На память о Чукотке. Рассказы
После летних событий в лагуне на старом аэродроме меня охватывал жуткий страх, когда со стороны моря слышался звук чужого лодочного мотора. Ещё хуже, когда неожиданно низко над берегом появлялся вертолёт. В такие минуты возникает паническое желание бросить лодку, сети. Надеть на спину рюкзак и бежать, бежать подальше от берега, в тундру, в сопки, чтобы никто тебя не догнал и не нашёл!
А если разобраться – да какие мы браконьеры! Ну поймали сотню, другую хвостов за весь сезон. Это что, непоправимый ущерб нанесли природе? Запустили руку в государственную казну? Если бы можно было приобрести разрешительный билет на вылов рыбы, или как говорят, лицензию, у нас бы не было проблем. Так ведь нет у нас такой возможности. Живём на берегу моря. Отцы наши всю жизнь рыбу ловили, и никто им этого делать не запрещал. А пойдите в наши магазины. Разве в них можно купить свежевыловленную рыбу? Нет! Обидно как-то получается. Живём на берегу моря, а свежей рыбы не видим. Вот и приходится идти на злостные нарушения закона! Всё это очень напоминает мне какую-то странную игру, «кто кого перехитрит»! Мы, молодые, здоровые мужики, родившиеся и живущие на Чукотке, или государство в лице инспектора рыбоохраны, наделённого всеми властными полномочиями. Только игра эта для нас вынужденная, искусственно навязанная обстоятельствами. Мы совершенно не желаем нарушать законы. Это инстинкт мужчины-охотника, живущий в каждом из нас, гонит нас в море, в горы, в тундру за приключениями, за очередной порцией адреналина!
Вечерело. Солнце спряталось за сопку. Похолодало и стало темнеть. В этот момент послышался гул лодочного мотора. Судя по всему, лодка уже вошла в устье протоки.
Не сговариваясь бросаемся собирать сеть, лежащую на берегу. Хорошо, что сеть сухая и чистая, собрать такую не составляет труда. Мешок с сеткой бросаем под балок. Если сети у нас нет, сильно шманать не станут. Тем более лодка наша обсохла, стоит на берегу. Никаких следов браконьерства нет, и по всему видно – рыбу мы не ловим.
Из-за поворота дальнего мыска вырулила лодка. Старый, неуклюжий «Прогресс» медленно ползёт в нашу сторону. В лодке двое. Инспектор рыбоохраны Евгений Суханов и инспектор по оружию местного ОВД Василий Шурдук.
С чрезмерно строгими масками на лицах сошли на берег. Закрепив лодку, приступили к осмотру прилегающей местности. Нам бояться нечего. Рыбы у нас и правда нет. Карабин и сети спрятаны. В то время как рыбинспектор пошёл осматривать берег, Василий подошёл к нашей лодке. Увидев старый винчестер, взял в руки, стал вертеть, осматривая со всех сторон.
– Ух ты! – не без восторга приговаривал Василий.
– Откуда это у тебя? – удивился инспектор по оружию.
– В тундре нашёл, – заподозрив недоброе, проговорил я.
– Хороший реквизит! – радостно заявил Василий. – Будем изымать или добровольно отдашь?
– Зачем изымать? – смотрел я на Василия. – Ведь он совсем старый и стрелять из него невозможно, – ещё надеясь, что всё может обойтись, взмолился я.
– А ты что, специалист по оружию? – повысив голос, властно спросил мент.
Я покорно замолчал.
– Вот то-то! – для убедительности проговорил Василий и, взяв винчестер за цевьё, направился к своей лодке.
«Чёрт меня дёрнул оставить винчестер на видном месте, – с досадой подумал я. – Как теперь его вернуть?»
Не оборачиваясь, как будто прочитав мои мысли, инспектор проговорил:
– Если есть вопросы, придёшь ко мне в отдел, там и разберёмся.
Он, конечно, думал, что я испугаюсь и не позволю себе такую «наглость». Но я пришёл. К девяти утра в понедельник я был в дежурке местного ОВД.
Ждать долго не пришлось. Из-за угла соседнего здания появился инспектор. В форме и сапогах он брёл, ещё не совсем проснувшись ото сна. Проходя мимо, бросил на меня вопросительный взгляд и, конечно, понял, для чего я здесь.
– Напрасно ты пришёл, – как-то вяло и безразлично бросил на ходу инспектор. – Твой винчестер я передал начальнику отдела, – обречённо добавил Василий. – Если хочешь, можешь обратиться к нему, правда, сегодня начальника не будет, – и поднявшись по высоким ступеням деревянного крыльца, инспектор скрылся за дверью пристроенного к зданию тамбура.
Начальник отдела – мой сосед по подъезду. Не скажу, что мы были добрыми соседями. Достаточно пожилой, не совсем приветливый, даже угрюмый мужчина. Хоть и жили мы в одном подъезде, но встречались редко. На моё «Здравствуйте» мог ответить ленивым кивком головы, но чаще всего проходил мимо. Семьи у него не было, да и жил он как-то странно. Однажды забыл закрыть кран с водой в ванной комнате. Когда дали воду, она полилась мимо ванны на пол и далее, через щели в полу, в нашу квартиру, так как жили мы этажом ниже. Мы с другом звонили по телефону дежурному отделения милиции, пытаясь найти хозяина квартиры, но безуспешно. Пришлось идти на умышленный взлом злополучной квартиры. Отжав монтировкой замок, дверь без особого труда открылась. Интерьер и обстановку в квартире описывать не стану. Скажу только, что вместо мебели в комнате на полу стояли деревянные ящики из-под картошки. Наверное, так живут те, кто приехал на Чукотку не жить, а отбывать свой срок. Всё у них временно. В народе их так и называют простым, коротким словом «временщики». За дверью ванной комнаты шумела выливающаяся из крана вода, а пол прихожей и комнат полностью залит. Полы в комнатах дощатые с щелями между досок толщиной в палец. Перекрыв кран, мы принялись убирать воду с пола. Совок, ведро, половые тряпки. Использовали все подручные средства. По завершении трудоёмкой работы написали хозяину записку не без юмора о том, что это я, сосед со второго этажа, вынужден был нелегально проникнуть в вашу квартиру, так как вы забыли закрыть кран, в результате чего с высоты моего потолка обрушился весенний проливной дождь. Не знаю, как отреагировал начальник отдела милиции на наше «самоуправство», но последствий для меня никаких не было. Не последовало и ожидаемых извинений с его стороны.
Вспоминая эту историю, обращаться к начальнику районного отдела мне представилось как минимум затеей неоправданной. Надо подумать. А не пойти ли мне в районную администрацию? Сразу к председателю райисполкома? Обрадовавшись такой идее, я стал обдумывать план действий и к какому результату мой визит может привести.
Базика Магомедовича Добриева я знал. Не помню точно, где и как мы познакомились. Наверное, на одном из заседаний исполкома, где я, как внештатный корреспондент, занимался фотосъёмкой для районной газеты «Горняк Заполярья». Чем чёрт не шутит, а вдруг Базик Магомедович меня поймёт и поможет? По крайней мере, есть повод для разговора о сохранении культурного наследия Чукотки, о создании районного музея, и я уверенно зашагал в сторону райисполкома. В приёмной секретарь, как положено, спросила меня, по какому я вопросу.
– По личному.
– Тогда заходи, – без лишних формальностей жестом пригласила секретарь, указав рукой на дверь.
Вошёл, поздоровался. Кратко рассказал свою историю.
– Но ведь у нас нет музея, – сказал Базик Магомедович.
– Так ведь будет когда-нибудь! – с надеждой заявил я. – А пока винчестер мог бы храниться у меня, – продолжал я свою мысль.
– Что я могу вам сказать, – вдумчиво проговорил Базик Магомедович. – Если бы музей был, тогда и разговор бы был другим. Но музея нет. Значит, и разговора нет. Милиция знает, что делает. Если не положено такое оружие дома хранить, значит, закон не позволяет. Я думаю, инспектор всё правильно сделал, – и Базик Магомедович всем своим видом дал понять, что разговор окончен.
Опустив голову, буркнув на прощание «до свидания», я вышел из кабинета.
А дня через два в моей квартире раздался телефонный звонок.
– Николай, – проговорила трубка голосом инспектора по оружию. – Зайди в отдел.
«Вот те раз, – подумал я. – К чему бы это?» Не зная толком, радоваться мне или готовиться к чему плохому, я вышел из дома и побрёл в милицию.
Спросив разрешения у дежурного, пошёл по длинному деревянному коридору в кабинет инспектора.
Не проронив ни слова приветствия, инспектор указал на угол кабинета, в котором стоял конфискованный у меня винчестер.
– Забирай! – коротко бросил Василий.
Без лишних слов я схватил свою реликвию. Уже в дверях услышал напутственный голос инспектора:
– Просверли отверстия по стволу. Обязательно!
– Хорошо, – буркнул я в ответ и пошёл прочь по узкому, плохо освещённому коридору. Дежурный ни о чём меня не спросил, проводив холодным взглядом до выхода.
Ну вот! Значит, сработало!
Отверстия в стволе и в патроннике я просверлил. Целых четыре штуки. Не помогло. Не суждено было старому винчестеру дождаться своего места на стеклянной полочке музея. Года через полтора или два, когда вопрос о районном музее был уже в стадии решения, в квартиру постучали. Два милиционера при исполнении служебных обязанностей изъяли у меня винчестер по акту, теперь уже в законном порядке. Причиной стал произошедший случай с одним из жителей посёлка. Говорят, он угрожал кому-то своим винчестером.
Оба винчестера отправили на экспертизу. Экспертиза не признала изъятый у меня винчестер оружием. Но теперь мне его уже никто не вернул.
Как закончилась насыщенная приключениями жизнь старого винчестера, никто никогда не узнает. Может быть, судьба привела его в другой музей или в частную оружейную коллекцию. Скорее всего, он попал под гидравлический пресс. Так ничего и не успев рассказать о себе. А жаль.
Лагуна детства моего
Очень изменился Эгвекинот за последние годы. Не могут не радовать жителей яркие, красивые фасады жилых домов, бетонные дороги, улицы посёлка. Наши земляки, отдавшие годы своей молодости Эгвекиноту, искренне радуются новому его возрождению. Даже те, кто никогда не бывал здесь, увидев в интернете фотографии улиц и дорог, с интересом спрашивают: «Это где такая красота? Это Россия?» И уже не без удивления: «Это где, на Чукотке?»
Многие, кто прожил здесь не один десяток лет, помнят серые каменные стены зданий, ветхие дощатые домики, которые называли здесь шхунами, обитые чёрным рубероидом. Высокие заборы со сторожевыми вышками по углам, а за забором торчащие из-под земли, пропитанные битумом крыши бараков, в которых жили первые поселенцы сороковых, пятидесятых годов. Навивающие тоску столбы с провисшими проводами. Гравийные дороги и грязь вперемешку с угольной пылью. Бензозаправку почти в центре посёлка. Мусорные кучи – помойки – отходы жизнедеятельности с угольной золой и консервными банками, вытаивающие из-под снега возле каждого дома. Каждую весну жители граблями и лопатами грузили мусор на самосвал, чтобы увезти на свалку. Чадящие трубы котельных. Висящий над посёлком смог чёрного дыма в зимние морозные дни.
Сегодня это уже в прошлом. Избавились от дыма, копоти и пыли. Никто не топит печь в собственном доме, не надо носить воду от водовозки до бочек, установленных в длинном коридоре на втором этаже. Люди живут в уютных квартирах с полным набором стандартных удобств. Живи да радуйся!
К сожалению, есть и утраты. Если честно, не знаю, как их оценить. Тот, кому эта история неизвестна, даже не предполагает об этой потере.
В детстве мальчишками мы приходили на берег лагуны, где наши отцы ставили рыболовные сети. В них ловился голец, горбуша. Нам всегда здесь было интересно и весело. Вдоль берега горели костры. Над огнём висел котёл, в котором варилась уха из свежевыловленной рыбы. Рядом с костром – закопчённый чайник с терпким запахом крепкого чая.
Особенно здорово было в тёплые, солнечные дни, как только ветер выгонял лёд из залива. В конце июня, в первые июльские дни в лагуну через протоку заходили большие косяки мелкой рыбёшки, которую все называли уёк. Сегодня мы знаем, что это мойва – прибрежная корюшка. А тогда – просто УЁК. Рыбы в лагуне было так много, что её ловили сетями с берега, сачками с деревянных плотов, подсекали крючками и просто руками в лужах во время отлива.
Стоя на берегу, было видно, как некая тёмная масса, похожая на гигантскую змею, медленно двигается под водой вдоль берега. Когда путь «змее» преграждала очередная сеть, тёмная масса, заполнив собой всё пространство внутри сети и обогнув её, продолжала свой путь дальше. Мужчины, одетые в болотные сапоги, медленно заворачивали дальний край сети и за верёвку тянули её к берегу. Внутри образовавшейся западни билась и плескалась мелкая серебристая рыбёшка, пахнущая морем и свежими огурцами. Женщины и дети, не дожидаясь, когда рыбу вытащат на галечный берег, радуясь от восторга, вёдрами, сачками, кастрюлями черпали уёк прямо из сетей.
И никто не ругал их за это. Наоборот, рыбаки ждали, когда всю рыбу вычерпают из бредня, чтобы снова поставить сеть в море.
Почти все жители посёлка в течение недели были прикованы к лагуне. По посёлку разносился вкусный аромат жареной рыбы, которую готовили в каждом доме.
Рыбу солили в деревянных бочонках и огромных кастрюлях, потом нанизывали хвостиками на суровую нитку и развешивали вялить на ветерке под карнизом крыши или перед своим окном.
Вяленый уёк был для нас лакомством особенным.
После длинной холодной зимы короткие солнечные летние дни были для жителей посёлка настоящим праздником!
Но наступили чёрные дни и для лагуны. В семидесятые годы в двухстах метрах от берега построили банно-прачечный комбинат, сточные воды которого с растворённым мылом, каустической содой, хлоркой и прочей химией безо всякой очистки ручьём потекли в воды лагуны.
Кроме того, с вводом в эксплуатацию комбината железобетонных изделий, который изготавливал панели для жилых домов типа «Арктика», стали разбирать гравий на косе, которая отделяла лагуну от моря. Спустя несколько лет от косы не осталось и следа. Место, где раньше была лагуна с её чистой морской водой, превратилось в отстойник. Дно лагуны обмелело, заилилось. Вот так и не осталось от нашей лагуны и следа.
Не буду давать оценку варварскому вмешательству человека в хрупкий мир арктической Природы, хотя и так каждому понятно, если рыбы не стало, произошло нарушение экологического баланса, прервались пищевые взаимосвязи в среде обитания подводного мира. И хоть говорится, что дети не несут ответственность за своих родителей, как-то нехорошо на душе. Как будто сам провинился в чём-то.
Я не стал бы заниматься воспоминаниями, если бы не одно обстоятельство. Попробую взглянуть на вопрос с другой стороны.
Пока посёлок ещё растёт и обустраивается, неплохо подумать, а может быть, есть смысл восстановить историческую справедливость? А что если исправить ошибку, допущенную в прошлом? Отсыпать грунтом, восстановить косу. Отделить лагуну от моря. Почистить, заглубить дно лагуны и на этом месте сделать небольшую уютную гавань, берега которой одеть в бетон. В гавань будут заходить небольшие катера и лодки. В основании косы, в том месте, где установлен памятник строителям автодороги, и на самой косе обустроить прогулочную территорию с зелёными насаждениями, малыми архитектурными формами. Установить символический маяк с настоящим лазерным излучателем или просто электрическим фонарём. Пусть светит вдаль, приглашая в нашу гавань туристов, путешественников и всех, кому интересно посетить Эгвекинот. На самом верху маяка под стеклянным куполом оборудовать смотровую площадку, поднявшись на которую визуально и через подзорную трубу можно наблюдать зашедших в бухту, кормящихся рыбой китов, разглядывать водопад на той стороне залива, скалы окружающих сопок. В ночное время в телескоп можно смотреть на звёздное небо, планеты, Луну, пролетающие спутники. А это уже астрономическая обсерватория!
На отведённой территории установить скульптуры первопроходцев, осваивавших чукотские земли. Семён Дежнёв, Витус Беринг, Курбат Иванов. Владимир Миляев, Герман Жилинский. Изготовить и поставить макеты дежнёвских кочей, на которых ходили русские казаки в свои дальние походы. Реконструкцию пакетбота «Святой Гавриил», на котором 1 августа 1728 года в воды нашего залива зашёл командор Витус Беринг, давший название заливу Святого Креста.
А если помечтать, то можно построить туристический, культурно-исторический центр, гостиницу, отель под названием «Витус Беринг» или «Св. Гавриил», где смогут остановиться на ночлег заезжие к нам туристы, другие гости посёлка. Здесь же они могут познакомиться с историей нашего края, посетить художественный салон, приобрести понравившийся чукотский сувенир, сфотографироваться рядом со скульптурами исторических личностей.
Можно создать парк доисторических животных, которые жили на территории древней Берингии десятки, сотни и миллионы лет назад. Мамонт, саблезубый тигр, шерстистый носорог, птеродактиль. Вот где раздолье для детских развлечений, одновременно развитие эстетической культуры.
А что, история начинается с мечты!
Работал на Чукотке
История создания памятника вертолёту Ми-4 в аэропорту «Залив Креста».
Кому конкретно принадлежит мысль поставить Ми-4 на пьедестал в аэропорту «Залив Креста», теперь никто не скажет. Как обычно, идея летала в воздухе. Все работники аэропорта, и лётный и технический наземный состав, уже знали, что век Ми-4 подходит к завершению. Скоро ему на замену придёт новый, современный вертолёт Ми-8. Конечно, это здорово! Новая, красивая, сильная машина, но уж очень как-то грустно и тоскливо на душе, даже у меня, меньше всего имеющего непосредственное отношение к винтокрылой машине.
В памяти появляется гигант аэрофлота Ту-104, установленный на привокзальной площади аэропорта Внуково, Ту-114 в Домодедово, Ан-12 перед аэровокзалом в аэропорту Магадан. Тогда почему, почему нельзя сохранить, увековечить память о нашем добром работяге Чукотки Ми-4? Уж столько по-настоящему добрых дел сделал этот воздушный труженик! Сколько тонн грузов было перевезено в чукотские сёла, оленеводческие бригады, геологические партии. А сколько людей-пассажиров. Сколько писем, журналов, газет. Сколько жизней было спасено благодаря этой замечательной машине!
Может быть, первым сказал о том авиадиспетчер Максим Супрунюк, возможно, кто-то из лётных командиров или техников АТБ, но слово было сказано, и дело закрутилось!
Вначале обсудили между собой в личных беседах. На рабочих местах. Чтобы придать делу официальность, собрали комсомольское собрание. Ну, куда мы тогда без комсомола, без руководящей роли КПСС, без администрации, так себе, безликая масса. Надо заручиться согласием руководства аэропорта. Желательно и поддержку получить не только моральную, но и финансовую. Как-никак бетон, цемент, краска, работа автокрана имеют свою конкретную стоимость, да и энтузиазм исполнителей неплохо бы поддержать. Как ни верти, а мимо бухгалтерии аэропорта и её кассы никак не пройти!
Вопрос раскрутили быстро. Идею поддержали единогласно от авиатехника до начальника аэропорта. Осталось получить одобрение у властных структур наверху. «Верхом» в ту пору для нас был райком комсомола. Туда я и отправился по заданию молодёжного коллектива аэропорта. Дело в том, что первым секретарём райкома комсомола была моя соседка по лестничной площадке. Решили, что с учётом добрососедских отношений мне будет проще, чем кому-либо другому, договориться с комсомольскими вожаками. Да и трудностей никаких, честно говоря, не намечалось, не предвиделось. Так себе – пустая формальность. Кто посмеет препятствовать столь высоким, чистым намерениям – созданию исторического памятника. А для работников райкома ВЛКСМ такой огромный плюс! Публикация материала в районной газете и в областной «Магаданский Комсомолец». Вопрос казался мне вполне понятным и решённым!
На ходу заготовив короткую речь, смело вхожу в кабинет первого секретаря. В нескольких словах, в оптимистичной форме рассказываю симпатичной девушке о том, что мы, комсомольцы аэропорта «Залив Креста», просим поддержать нашу инициативу и т. д. и т. п. Буквально через минуту я закончил своё вступительное слово и краткий монолог.
Над столом комсомольского секретаря повисла гробовая тишина. Стены кабинета молчали, а голубые глаза обаятельного секретаря сосредоточенно смотрели в стол, будто там было написано что-то очень важное. Улыбка постепенно сходила с моего лица. Реакция девушки была неожиданной. Пауза явно затягивалась.
«Я что-то не так сказал? – пронеслось в голове. – Почему она молчит?»
– Понимаешь, Николай, – как-то медленно, подбирая правильные слова, начал секретарь. – У нас план в этом году по цветному металлу не выполнен, и этот вертолёт мы запланировали передать на Вторчермет в счёт годового плана по сбору цветного металла.
После паузы, уже более уверенно, Оля добавила:
– Поэтому ни о каком памятнике не может быть и речи.
Адреналин ударил мне в голову. Я стоял в кабинете перед милой девушкой с чувством провинившегося первоклассника, и ей было невдомёк, что она только что убила меня своими словами, и кажется, даже не понимала этого. Миленькая девушка Оля в течение одной минуты решила вопрос, который целый год готовил коллектив людей, преданных своей работе, своему делу. Людей, которые мечтали оставить память о своём времени, о себе, чтобы о них помнили, знали их имена.
Я вышел из кабинета, из здания и побрёл домой. Настроение было испорчено. На душе стало холодно и неприятно. Как такое может быть?! Ничего себе, комсомольцы-добровольцы!
Как я скажу об этом Максиму, Лёшке, Вите и другим ребятам?
Получается, я провалил всё дело! Как такое можно объяснить? Я шёл домой, понурив голову. И вдруг меня осенило!
Моя заготовка статьи в районную газету «Горняк Заполярья» по этой теме уже была почти готова. Осталось только написать мнение товарищей из райкома комсомола.
А что если? А пусть потом попробуют возразить! Пусть они откажутся от того, что там написано! Пусть они сами скажут всему коллективу аэропорта, что место Ми-4 не на пьедестале памятника, а в куче металлолома на сопке!
Утром следующего дня я был в редакции газеты, в кабинете главного редактора. Из рук в руки передал фотографию и листы с текстом заметки об инициативе работников аэропорта и будущем памятнике. В редакции меня давно знали. Вопросов никаких не задавали, и я ничего объяснять не стал. Отдал как есть. А через день вышел номер газеты с материалом о памятнике вертолёту Ми-4.
Был октябрь месяц 1984 года.
До открытия памятника оставалось ещё целых три года.
Памятник вертолёту
Газета «Горняк Заполярья» от 25 октября 1984 г.
– Даже не верится, что сегодня последний день в Эгвекиноте, – сказал за завтраком в столовой аэропорта бывший бортмеханик вертолёта Ми-4 Александр Григорьевич Шмин.
Начинался обычный рабочий день, и нам, сидевшим с ним за одним столом, стало грустно от этих слов. И утро сразу потеряло свою прелесть, и самолёт, прибывший из Анадыря с первыми лучами солнца, опустив крылья, одиноко стоял на полосе, какой-то задумчивый и молчаливый.
16 августа 1987 г. день открытия памятника. Вертолёт Ми-4 с бортовым номером 02322
С тяжёлым, щемящим сердце чувством расставался Александр Григорьевич с друзьями, с людьми, которых много лет знал, с посёлком, к которому очень привык и полюбил за двадцать прожитых в нём лет. Ещё труднее было свыкнуться с мыслью, что никогда больше не поднимется он над сопками Искатеньского хребта, стоя на ступеньке лестницы в кабине своей «четвёрки».
Уехал старый бортмеханик и увёз с собой часть истории, увёз часть того, что никому уже не доведётся испытать.
Вот так постепенно уходят люди. Вместе с ними уходит и колорит того прошлого, который отличал первые дни новой Чукотки от дней нынешних.
С тех пор многое изменилось. И дома, и улицы стали другими, и машины поменялись в облике. Много лет прошло с тех пор, как с ледовой полосы зимнего аэродрома на заливе взлетел первый ЛИ-2. Ему на смену пришли краснокрылые ИЛ-14. Их сменили скоростные ЯК-40, потом более сильные АНы. Но есть в семье нашей авиационной техники одна машина, почти четверть века честно выполнявшая свой долг. Это вертолёт МИ-4. Какую только работу не приходилось делать ему! Был он автобусом и грузовиком, геологом и оленеводом, почтальоном и скорой помощью.
Ушёл на пенсию бортмеханик Шмин, и вместе с ним покинула небо одна из его «четвёрок». Так уж случилось, что их рабочий стаж совпал. У каждой машины, как и у человека, есть определённый ей жизнью срок. В этой жизни свои удачи и неудачи, свои праздники и знаменательные даты. День рождения и день, когда пора уступить место более сильным, новым машинам.
Недолго осталось летать оставшимся у нас «четвёркам». Пройдёт всего два года, и последний МИ-4 навсегда покинет наши воздушные дороги, уйдя в прошлое, оставив о себе лишь добрую память у людей.
