Деревенский Зорро

Ростом он был чуть ниже своего друга. На лице у Кости появилась усмешка. Он сжал кулаки, его глаза сверкнули, как у хищника, готовящегося напасть на жертву. Но тут пришёл черед заговорить Федьке. Тот с помощью своего великолепного чутья моментально понял, что в случае возобновления драки, нос разобьют именно ему. Поэтому он притворно-спокойным тоном, чтобы не подумали, что струсил, изображая из себя дипломата, произнёс:

– Ваше стремление продолжить бой похвально, но, перемена заканчивается. Пойдём Костя, мы сегодня и так хорошо поработали. А с этим городским хлюпиком мы разберёмся в следующий раз.

Костя, не привыкший к тому, чтобы им командовали, раздумывал. Лицо его приобрело злобное выражение. Он подошёл к Димке и презрительным тоном процедил:

– Не лезь не в свои дела, хлюпик, а то нарвёшься, и так отделаю, что и мама, хоть она у тебя и врач, не соберёт!…

Посчитав, что припугнул новичка очень основательно, он, не спеша, повернулся и пошёл к школе. Федька засеменил рядом.

Слова были обидными, но Димка сдержался и Костину угрозу проигнорировал. Он помог Витьке вытереть с лица кровь:

– За что они тебя?

Витька по достоинству оценил действия своего нового товарища и решил быть с ним откровенным:

– Они украли в школе магнитофон. Их подговорил Жабров. Жабров – это мужик, который работает у торгаша Краснова.

Димка уже знал Краснова, имевшего в селе два магазина, и неоднократно видел парней, работающих у него. Один из них был бывший десантник Топтыгин, после армии не пожелавший "гнуть спину" на колхозной работе. Второй – Жабров. Здоровый красномордый детина с глубоко посаженными бегающими глазками, к двадцати девяти годам имевший две судимости.

– Ну и что? – спросил Димка.

– А то! Я случайно подслушал их разговор и написал им анонимную записку, чтобы они вернули магнитофон. Видимо, они меня как-то вычислили, подкараулили и стали допрашивать. Но я не признался. Тогда они начали меня бить, а тут как раз и появился ты!

– А ты, молодец, здорово дрался! – Димка хлопнул Витьку по плечу.

Тот тоже толкнул приятеля

– А ты, тоже молоток… Здорово их убрал!

Улыбаясь и переговариваясь на ходу, друзья побежали в класс.

Не обошли Димку стороной и дела сердечные. Вне всякого сомнения, он считал себя взрослым и давно вышел из того возраста, когда человека посещает первая любовь. Но в этой школе с ним произошло нечто такое, чему он никак не мог дать логичного объяснения. Он познакомился с девчонкой, при общении с которой его охватывала непонятная робость и он терялся. Его, как он сам это оценил, словно заклинивало.

А познакомились они при крайне невыгодных для Димки обстоятельствах. Как-то утром он шёл в школу по тропинке, проложенной школьниками мимо старых домов. Путь этот значительно сокращал расстояние, но изобиловал препятствиями, которые не только не отпугивали ребят, а наоборот привлекали, придавая ежедневному и довольно нудному занятию некоторое разнообразие.

Была середина апреля. Выпавший ночью снежок быстро таял, и тропинка была довольно скользкой. Обходя очередное препятствие, Димка услышал позади себя негромкий смех. Обернувшись, он увидел: за ним идут три девчонки из десятого "А". Почти перед самым школьным двором тропинка огибала участок заброшенного строительства. Здесь были вырыты глубокие траншеи. Рядом лежали фундаментные блоки. Чтобы не обходить стройку и сэкономить время, предприимчивые пацаны положили над траншеями доски. Димка уже ходил по этому маршруту и потому смело вступил на временный мост. Находясь на середине доски, он снова услышал смех, непроизвольно оглянулся и… свалился в траншею, заполненную талой водой. Тут уж девчонки расхохотались во весь голос. А круглолицая хохотушка ехидно поинтересовалась:

– Скажите нам, пожалуйста, зачем это вы туда забрались?

– Я тут отдыхаю! – грубо ответил Димка. Он попытался вылезти из траншеи, но соскользнул обратно.

Самая высокая из девчонок подошла к траншее и назидательным тоном произнесла:

– По нашим дорогам, новенький, нужно ходить очень осторожно, – и, улыбнувшись, протянула руку, – давай помогу, а то вывозишься окончательно.

Димка молча ухватился за её руку, и она довольно легко его вытащила. Вид у него был очень неприглядный, и хохотушки снова заулыбались. Он уже собрался сказать им что-нибудь резкое, чтобы разом погасить их улыбки, но взглянул на девчонку, которая ему помогла, и все слова куда-то пропали.

– Спасибо! – выдавил он из себя и пошёл в сторону школы.

Девчонка перестала улыбаться и крикнула вслед:

– Эй! Новенький! Иди в кочегарку, там обсушишься, а мы скажем учителю о твоей беде!

«Ну вот, – подумал Димка, – теперь вся школа будет смеяться». С этой невесёлой мыслью он направился в кочегарку.

Девушку эту звали Марина Серова. Она сама училась в этой школе второй год. Её отец был дипломатом. Они долгое время жили в Испании, потом в Москве. Два года назад отца направили в одну из латиноамериканских стран. При посольстве была только начальная школа. Поэтому на семейном совете было решено оставить Марину у Серовых старших. Её дед, Серов Евгений Михайлович, был директором школы. А бабушка, Евдокия Федотовна, преподавала русский язык и литературу и была классным руководителем того самого десятого "Б", в котором учился Димка.

Маринка была очень симпатичной. Высокая, светловолосая, с большими синими глазами и правильным носиком, она выглядела старше своих одноклассниц. Внешние данные, а так же острый ум и характер прирождённого лидера, резко выделяли её среди сверстниц. Но то обстоятельство, что она была в семье единственным ребёнком и ни в чем не имела недостатка, имело и отрицательные последствия. Изрядная доля самолюбия, чрезмерная уверенность в своей исключительности, а порой, и откровенный эгоизм неприятно поразили деда и бабушку, старых, опытных педагогов. И они с первых же дней совместной жизни ненавязчиво и тактично пытались изменить характер внучки.

С окружающими Марина вела себя по-разному. Больше всего в человеке она ценила ум и смелость. Люди слабые и пассивные были ей совершенно не интересны. Однако эти особенности её характера не отталкивали от неё подруг и друзей. В душе она была человеком добрым. И потому не могла на кого-то долго сердиться, а, надерзив, быстро отходила и почти всегда первой начинала искать пути примирения.

Димка впечатления на неё не произвёл. По её оценке, это был мальчик-тихоня, выросший в тепличных городских условиях. Таких во все времена называли "маменькин сынок". Да и ростом явно не вышел. Единственное, что ей запомнилось, так это взгляд, которым он смотрел на неё. Что-то в его взгляде было необычным.

В майские праздники Кузнецовы справляли новоселье. Хотя предстояла ещё большая работа по обустройству усадьбы: нужно было срубить баню, хлев для скота, сделать новый забор, ворота, посадить сад и огород – основные работы по ремонту самого дома были закончены.

Как нельзя кстати прибыл и контейнер. Последние дни они только тем и занимались, что разбирали вещи и посуду, собирали и ремонтировали мебель, расставляли и раскладывали все это по своим новым местам.

Их новый дом представлял собой большой рубленый пятистенок. Николай Фёдорович разгородил его на четыре комнаты. Спальня, гостиная, кухня и отдельная для Димки. Самой большой комнатой была гостиная. Здесь и накрыли стол.

На новоселье пришли участковый Ерохин с женой и сыном Витькой. Два человека, помогавших восстанавливать дом, колхозный столяр Алексей Коклюшев и Никита Иванович Комаров, пенсионер, бывший учитель истории. Пришли соседи, Сидоровы и Воробьёвы. Самым последним приехал из областного центра друг Николая Фёдоровича – Бурлаков Вадим Сергеевич.

Когда-то они вместе учились в военном училище, и были закадычными друзьями. Но в процессе службы Вадим ушёл в "органы", и офицеры надолго потеряли связь. И вот недавно, когда Николай Фёдорович ездил в областной военкомат, совершенно случайно встретились. Вадим Сергеевич работал в службе безопасности, но просил это не афишировать и представился просто, как старый друг Кузнецовых. Он приехал с женой и дочерью.

После того, как были сказаны необходимые в таких случаях тосты и пожелания, старшее поколение принялось рассказывать весёлые истории и анекдоты. Самым интересным рассказчиком был участковый Ерохин, взявший на себя обязанности тамады. Шутки, анекдоты, весёлые случаи из армейской и милицейской службы так из него и сыпались. При этом он не забывал и про остальных и на правах тамады обязал каждого рассказать какой-нибудь анекдот или смешную историю.

Когда очередь дошла до Николая Фёдоровича, он не стал размениваться по мелочам и преподнёс целый рассказ:

– Вот вы меня спрашиваете, как мы познакомились с Ерохиным? Чтобы всем все было понятно, расскажу один эпизод из своей холостяцкой жизни. Наш полк располагался в четырёх километрах от города, на берегу небольшой речки. Жили мы в офицерской гостинице, и главным для нас, холостяков, всегда был вопрос, как провести свободное время, которое хоть и не часто, но все-таки выпадало.

Однажды в воскресный день мы с другом, таким же, как и я, холостым лейтенантом, решили съездить на рыбалку. Взяли у лесника лодку с мотором и поплыли вниз по течению, где, как нам объяснили, были рыбные места. С собой прихватили молодого прапорщика, прибывшего в полк неделю назад, который, по его словам, умел классно варить уху.

Способ "рыбной ловли" избрали простой и эффективный. Две тротиловые шашки с короткими зажигательными трубками должны были за несколько минут обеспечить нас рыбой. Достать взрывчатку проблем не было. Мы постоянно выезжали на разминирование и считали себя очень опытными подрывниками. Наш новый товарищ не имел пока в этом деле никакого понятия. Было решено совместить приятное с полезным и прямо во время "рыбной ловли" обучить его азам подрывного дела.

Выбрали место, заглушили мотор, и лодка поплыла по течению. Я объяснил прапорщику, как надо поджигать огнепроводный шнур, и показал омут, в который нужно бросить заряд. Ну, а мой многоопытный друг добавил: трубка длиной всего десять сантиметров, а это значит, что от момента, когда загорится порох шнура, до взрыва всего десять секунд. Наверное, сказал он это напрасно. Новоиспечённый подрывник взял заряд, поджёг, как учили, шнур, но при этом так переволновался, что выронил шашку из рук… Заряд упал на дно лодки и закатился под деревянную решётку…

Секунды две, а может и три смотрели мы с другом на эту шашку и слушали, как шипит горящий шнур, а потом, как опытные и умудрённые жизнью профессионалы дружно нырнули за борт…

Николай Фёдорович сделал паузу, и сразу несколько голосов воскликнуло:

– А как же прапорщик?

– А что прапорщик, он оказался сообразительнее и расторопнее, чем мы думали. Он ухитрился как-то вытащить эту шашку и выбросил её в воду вслед за нами. Ну, а потом уже началась собственно "рыбалка". Только вместо рыбы ему пришлось вытаскивать на берег и приводить в чувство двух оглушённых сапёров.

За столом раздался дружный хохот. Громче всех смеялась молодёжь, а Наташа Бурлакова спросила:

– А что было дальше?

Все утихли, и Николай Фёдорович закончил свой рассказ: