А потом вдруг говорит:
– Если ты быстро оденешься, я дам что-то очень интересное!
Я так обрадовался! Быстро оделся, папа завязал шнурки моих ботинок, взял меня за руку, и мы пошли домой. День к вечеру наладился. Яркое солнце ещё выглядывало из-за сопки, а я шёл и думал: «Что же это папа мне такое приготовил интересное?».
Папа открыл ключом дверь, мы зашли, и я от нетерпения сразу побежал на кухню.
– Пап, а пап… Что же ты мне хотел показать?
Но папа молчал, наверное, он не знал, что мне отвечать. Может быть, у него и вовсе ничего не было и всё это он нарочно придумал?
И тут я увидел на столе консервную банку. Я влез на стул, взял банку в руки и стал внимательно её разглядывать. Что это на ней нарисовано? К моему удивлению, на банке я увидел голову чудовища! У него был один глаз и очень страшная длинная белая борода. Что это?
– Пап! Вот это? Да? Вот это ты хотел мне показать?
Папа очень обрадовался, хитро улыбнулся, подошёл ко мне и радостным голосом сказал:
– Да, да! Ну конечно!
Что же мы будем с этим делать, подумал я.
– Мы что, будем это кушать?
– Ну да! – ответил папа.
Я с недоверием рассматривал страшное чудище на этикетке. Как такое можно есть?
И тут папа взял консервный нож, посмотрел на меня и говорит:
– Ну что, открываем?
– Открываем, – тихим, не очень уверенным голосом ответил я.
Папа воткнул в банку нож, ударил по нему рукой и стал её открывать. Мне было так интересно, и я хотел как можно скорее заглянуть под жестяную крышку банки.
Но папа не торопился. Он медленно, как бы испытывая моё терпение, стал поднимать крышку, и то, что я увидел, вовсе поразило меня! В банке были какие-то белые кусочки, а сверху на них лежали страшные щупальца с крючками на концах. Ух ты! Как на картинке!
Папа вопросительно посмотрел на меня. Ну, как тебе? Ты такого ещё не видел, – как будто спрашивал он, а я смотрел то в банку, то на папу и молчал. Я так растерялся, что даже не мог ничего сказать. Что же теперь будет? Неужели это чудовище можно есть?
Потом папа взял вилку, наколол на неё щупальца и спросил:
– Будешь?
– А ты? – писклявым от волнения голосом протянул я.
– Я-то буду, а ты что, испугался?
Я и правда испугался, но не мог же я признаться папе. И тогда я сказал:
– Давай! – и открыл рот.
Папа положил мне на язык белые щупальца с крючками и стал смотреть, что будет дальше.
А я смотрю в банку, где лежат другие щупальца, и боюсь закрыть рот.
Папа говорит:
– Ну, ешь! Ты почему рот не закрываешь?
Я закрыл рот, но жевать не стал.
Папа мне опять:
– Ты почему не ешь? Жуй и глотай! Они вкусные!
Кто это «Они», подумал я. Как же «Их» можно глотать?
– У-у-у… – замычал я и замотал головой.
– Ты чего мычишь? – спросил папа. – Ешь давай!
– Нет! – промычал я с набитым ртом. – Не могу!
– Почему? – удивился папа.
– Они мне кишки перепутают! – ещё сильнее замотал я головой.
Тут папа не выдержал, засмеялся, наколол на вилку такой же кусочек и быстро его съел.
– Да нет же, не перепутают! – не переставал смеяться папа, и только тогда я проглотил угощение.
Папа весело на меня посмотрел и сказал:
– Кальмары! Видишь? – показал пальцем на банку. – Каль-ма-ры! – по слогам повторил папа. – Они в море живут!
«Ну и ну, – подумал я. – Чего только не бывает в этой жизни!»
Друг мой, Мишка
Мишка жил недалеко от школы, около погранзаставы. У Мишки была большая семья: мама, папа, маленький брат и ещё много старших братьев. А Мишкин папа был всегда очень сердитый. Мы никогда не заходили к Мишке в дом, и всегда ждали его за забором около калитки. Каждый раз, когда мы ждали Мишку, из-за забора доносился громкий, ужасно сердитый голос Мишкиного папы. Мишкиного папу мы никогда не видели и очень боялись. У него был такой страшный голос, что нам становилось даже не по себе. Бедный Мишка! Как нам его жалко!
Мишка, наверное, стеснялся показывать нам своего папу, и поэтому никогда, даже ни одного раза нас не пригласил к себе в гости.
И вот однажды, когда в очередной раз мы услышали за забором, как Мишкин папа сильно ругал Мишку, при этом говорил такие страшные слова, которых мы никогда даже и не слышали, мы решили Мишкиного папу проучить. А что мы могли сделать? Ведь он был такой большой, просто – огромный! И тогда мы написали ему письмо.
Мишке мы ничего не сказали. Мишка даже не знал про это письмо. Мы написали, что если он, Мишкин папа, будет обижать нашего Мишку, мы ему такую жизнь устроим! Мало не покажется! А ещё мы написали, что ему надо лечиться у врача, и положили две копейки в конверт вместе с письмом – на лекарства! Так и написали: «А это Вам на лекарства! Лечиться надо! Разве можно так кричать на детей!»
Мы долго ждали своего друга, и когда поняли, что Мишку гулять сегодня не выпустят, бросили конверт с письмом в почтовый ящик, который висел на Мишкиной калитке.