Я был настолько истомлён ожиданием, что понял – случись неудача, не
перенесу более, лучше завершу всё сразу. Вежливо откланяюсь и принесу извинения за причинённые волнения и беспокойства.
Более двух месяцев прошло уже со дня первой нашей встречи, а всё ещё ничего, абсолютно ничего не решилось. А ведь на вопрос: «моя ли?», ответила «да!», но так и не стала моей. Надо было искать повод для встречи. И тут как раз один приятель пригласил меня на свадьбу. Кстати заметил, что у невесты его много подруг, и время проведу более чем весело. Но я сказал, что приду не один.
…Мы опаздывали, и никак не могли найти цветы.
– Боже мой, я ведь все цветочные точки в метро знаю, – машинально сказал я и тут же услышал глухое, обиженное:
– Иди один, я никуда не пойду.
– Почему?
– Очень много дарил цветов. Мне это не нужно…
Ревность! Боже мой, ревность прорвалась-таки сквозь завесу туч, как долгожданный лучик, обнажила ЕЁ отношение ко мне. Ревность бывает всякой. Иногда она очень приятна, да и ничего в ней страшного нет, если всё в меру. Я поспешил уверить, что цветочные точки знаю не потому, что много дарил цветов… Успокоил…Наконец, мы нашли хороший букет.
В тот вечер что-то незримо продвинулось дальше в наших отношениях. Мы много танцевали – и только друг с другом. Когда обстановка стала вольной, ОНА прижалась ко мне как-то очень по-свойски и очень доверительно. По пути домой не спешили в метро. Прошли одну остановку по улице. Через каждые пять-шесть шагов останавливались и целовались.
Я снова попросил о встрече. Хоть и неловко было звать в ту же квартиру, но я хотел всё довести до логического завершения. Боялся отказа, но отказа не последовало. Была пятница. Выходные отпадали. Встречу назначили на понедельник. Я запомнил эту дату – 28 января!
Я решил твёрдо – если между нами ничего не произойдёт, поставлю точку. Далее надеяться на что-то было просто нелепо. Может быть, чего-то недопонимал, может быть, торопил события? ОНА говорила «зачем это?», «почему нельзя без этого?». Это что же? ОНА за дружеские отношения? Но могут ли быть таковые? Да ОНИ уже и не таковые по определению. Дружеские – значит, без горячих и нежных поцелуев, без весьма откровенных ласок. Дружеские отношения не могут быть на фоне тех пронзительных объятий, которые доводили до трепета, до страсти… Нет, наши отношения уже не были дружескими, но и не стали близкими… Незаконченность, недоговоренность, незавершённость!
С утра был в волнении. Всё боялся, что сорвётся встреча – помешает какой-то пустяк или не пустяк. Решил твёрдо. Не сломлю стойкость – извинюсь за причинённые беспокойства, за свою назойливость, подам пальто, провожу до метро, чинно щёлкну каблуками и откланяюсь навсегда….
И вот опять всё началось по старому сценарию…
Шампанское, объятия, поцелуи… Снова увлёк ЕЁ в комнату, уже в третий раз. И неловко было. Неловкость не проходила, была какая-то дрожь. Я положил её на диван, но она снова не давала даже снять обувь. Полулежала. Конечно, ОНА могла не только сегодня, но уже давно грубо прервать мои попытки – тогда бы я отступил безропотно. Но ОНА ничего не прерывала. Правда, теперь, на третий раз, это уже не вселяло больших надежд.
Я подумал, что это, вероятно, потому, что не хочет обидеть. Ведь ничего дурного-то я ей не сделал. Ухаживал, стараясь ухаживать красиво, устраивал для НЕЁ всякие встречи, вечера. Наверное, был интересным собеседником.
Сомнения были: прав ли? Не переборщил ли со своей настойчивостью? С другой стороны – если ОНА не готова со мною ни на что, если ОНА ничего не хочет, на что же мне надеяться?
– Ну, зачем же обязательно «это»? Неужели без «этого» нельзя? – повторяла ОНА неоднократно прежде, повторила и теперь.
Я в ответ молчал, не зная, что сказать.
– Я думала: мы будем друзьями. Я хочу, чтобы мы были друзьями.
И тут я вспомнил тот мгновенный лучик свет, что пробился сквозь тучи в виде ревности. Я решил сыграть, причём сыграть безобидно, но, как мне представлялось, действенно.
– Ах, друзьями?! Друзьями быть хорошо, – сказал я, словно бы увидев
выход. – С друзьями можно поделиться, рассказать об увлечениях, о романах, попросить совета. Ты хочешь? Изволь. Вот однажды…
– Нет! – испуганно воскликнула ОНА и закрыла мне рот своей ладошкой.
– Почему же? Ведь сама сказала, что мы друзья…
Ответа не дожидался. Стал целовать ЕЁ, ставшую несколько более податливой. Моя рука скользнула по ЕЁ ноге вверх… И тут снова резкое торможение.
– Не надо, не надо. Я же сказала, что не надо. Ничего не хочу…
Я взял себя в руки, у меня сам собой изменился голос. Вот тот печальный миг, вот тот момент, когда я должен сыграть так, как решил, и гордо щелкнуть каблуками.
– Извини. Если не хочешь, это другое дело. Но, признайся, что тебе мешает? Может быть, последствия летнего романа?
ОНА как-то мельком сказала, что летом отдыхала на море у родственников или знакомых в Гаграх. Правда, никаких намёков на роман в ЕЁ рассказах не было. Но женщины – есть женщины. В этом они едины – спросишь заведомую глупость, да ещё с этакой вольностью – получишь ответный удар. И я его получил:
– Да…
– Ну, что же. Я привык уважать чувства. Если они не перегорели, мне делать нечего.
Встал, вышел в прихожую, взял с вешалки ЕЁ пальто и сказал:
– Пойдём, провожу тебя до метро… Потом вернусь, наведу здесь порядок.
ОНА решительно встала. Ещё несколько мгновений длилось что-то вроде раздражения. Подошла к зеркалу, стала надевать шапку, заправляя под неё непокорные кудряшки, так полюбившиеся мне. Было нестерпимо больно расставаться с ними, со всей ЕЁ ладной и стройной фигурой, с теми первыми признаками близости, с надеждами, с мыслями о НЕЙ. И так хотелось стиснуть ЕЁ в объятиях! Но зачем? Всё напрасно, всё напрасно…
Я не изменил выражения лица. ОНА только теперь начала понимать, что не шучу. Сначала хмурилась, пытаясь справиться с шапкой и умышленно не справляясь с ней. А потом я увидел в зеркале её глаза. Они смеялись. ОНА игриво закусила нижнюю губку и показала мне кончик язычка. Хорошая разрядка после столь сильного напряжения. Я бросил пальто и подхватил её на руки. Прямо в шапке отнёс на диван, положил, быстро снял с НЕЁ сапоги, и ОНА распласталась на диване. Я поцеловал ЕЁ и уже решительно двинул руку к заветному месту. Там, где заканчивались колготки, рука нащупала ЕЁ трепещущее тело, и опять прильнул губами к ЕЁ губам.
Мы были одеты, что создавало неудобства. Но я боялся останавливаться, боялся сдать уже захваченные позиции. Осторожно запустил руку со спины подо все столь приятно осязаемые преграды, провёл дальше, сдвигая их вниз. ОНА почти лежала на моей ладони. Я едва справлялся с волнением. Ещё не верилось в то, что вот сейчас, в следующий миг не разразится буря.
– Подожди, подожди… Слышишь? Я хочу сказать, – говорила ОНА, – Ну, подожди…
Рука моя на миг замерла, но я снова закрыл губы поцелуем… ОНА была такою близкою уже, но и такою ещё далёкою.
И сейчас у меня замирает сердце, когда пишу эти строки, и сейчас волнуюсь – а вдруг… Словно переживаю все эти удивительные и неповторимые моменты. Мне нужно было отдышаться, унять нервную дрожь, чтобы двинуться дальше. Нервозность не лучший помощник. Я боялся перегореть до времени – прежде подобных напряжений – и нравственных и физических – испытывать не приходилось.
И вот перед глазами мелькнула частичка тела, чуть смуглого, завораживающего. От одного прикосновения к НЕЙ я уже горел, а сейчас пылал вдвойне, втройне…
ОНА всё ещё повторяла своё «подожди», а, я, напротив, спешил, опасаясь, что снова будет вспышка. Я неловко расстегнул и полуснял свои брюки, одновременно ниже опустив и все её преграды. Они были уже у колен. Ноги чуть разведены – я готов был задохнуться от невероятного напряжения. Я не решался раздеть до конца ни ЕЁ, ни себя. Опасался, что в какой-то момент ОНА вырвется и наговорит резкостей. Я видел её глаза, её губы, я снова сжал их поцелуем, прильнул к ним и, наконец, почувствовал то важнейшее соприкосновение с НЕЮ, ради которого всё делал. ОНА вцепилась в меня, подаваясь вперед и полностью прекращая сопротивление. ОНА сразу стала другой, послушной в моих руках, податливой, и пронзительная близость соединила нас в едином порыве.
После столь длительной и изнурительной подготовки, всё продолжалось недолго. ЕЁ полураскрытые губы, ЕЁ руки, обнимающие меня, ЕЁ великолепные смуглые ноги, оттенённые чёрным атласом колготок – всё мгновенно впечаталось в моё сознание и осталось в памяти, будоража меня. Всё, всё, до мельчайших мгновений.
И прикосновение моих ног к её ногам, и пушок под моими пальцами, и под этим пушком нежная и влажная плоть, которая – я отчётливо ощущал это – трепетала, и мой рывок вперёд… Скорее, скорее… И волшебное прикосновение к этой плоти, пронзившее всё моё существо. И ощущение, что я уже там, в ней, весь в ней, весь без остатка. Никогда, ни у одного литератора не хватало слов, чтобы описать этот момент, да и может ли их хватить, даже если отбросить всякую ложную стыдливость. Иногда кажется, что если отбросить стыдливость, останется пошлость. И я ищу, ищу ту грань и пока не могу найти.
Трудно поддаётся описанию этот волшебный момент, но тем сильнее хочется попробовать его описать, не натурализуя, а скорее идеализируя его.
Потом, когда прошло время, и между нами установилась особая доверительность, когда мы могли поделиться тем, что чувствовали в тот миг, ОНА мне сказала, что до самого последнего момента хотела сохранить отношения без близости, но наступил момент, когда сама, в какой-то степени потеряла контроль над собой. В те минуты лезли к НЕЙ в голову бестолковые мысли: «Интересно, что же он всегда занимается «этим», не снимая брюк?»
А потом прибавила, что «главное» моё прикосновение показалось ей таким нежным, тёплым и волшебным, коего она не испытывала в своей жизни.
Ещё весь с НЕЙ и весь в НЕЙ, затихший и истомлённый, я замер, прильнув губами к телу повыше кофточки. Я почувствовал, что все силы покинули меня. Не хотелось даже шевелиться. А в виске стучало, ещё полностью не овладев сознанием: «Моя! Моя! Моя!»
Я с неохотой выпустил ЕЁ из своих объятий, и ОНА упорхнула «чистить пёрышки». Быть может, надо было теперь раздеться и повторить всё уже более цивилизованно. Но… Не то, чтобы не было сил – силы бы скоро восстановились. Я был настолько эмоционально переполнен случившимся, что не представлял, как начинать всё сызнова.
Пока ОНА отсутствовала, я тоже привёл себя в порядок. ОНА села рядышком. Я обнял ЕЁ ещё более осторожно, чем прежде, поцеловал ещё более робко, чем прежде, заботясь лишь о том, чтобы не расплескать те чудные мгновения, которые уже стали нашим общим достоянием и которые теперь хотелось сберечь и сберечь навсегда.