Белая карта

Трудно представить себе более сложную – нервную, разноречивую и откровенно враждебную аудиторию для оратора-мариниста», чем члены только что учрежденной Государственной думы, «думы народного гнева». Не боясь депутатского гнева, как не страшился он ни арктической стужи, ни японской шимозы, в зал входил худощавый, неулыбчивый морской офицер и занимал место за лекторской кафедрой, как когда-то – мостик миноносца. Своей искренней верой, железной логикой, ясным слогом докладчик заставлял своих влиятельных слушателей всерьез задуматься о морской силе державы. И, как отмечал наблюдатель того времени, «постепенно скептическое отношение членов думы и общества к флоту сменилось полным сочувствием». Можно смело утверждать, что переменой атмосферы флот был обязан в значительной мере влиянию работы капитана 2 ранга Колчака. Это было горячее время борьбы за возрождение флота и за реорганизацию наших судостроительных заводов.

Впрочем, у Колчака были серьезные оппоненты и во флотской среде. Предметом ожесточенных споров стали подводные лодки. Колчак, как и многие военные теоретики того времени, недооценивал их роль в грядущих морских сражениях, относя их к вспомогательным, второстепенным силам флота. Однако первые же эпизоды мировой войны, когда германская субмарина «U-9» потопила три английских крейсера один за другим, когда в считанные минуты исчез с поверхности моря русский крейсер «Паллада», торпедированный из-под воды «U-26», заставили считаться с подводными лодками, как с мощным наступательным оружием. Колчаку самому пришлось потом создавать противолодочную оборону на Черном море. И тем не менее он до конца оставался сторонником сильного линейного флота. Возможно, довлел над ним порт-артурский опыт, возможно, авторитет британских стратегов, признанных законодателей морской войны. Впрочем, «линкорофилия» не сыграла роковой роли в деятельности Колчака как флотоводца.

Нет худа без добра. Страшно представить себе, что было бы, если бы Россия вступила в мировую войну с кораблями, построенными еще в конце 19 века или даже в начале 20-го. А ведь все эти «цусимские» и «порт-артурские» броненосцы вполне могли дотянуть до 1914 года, как дотянули до нее легендарный «Варяг» и менее известные «Пересвет» и «Полтава».

Таким образом в мировую войну Россия вступила пусть и не с великой армадой, но с наисовременнейшим флотом. Не беда, что дредноуты еще не успели войти в боевой строй. В ходе войны со стапелей русских верфей успешно сходили скоростные эсминцы, новейшие линкоры, подводные лодки последних проектов.

Даже после чудовищного флотокрушения в годы гражданской усобицы остатков того – «царского» – флота хватило для новой мировой войны: и эсминцы-«новики», и в с е линкоры дореволюционной постройки, и некоторые подводные лодки вступили в боевые действия Великой Отечественной.

Начальник первого оперативного отдела Колчак был автором принятого в марте 1912 года Оперативного плана Балтийского флота. В нем была детально разработана для Балтика концепция создания Центральной минно-артиллерийской позиции. В этом же документе Колчак предложил новые виды разведки – радиотехническую и авиационную, без использования которых весь план терял свой смысл.

КОЛЧАК ПРЕДЛОЖИЛ ТАКЖЕ ОСНАЩАТЬ САМОЛЕТЫ РАДИОСТАНЦИЯМИ.

Государственный совет без обычных проволочек ассигновали нужные средства. Это была еще одна малозаметная победа худощавого офицера, фамилию которого произносили теперь с почетной прибавкой – Полярный.

В 1912 году Колчак не выдержал кабинетной работы и, решив что ключевые проблемы подготовки флота к войне решены, отпросился в моря, на строевую должность. Морской министр, посчитав этот служебный курбет своего рода передышкой перед новыми трудами, дал свое согласие. Адмирал Эссен, командующий Балтийским флотом, назначил Колчака командиром эсминца «Уссуриец», а затем перевел его на свой любимый «Пограничник», велев исполнять в то же время и обязанности флаг-капитана по оперативной части штаба командующего Балтийским флотом. Проще говоря, всегда держал его под рукой, весьма ценя советы и предложения недавнего стратега.

После барона Толля новым вожаком по жизни стал для Колчака Николай Оттович Эссен. Ни того, ни другого Колчак не называл высокопарно Учителем. Просто шел за ними, верил им, восхищался ими.

У Эссена не было ни Чесмы, ни Синопа, ни других впечатляющих викторий. Его победы были одержаны в иной сфере – в войне умов. Эссен брал не калибром орудий и не числом выведенных в линию дредноутов: он умел предвидеть, предугадывать ходы противника, а это подиум любой победы.

Те, кто знал его отмечали: Эссен «взял верхнюю ноту не патриотически настроенных струнах душ подчиненных офицеров и команд». Камертоном был – погребальные колокола Цусимы.

Адмирала Эссена преследовал в его последние годы один навязчивый сон: новые германские дредноуты «… калибром крупных орудий и бронированием уже низводят нашу бригаду линейных кораблей типа «Севастополь», еще не вступившую в строй, на второстепенное место.».

Русские верфи катастрофически не успевали достроить новые линкоры. Отчасти сон командующего Балтийским флотом оказался пророческим. Ибо Германия не во сне, а на яву – в декабре 1913 года заложила сверхдредноут нового типа «Баден» с калибром в 15 дюймов.

Германия днем и ночью вела дноуглубительные работы в стратегическом Кильском канале, чтобы по нему можно было перебрасывать новейшие линкоры из Северного моря в Балтийское и наоборот.

Но в тот в последний день последнего мирного года Император одобрил совместный доклад морского министра И. Григоровича и начгенмора князя А.А. Ливена, в котором рисовалась диспозиция будущего возрожденного и усиленного российского флота на шесть лет вперед – вплоть до 1919 года. Заглянем и мы в сей чрезвычайно секретный документ. Он утверждал, что для «…надежной охраны полной и постоянной свободы важнейшего морского торгового пути России необходимо иметь до 1919 года по обе стороны Константинопольского канала,(то есть Босфора и Дарданелл) эскадры Черноморского и Балтийского флота. При чем 12 двенадцать черноморских линкоров должны были базироваться непосредственно на Константинополь, а 8 балтийских на французскую базу в Бизерте. Фактически это означало, что Россия прорубала вторые ворота не только в Европу, но и в Африку, но и в Переднюю Азию.

Такая установка следовала из «Программы усиленного судостроения Балтийского флота на 1912—1916 г. г.», над которой изрядно поработал капитан 2 ранга Колчак. Химера?

ОРАКУЛ 2000

По горькой иронии судьбы в Бизерту и в самом деле на постоянное базирование пришла русская эскадра, но только не балтийская, а черноморская. Она прибыла туда в конце 1920 года, как скопище разноклассных кораблей, ушедших из Севастополя от красных воителей мировой революции.

Однако же спустя тридцать лет после того, как последний русский корабль в Бизерте был продан на слом, в Средиземном море обосновалась та самая эскадра «активного флота», которую предрекал Колчак в своих оперативно-тактических наметках. То была так называем 5-ая оперативная эскадра, ставшая со временем флотилией, которая более четверти века непрерывно пребывала в средиземноморских водах в интересах «надежной охраны полной и постоянной свободы важнейшего морского торгового пути» советской России. И объединяла она в себе корабли и Балтийского, и Черноморского, и Северного флотов.

Адмирал Николай Эссен управлял флотом не с берега. Порой сам выходил на боевые операции.

Как и адмирал Макаров он погиб в море: скончался на ходовом мостике флагманского корабля – 7 мая в 8 часов утра.

О школе адмирала Макарова Эссен говорил так: «забыть ее невозможно, а пренебречь – преступно».

У Макарова Эссен был флаг-капитаном. У Эссена флаг-капитаном был Колчак. У Колчака – Смирнов…

Он, она и миноносец

В центре ее мира был сын. Вся остальная вселенная расходилась от него кругами, втягивая в себя детские вещи, игрушки, лекарства, дамские шляпки, дачные приюты и казенные квартиры, наконец, миноносец мужа, его ремонты и походы, думские дела, российские проблемы, события мировой политики. Все это наполняло ее письма от неизменного обращения "дорогой мой Сашенька" до прощальных слов "любящая тебя Соня". Письма эти с ровными жениными строчками и детскими каракулями Колчак берег и хранил, потом хранили их чекисты в своих нетленных папках, теперь же послания Софьи Федоровны читает-вчитывается, перечитывает и комментирует научная сотрудница из госархива ВМФ Людмила Ивановна Спиридонова, посмертная домоуправительница давным-давно исчезнувшей семьи, хранительница ее тайн, радостей, забот и тревог, нечаянная душеприказчица.

"Мыняма папа гм цыбыбе канапу (конфету). Мыняма у цыбыба цалу (целует).

Дорогой мой Сашенька!

Пыталась писать тебе под Славушкину диктовку, но, как видишь, получается все одно и то же: "мыняма папа" и потом опять сначала "мыняма папа".

У нас тут (на даче под Дерптом, ныне Тарту – Н.Ч.) все по-старому. У Славушки прорезались два коренных зуба. Я купила ему щеточку, и он усердно чистит зубы себе.

Разбирая вещи, я осмотрела твое штатское платье: оно в порядке, кроме смокинга, попорченного молью. так лежит смокинг, жилет и брюки, потом сюртук и полосатые брюки и коричневый светлый костюм, а также шкиперская фуражка. быть может что-либо из этих вещей ты мог бы пожертвовать бедному Горе, которого надо одеть, т. к. он кончает реальное училище, и тетя Деля в отчаянии, что мальчику не во что одеться. Митя обещал ей 50 руб., но что сделаешь на эти деньги, когда нужно и белье, и платье, и пальто? Сколько прекрасных вещей за бесценок отдали по твоему желанию татарину".

Отблески недолго семейного счастья навсегда застыли в ее письмах мужу. Она писала ему в Либаву с дачи своих друзей под Юрьевом (Тарту), где проводила с детьми лето.

2 июня 1912 года

"Дорогой Сашенька!

Славушка начинает много говорить, считать и поет себе песни, когда хочет спать. Чистый деревенский воздух сначала прямо опьяняет. Славушке, по-видимому, здесь очень нравится, он все просится – "гулять".

Мне очень жаль, но вся эта возня и переезд стоили больших денег. Ведь 200 рублей в месяц у нас выходило на самое необходимое, а тут были расходы на починку одежды моей и Славушкиной.

Как твои дела? Где ты теперь? Как прошли маневры и цел ли твой миноносец? Я рада, что ты доволен своим делом.

Я боюсь, не было бы войны, тут об этом много говорили. Но я газет не читаю и знать ничего не хочу.

Читала роман о генерале Гарибальди по-итальянски. Вышиваю кроме того, разговариваю по-немецки и считаю дни.

Пиши про себя. переменилось ли к тебе начальство, получив полмиллиарда на флот?

    Твоя любящая Соня".

Однако, порой Софье Федоровне приходилось задавать вопросы совсем иного свойства:

«…За кем ты ухаживал в Ревеле на вечере? Удивительный человек: не может жить без дам в отсутствии жены! Надеюсь, что о существовании последней ты еще не забыл?…

… А что, Сашенька, не поступить ли тебе в Академию? Или ты уже бесповоротно решил, что без нее обойдешься. Тогда надо хоть на профессора защитить диссертацию… А в Черное море не хочешь? Все же я мечтаю, что там ты будешь командовать судном первого ранга…»

* * *

Летом 1914 года границы европейских государств запылали одна за другой, покрыв континент сетью фронтов. Небывалая война застала Балтийский флот отнюдь не врасплох, как это случилось когда-то с тихоокеанцами в Порт-Артуре. Более того, балтийцы вступили в боевые действия, даже несколько упредив ход событий, выставив загодя до официального объявления войны минные заграждения. Шесть тысяч мин, выставленные в восемь линий, перекрыли превосходящим силам кайзеровского флота кратчайший – морской – путь к столице России. Петербург не стал балтийским Порт-Артуром. Русский флот – после восьмилетнего промежутка между двумя войнами-сумел обрести достаточную мощь, чтобы защитить свои берега. И в этой победе многих флотских прогрессистов немалая толика трудов и энергии капитана 1 ранга Колчака.

В кратчайшие по судостроительным меркам сроки были построены новые линкоры, крейсера, эсминцы, подводные лодки. Правда, их количество не превышало рамок малой программы, но это был жизненно необходимый минимум для обороны морских рубежей. Всего к началу войны встало в строй 9 линкоров, 14 крейсеров, 66 эсминцев, 33 миноносца, 23 подводные лодки. Известная часть этой морской силы, сохраненной для страны такими флотоначальниками как балтийский флагман Алексей Щастный и ему подобными патриотами, встретила удары самой жестокой за всю историю цивилизации войны – второй мировой…

* * *

ПРИКАЗ КОМАНДУЮЩЕГО ФЛОТОМ БАЛТИЙСКОГО МОРЯ

г. Ревель, июля 19-ого дня 1914 года, №2