Пятна

И остались лишь пятна…

Пятна прошлых надежд

И любви безвозвратной,

Разбежались по коже

Ярко-красные пятна.

Счастья даже крупица

Не дается бесплатно,

У всего есть цена,

И расплата нам – пятна.

Юля закончила стих, но еще пару минут раздумывала над последним четверостишьем. Хотелось поменять концовку. Однако ничего интереснее в голову не пришло, и она оставила всё как есть. Куницына захлопнула толстый ежедневник, который служил ей дневником. Писала она в нём редко, в отличие от отца. Это он приучил Юлю вести дневник, после того как паутины социальных сетей порвались, Интернет рухнул, а желание делиться своими мыслями и воспоминаниями осталось.

Михаил Ильич как школьный историк, начал вести свою летопись задолго до эпидемии. Его дневники занимали половину книжного шкафа. И теперь он почти ежедневно делал короткие пометки, описывая падение цивилизации от лица обывателя. Историк в шутку называл это «Хроники Куницына».

Юля взглянула на часы:

«Пора бы им уже вернуться. Может, на озеро зашли? Нет, корм не взяли. Тогда тем более пора».

Утром отец с Бобровыми отправился закапывать вчерашних налетчиков. Вернее их обгорелые останки. Братскую могилу для таких незваных гостей организовали в овражке за посёлком.

Юлька нервно царапнула ногтями подоконник. Прошло пять минут, затем десять. Никого. Она поднялась с кровати, провела рукой по старому настенному календарю с постером любимой рок-группы, а затем остановила взгляд на фотографиях. Три одинаковых рамочки висели на стене: портрет Юли в пятнадцать, Юля с папой в аквапарке, Юля, папа, бабушка и дедушка на юбилее. Но семьи в полном составе не было ни на одном фото.

– Прогуляюсь к «скворечнику». Оттуда хорошо дорога просматривается, – сказала Куницына, словно в комнате еще кто-то был. В одиночестве она часто разговаривала сама с собой. Звучащий голос успокаивал её лучше, чем мысли в голове.

Юлька надела джинсы, заправила в них футболку с длинным рукавом и натянула перчатки. Теперь даже в жару приходилось ходить в закрытой одежде. «Модные тенденции» постапокалипсиса гласили – чем меньше видно кожу, тем сложнее чесоточным клещам поселиться в твоём теле.

Она спустилась на первый этаж, повернула дверной фиксатор, выглянула на улицу, осмотрелась и переступила порог. Между участками сделали проходы в заборах, чтобы быстрее передвигаться от одного дома к другому. Их маленький поселок теперь превратился в подобие коммуны, где было почти всё общее.

Юля подошла к высокому дубу. Среди его толстых ветвей бывший хозяин года три назад сколотил для детишек настоящий домик. Все как положено: веревочная лестница, канат, маленькие окошечки-бойницы, даже пиратский флаг для антуража. Теперь в домике на дереве устроили наблюдательный пост.

Сегодня дежурил Сашка Таран. Вообще его фамилия была Швец, но прозвище Таран крепко прилипло с самого детства. До эпидемии он мечтал стать профессиональным боксером и даже успел выиграть чемпионат Южного федерального округа.

– Стой, кто идет?! – шутливо крикнул Саня из «скворечника».

– Папу с Бобрами не видно?

– Неа.

Юлька скрестила руки на груди и шаркнула ногой по земле:

– Долго их нет, я переживать начинаю…

– Овраг недалеко. Если бы кипишь случился, я выстрелы отсюда бы услышал. Ты же знаешь старого Бобра, он любит языком почесать. Минуту работает – пять болтает.

– Скинь лестницу.

– Залазь, – Саня приоткрыл люк, веревочная лестница размоталась в воздухе и повисла в полуметре над землей.

Юля шустро вскарабкалась наверх и встала около окошка. Она прикусила нижнюю губу, разглядывая знакомый пейзаж за посёлком.

– Хорош паниковать, Куница.

– А ты чересчур спокоен. Нас вчера атаковали, забыл?

– Да там чесоточники обдолбанные с топорами были. Тоже мне атака.

– Один сбежал. Он может с дружками засаду устроить.

– Юль, ты конечно отличница, но старый Бобер не тупее тебя в этих делах. Мы разведку провели, никого кругом.

Саня смотрел на подругу чуть снисходительно, точно перед ним стояла маленькая девочка, которая утверждала, что под кроватью сидит чудовище, а он как большой и взрослый успокаивал её, убеждая, что чудовища нет.

Таран поставил ружье в угол и почесал макушку. Его темно-русые жесткие волосы торчали «ёжиком» в разные стороны, а вот на лице юношеская щетина еще не показывалась.

– Надо на базар ехать, патронами затовариться, – Саня хрустнул костяшками пальцев.

– Я бы тоже выбралась. Мне кажется, сто лет в Краснодаре не была.

– Я полгода назад, туда и обратно. Сейчас, говорят, там поспокойнее, «пятнистых» почти не осталось. Вытурили подальше.

– Угу, вот они к нам и лезут теперь, – вздохнула Юля.

– Ну а как ты хотела? Им тоже жрать хочется. Жрать, бухать, насиловать. Отрываются перед смертью.

Семья Сашки переехала в Краснодар из Омска, когда мальчику исполнилось восемь. Юля родилась в Москве, но почти не помнила столицу, всё её детство и юность прошли на Кубани. Познакомились они три года назад, когда Михаил Ильич решил перебраться в коттеджный поселок «Весна» под Краснодаром. Юльке пришлось идти в новую школу, и первым, с кем ее посадили за одну парту, стал Сашка Швец. Впрочем, никакой романтики в их отношениях не проскальзывало, только дружба.

– Петушок-петушок, выгляни в окошко, дам тебе горошка, – звонкий девичий смех послышался за «скворечником».

Таран хмуро сдвинул брови. Юля понимающе улыбнулась и кивнула на дверь:

– Пообщайся с невестами, я подежурю.

– Никакие они мне не невесты! – фыркнул Швец.

Скрипнула деревянная дверца люка и в проёме показалась суровая морда Сашки. Под домиком стояли две очень похожие девушки – Уля и Лиза Ложкины. Ульяне исполнилось восемнадцать, Елизавета была на год младше, но казалась даже чуть выше сестры. Обе смуглые, с толстыми косами черных волос, большими глазами и широкими бедрами.

– Привет. Ну, выглянул, гони горох.

– Заходи на обед, мама как раз варит, – предложила младшая, игриво поглядывая на парня.

– Спасибо. Я гречки с тушенкой наготовил, мне до завтра хватит. Вы по делу пришли или соскучились просто?