Кузнецов даже дернулся от неожиданности, словно его ударило током. Он уже приготовился выслушивать мораль о безответственности и эгоизме, но такой поворот событий поставил парня в тупик. Маша тем временем прижалась к нему щекой и тихо прошептала на ухо:
– Я знаю, что ты волнуешься. Все смотрят на тебя и ждут чуда. Я тоже боюсь, боюсь неудачи. У нас сложная задача, но мы справимся. Вместе. Я точно это знаю. Шаг за шагом, опыт за опытом, мы победим этот поганый вирус. Мы решим эту задачку. Ты сможешь. Мы сможем.
Андрей почувствовал, как между лопаток выступила капля пота и побежала по позвоночнику:
– Фух, я аж возбудился. Ты блин… еще и психолог оказывается. Да, ты права, я реально боюсь облажаться. Мы же не смогли тогда в Новосибирске…
– Так у нас времени почти не было, здание обесточили…, а здесь нас никто не торопит, будем работать спокойно.
На этих словах послышался легкий стук каблуков, и в лабораторию вошла Елена Васильевна Малышкина. Ее волнистые светлые волосы были аккуратно убраны в пучок, серая деловая юбка ниже колен хорошо сочеталась с бледно-голубой кофточкой. Губы чиновницы растянулись в формальной приветливой улыбке, всем своим видом она пыталась выказать радушие, но ее маленькие колючие глазки цепким хозяйским взглядом осматривали новеньких.
– Ну, как вы тут? Обживаетесь? Все что нужно – в вашем распоряжении. Если что-то потребуется, только дайте мне знать. Может, вам все-таки нужны еще помощники? Например, Юлия Владимировна – отличный врач…
Но Андрей не дал закончить фразу и не очень деликатно перебил Малышкину:
– Я с ней разговаривал, она хирург. У нас другая специфика. Не вижу смысла ее отвлекать. Нам своей командой, если честно, будет комфортнее работать.
– Что ж, как хотите, – Елена Васильевна обидчиво поджала губы, – дело ваше, главное – результат. Кстати, а если вакцина от бешенства так отлично работает, то зачем разрабатывать другое лекарство?
– Это пока наши наблюдения, не подкрепленные опытами. Скажем так, мы предложили провести вакцинацию для подстраховки. Первые массовые лабораторные исследования в этом направлении сможем начать через две недели. После того, как сделаем всем повторные инъекции согласно схеме вакцинации, – деликатно пояснила Маша. В отличие от Андрея она вела себя более дипломатично.
– А если через 14 дней мы поймем, что вакцины от бешенства достаточно для борьбы с зомби-вирусом? – Малышкина поправила на носу прямоугольные очки. Она уже не улыбалась, а испытующе разглядывала «людей президента».
Воробьева ожидала этого вопроса:
– Даже если это так, то требуется более совершенное лекарство. Антитела от бешенства вырабатываются минимум две недели, а здоровый человек становится зомби через сутки после инфицирования. Значит, нам нужно средство, которое будет подавлять эту болезнь быстрее, чем за двадцать четыре часа.
Малышкина по привычке покачивала головой, соглашаясь с доводами собеседника. Андрей предпочитал молчать, поэтому Маша продолжила:
– Люди же не смогут вечно жить в бункере. Рано или поздно придется выбраться на поверхность. Мы не знаем, сколько вирус пробудет в атмосфере, к тому же его могут переносить животные. Сами они не заражаются, мы не видели ни одного зомби-зверя, хотя проехали половину России. Но вот переносчиками, например, собаки или лисы, как и в случае с бешенством, очень могут стать.
– Это тоже предстоит изучать, работа кропотливая, – пробурчал Кузнецов, рассматривая стерилизатор инструментов. В приборе не было ничего примечательного, но Андрей предпочитал пялиться на него, чем встречаться взглядом с Еленой Васильевной.
– Да, момент очень важный, – согласилась с коллегой Маша, – но еще важнее – вопрос с детьми. У вас есть беременная, Милана, кажется.
– Да, бедная девочка, столько всего натерпелась. Мы были дружны с ее отцом, царство ему небесное, – Малышкина подняла глаза к светящемуся потолку.
Воробьева выждала паузу, стараясь не перебивать чиновницу:
– Так вот, представьте, что она родит вне бункера, на поверхности. Даже если мы введем ей вакцину от бешенства, то иммунитет не передастся ребенку. Значит, с первых часов жизни вне организма матери он будет под угрозой. Зомби-вирус передается воздушно капельным путем, младенец может заразиться в любой момент. Вакцина от бешенства не успеет сработать. И такой риск ждет каждого малыша. Чтобы выжить, человечеству нужно лекарство, которое будет действовать очень быстро.
Спустя четверть часа Елена Васильевна покинула лабораторию, оставив друзей наедине. Малышкиной понравилась Маша, и она уже строила планы, как перетянуть ее на свою сторону. А вот от Андрея чиновница предпочла бы избавиться, но так как его представили ведущим вирусологом, то приходилось пока с ним мириться.
– Хитрожопая тетка, сразу видно. На крысу похожа, – очень тихо пробормотал Кузнецов, когда друзья собрались тесным кружком.
– К слову, насчет крыс, скоро они нам очень пригодятся, а в лаборатории их всего две. Понадобится гораздо больше… – Воробьева нахмурила лоб, размышляя, где достать подопытных зверьков.
– Две лабораторные крысы – это мы с тобой, Маша, – саркастически заметил Андрей, – и жизнь над нами ставит опыты: выкарабкаемся мы из этой передряги с антивирусом или поднимем лапки кверху.
Глава 11. Дина
Перочинный ножик проткнул банку тушенки, со скрежетом врезаясь в тонкий металл. Молодая девушка в камуфляжной одежде, стиснув зубы, осторожно открывала свой ужин. Мясо и жир застыли плотным комком, разогреть бы его, но Дина боялась разводить огонь. Девушка развязала мешочек с солеными сухарями и открыла литровую бутылку воды.
Она придвинула пыльное кресло поближе к окну и выглянула в щель между шторами. Сегодня её убежищем стал старый деревянный барак на окраине поселка. Вход в него был всего один, и Дина предусмотрительно заперла его изнутри.
С улицы к бараку тянулась грязная бетонная тропинка, двор уже запорошило снегом. Мимо ржавых качелей быстро пробежал пестрый тощий кот с проплешиной на боку и скрылся за покосившейся угляркой. В комнате стояла печь, но Дина опасалась, что дым из трубы выдаст её. Она знала, что поблизости могут бродить особи пострашнее зомби.
Этот барак планировали снести еще лет пятьдесят назад. Но, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное. Неподалеку уже успел вырасти здоровенный тополь, а в самом бараке – смениться несколько поколений. Жильцы, по мере сил и возможностей, поддерживали и чинили свой ветхий дом, в ожидании пока до них дойдет очередь программы переселения. Но катастрофа пришла раньше, барак опустел и словно беспомощный старец стал разваливаться на глазах.
Несмотря на мрачную, пугающую, унылую атмосферу дома, Дина понимала, что завтра у нее не будет даже такого убежища. И вместо потолка и стен с отваливающейся штукатуркой ее ждет серое небо и дикий лес. Дину сложно было назвать домашней девочкой, с рюкзаком и палаткой она успела облазить всю тайгу вокруг поселка. Но одно дело – поход, пусть даже зимний, а другое – бродяжничество с туманными перспективами на выживание.
Девушка ела медленно, когда чувство голода чуть-чуть притупилось, она решила приберечь половину банки тушенки на завтра. С наступлением темноты стало совсем холодно. Дина легла на кровать в одежде и укрылась двумя толстыми одеялами. Теперь оставалось только прислушиваться. Скрипучая лестница и половицы выдадут любого, кто попытается проникнуть внутрь. Но кроме своего дрожащего дыхания Дина не слышала ничего.
Раньше она часто приходила в этот барак, здесь жила ее подружка, а по соседству – знакомая бабушки. Теперь у нее нет ни бабушки, ни подружки, ни парня. С парнем отношения развивались, конечно, так себе, последний год она с ним ссорилась, расставалась и снова сходилась почти каждый месяц. Но в маленьком поселке выбор мужиков был скудный: одни бухали, вторые наркоманили, третьи сидели на тотализаторе. По сравнению с большинством, её Генка числился чуть ли не первым парнем на деревне, и Дина знала, что другие девки ей завидовали.
Но когда болезнь пришла в поселок, Генку загрызли ночью собственные братья. Лучшая подружка Лидка заразилась, ее тело сожгли и закопали. Тогда еще поддерживалась хоть какая-то самооборона, люди верили, что не все потеряно. Но с каждым днем становилось только хуже. По новостям твердили одно и тоже: оставайтесь дома, соблюдайте социальную дистанцию, работы по созданию лекарства ведутся полным ходом. А потом все как-то резко затихло. Не создали, не успели, а может, и создали, но не для всех. До их дыры явно никому не было дела. Теперь каждый сам за себя.
Сегодня Дина потеряла бабушку – последнего близкого человека. Парализованная старуха пережила многих здоровых людей, и могла протянуть еще долго, если бы не эпидемия. Когда стало совсем туго, бабушка сама попросила дать ей смертельную дозу снотворного:
– Ничего, не плачь, Бог простит. Мне все равно помирать, а если ты со мной еще пару дней провошкаешься, то и сама пропадешь. Могилу не копай, земля уже стылая, не трать силы и время. Господь сам меня приберет. И не жди последнего вздоха у кровати, уходи быстрее пока морозы не окрепли. Беги туда, где жизнь есть, до Свердловска доберись. Там город большой, кто-нибудь да уцелел. Прибейся к хорошим людям, послушной будь и скромной, Бог тебя защитит.
Бабушка по советской привычке называла Екатеринбург Свердловском, но Дине не хотелось в большой город. Где много людей – там много зомби. Однако и другого внятного плана она еще не придумала.
Девушка закрыла глаза и вспомнила последние минуты в родном доме: комнату бабушки, ее тяжелое дыхание, морщинистые худые руки… пустую коробку снотворного на комоде. Дина убеждала себя, что это было самым гуманным решением, бабуля сама об этом долго просила. До последнего момента внучка не соглашалась на такой шаг, но этим утром… она сдалась.
Дина спала тревожно, снилась бабушка, снился Генка, снились родители, которых она потеряла десять лет назад. Зато утром она встала с твердой уверенностью в том, куда хочет идти. Как-то летом папа и мама взяли маленькую Дину в отпуск к тетке в Самару. Тетю она уже почти не помнила, а вот впечатления о солнечном городе до сих пор теплились в её памяти.
«В самой Самаре сейчас, конечно, делать нечего, надо добраться до поселка рядом с городом. Главное, чтобы он стоял на реке, тогда проще будет прокормиться», – такую цель поставила себе девушка.
Оставалось только как-то пройти примерно пятьсот километров от южного Предуралья до берегов Волги. И это если по прямой: через леса, степи, озера и болота, а самое страшное – мимо городов с толпами безжалостных людоедов.
Дина вылезла из-под одеяла и подошла к окошку. Утром потеплело, и первый снежок уже почти растаял, превратившись в противную слякоть. От этого и без того грязный двор стал унылым до отвращения. Девушка достала из рюкзака зубной гель, щетку и фонарик. Апокалипсис апокалипсисом, а отказываться от маленьких радостей угасающей цивилизации в виде банальной гигиены пока еще не хотелось.
По проекту в бараке стоял один общий санузел на каждые три квартиры. Нередко в него выстраивалась длинная очередь из жильцов. Но это осталось в прошлом, сегодня никто не мешал Дине заниматься утренним туалетом. Над ванной висел большой черный пластиковый бак, в который подавалась вода по шлангу. Девушка повернула вентиль и из крана потекла тоненькая струйка.
– «Не успели еще трубы перемерзнуть, повезло», – Дина посмотрела на грязное замусоленное зеркало. В нем отражалось миловидное личико с чуть раскосыми глазами. Слегка оттопыренные уши прятались за темными прямыми волосами. Под левым глазом виднелся небольшой горизонтальный шрам – память о бесшабашных детских приключениях. Отец Дины был лесным башкиром, а мама – русской, родом с Поволжья. Внешностью девушка больше пошла в отца, а вот мягким добрым характером в мать.
Умывшись студеной водой, Дина приступила к завтраку, который мало чем отличался от ужина. Она доела тушенку с сухарями, а на десерт решила порадовать себя лимонными карамельками. Затем провела ревизию на местных кухнях и нашла бучарду – железный молоток, которым отбивали мясо перед жаркой. Он пополнил ее небогатый арсенал оружия, состоявший из двух длинных острых ножей. Стрелять Дина не умела и очень жалела, что не научилась. Она понимала, что рассчитывать стоит только на свою скрытность и осторожность.
Девушка еще раз посмотрела в окно и тихо прошептала ругательство. Двое зомби пересекали двор. Худой мужик лет под пятьдесят в одних трусах и порванной майке едва шевелил тощими и синими от холода ногами. Рядом брела его пухлая спутница – перепачканная с ног до головы дама. По виду она только что вывалялась в самой грязной луже поселка. Женщина держалась чуть впереди и принюхивалась словно собака. Одета зараженная была теплее своего компаньона, спереди на синих джинсах виднелась большая подпалина, низ розовой шерстяной кофточки тоже обгорел.
Инфицированные остановились напротив качелей, под которыми еще секунду назад прыгала стайка молодых воробьев. Пугливые птицы быстро перепорхнули на ветки тополя, и зараженные принялись изучать территорию.
Дина ждала, когда голодная парочка свалит подальше от барака. Выйти незамеченной вряд ли получится, а бежать до самого леса с людоедами на хвосте не хочется. Дом стоял на окраине поселка, сразу за ним тянулся большой пустырь, а после начинались первые заросли, постепенно перетекающие в густую дремучую чащу.
Поселок, в котором выросла Дина, назывался Междугорский, но бабушка чаще называла его «срака мира». Вот из этой сраки предстояло сегодня выбраться, и желательно без ненужных приключений. Девушка подбадривала себя уверенностью, что минимум неделю в лесу она точно протянет, если резко не ударят сильные морозы под тридцатник. В рюкзаке лежал теплый зимний спальник, хорошая прочная палатка, которая выдержала уже не один ливень, комплект сменной одежды, обуви, аптечка, охотничьи спички, огниво и запас еды. Все, что она смогла найти и унести полезного из дома, можно считать, ее наследство.
Дина часто ходила в походы с приятелями и даже одна. Умела ориентироваться по солнцу, знала, что можно есть в лесу, а что нельзя, как обеззараживать воду. Но от мысли о предстоящем испытании у нее все сжималось внутри.