поступили сообщения, что на южном участке фронта был достигнут определённый успех. Участок прорыва расширен до 55 километров. Наши войска продвинулись на глубину до 30 километров.

Выслушав вечерний доклад Тимошенко, Сталин задал вопрос:

– Не пора ли ввести в прорыв наши танковые корпуса, чтобы ударом на Харьков создать условия для окружения немцев?

– Товарищ Сталин, – доложил Тимошенко. – Противник сосредоточивает крупные силы в районе Змиева. Введение корпусов преждевременно. Мы держим руку на пульсе.

В те минуты Сталину не было известно, что никакого сосредоточения противника в районе Змиева не было. Почему Тимошенко доложил именно так, осталось невыясненным. В эти минуты он не мог не вспомнить, как вдруг ставший теперь осторожным Тимошенко в июле сорок первого, вступив в командование Западным фронтом, без разведки бросил вперёд 5-й и 7-й механизированные корпуса, тем самым сорвав план Ерёменко, своего предшественника на посту командующего Запаным фронтом, по созданию прочной обороны Смоленска.

Война современная, война машин. Она не прощает любых, даже малейших просчётов. Ну а гадать, что было бы, если бы… бесполезно. Введение в бой танковых корпусов, как предполагалось, могло привести к разгрому врага. Могло. Но это теория. Практика даёт иной раз иные последствия.

А между тем 28-я армия вышла на подступы к Харькову. С высот, обступающих город, хорошо просматривались улицы. Вот тут бы и пригодились резервы. Но… Воспользовавшись бездействием Тимошенко, командующий немецкой 6-й армией генерал-полковник Паулюс принял экстренные меры для остановки наступления наших войск.

В небе появилась вражеская авиация, срочно переброшенная из Крыма. Врагу удалось нанести удар в стык 38-й и 28-й армий. 28-я армия отошла на исходные позиции. Не помогли переданные ей из резерва 162-я стрелковая дивизия и 6-я гвардейская танковая бригады.

Доклад в тот день был неутешительным. Войска несли потери, но достичь решающих успехов не могли. Бои завязывались на флангах группировки. Немцы подсекали барвенковский выступ, но Тимошенко гнал вперёд 28-ю армию генерала Рябышева. Он делал это спокойно, ведь так предполагалось по замыслу операции. Преодолев с боями ещё до 8 километров, вышли к тыловому рубежу немецкой обороны, проходившему по рекам Харьков и Муром.

Настала пора согласно плану операции ввести подвижную группу (3-й кавкорпус и 38-ю стрелковую дивизию). И это не получилось. Связь с соединениями была утрачена. Где они находились в данном случае, Тимошенко не знал. Штаб фронта оставался в Сватово, районном городе Луганской области, на значительном удалении от войск, отчего страдало управление.

15 и 16 мая начались контратаки врага против наших ударных группировок. 17 мая генерал Рябышев ввёл в бой свой последний резерв, предназначенный для развития наступления. Это был 3-й гвардейский кавалерийский корпус. В результате северная группировка Юго-Западного фронта израсходовала все свои резервы. Не удалось ввести в бой танковые соединения и на юге из-за позднего разлива рек.

Несмотря на то что в группе Бабкина начался голод на боеприпасы, Тимошенко продолжал гнать группу на Харьков. Харьков – любой ценой.

Войска нашей 6-й армии ночью восстановили на Берестовой разрушенные мосты, и с утра командующий начал вводить в сражение 21-й и 23-й танковые корпуса. Танки вклинились в немецкую оборону на 12–15 км и в районе станции Власовка перерезали железную дорогу Харьков – Краснодар. Группа Бобкина продолжала биться за Красноград, она сильно оторвалась от тыловых баз и начала ощущать нехватку боеприпасов. Никто ещё и не знал, что сражение уже проиграно. Советские войска продолжали рваться к Харькову.

17 мая Сталин позвонил Тимошенко. Вопрос один:

– Как обстановка? Товарищ Василевский обеспокоен положением на вашем фронте, активностью немцев на флангах. Предлагает остановить операцию.

– Товарищ Сталин, враг выдыхается, – убеждённо заявил Тимошенко. – Ещё немного, ещё один рывок, и побежит. Мы скоро будем в Харькове.

– Вы уверены в этом?

– Так точно… Харьков будет взят. Товарищ Хрущёв того же мнения…

– Хорошо. Если вы так уверены в успехе, продолжайте операцию.

Жестокая правда войны

Самое обидное на войне, что порой один человек или ограниченная группа лиц способна не только свести на нет усилия сотен, тысяч, десятков тысяч бойцов и командиром, отважно сражавшихся с врагом, но и привести к гибели этих людей.

18 мая утром танковый батальон двинулся вперёд на плоскую высоту, овладеть которой получил задачу стрелковый полк. Пошли дружно, танки развернулись в линию, за нею – стрелковые цепи.

И вдруг случилось что-то непонятное. Словно потемнело небо. Десятки вражеских бомбардировщиков, сменяя друг друга, повисли над боевыми порядками наступающего полка, равно как и над боевыми порядками других полков дивизии. Между атаками «юнкерсов» по нашим подразделениям били пулемётным огнём «мессеры».

– Так мы высоту не возьмём, – сказал комбат. – Только все танки потеряем. Радист, связь со штабом полка…

И когда там ответили, заявил:

– В лоб высоту не взять. Надо правее по балке. Часть сил…

– Командир полка принял решение, – ответили в штабе. – Первый батальон пойдёт во фланг и тыл. Поддержите танковой ротой.

– Роту направляю…

Нехитрое решение. Не получается атака с фронта, часть сил в обход. Тут важно провести всё так, чтоб противник не сразу разгадал этот простой приём.

Маломуж видел, как залегшие цепи стали откатываться назад. Первый батальон вывели в рощу, от которой начиналась балка.

Комбат приказал:

– Связь с командиром первой роты… Тополь первый. Поддержать обход высоты справа. Да осторожно. За рощей пройди, чтоб не разгадали фрицы…

Пошли томительные минуты ожидания, а вражеская авиация господствовала в воздухе, не давая поднять головы. Даже в танках было неуютно.

Маломуж обеспечивал связь и слышал все переговоры комбата и со штабом полка, и с командирами танковых рот. Он понял, что манёвр не удался. С высоты – всё как на ладони. Вот и обнаружили фрицы, что наши пошли в обход. Поступили доклады о потерях в батальоне и в танковой роте.

Он не уловил, что задумал командир полка. Сложно было это уловить радисту. Но почувствовал, что комбат повеселел:

– Молодец, комполка, молодец! – воскликнул он. – Вот сейчас мы им дадим.

Вновь батальон пошёл в атаку на высоту, с третьей попытки она была взята, несмотря на то что оказалась сильно укреплённой.

Задачу выполнили, но комбат снова помрачнел. Проговорил с большой тревогой:

– Кажется, мы в ловушке. Они нас действительно ждали. Будут сковывать здесь, а где-то, возможно, уже наносят удар. Надо немедленно выходить из мешка…

– А как же Харьков? – спросил Маломуж.

– Если пойдём на Харьков, могут отрезать нас и окружить.

Да, это было уже видно даже на тактическом уровне.

Но этого не хотели видеть где-то наверху, на том уровне, на который комбату не забраться и не достучаться.