Мемуары Николаса Гарго, капитана Его Величества

Не имея больше ничего, пригодного для обороны, он задумал отнять пику у кого-нибудь из нападавших. Немного прикрытый дверным полотном, которое представляло собой всего-навсего еловые доски, которые легко было пробить, он схватил четыре или пять пик, но они все сломались, и он швырнул обломки в головы врагов. Однако и сам Гарго получал всё новые удары по всему телу, так что кровь лилась ручьями. Штурман вышел вместе с ним, предатели увидели, что они не могут проникнуть на полуют, и решили притащить сюда пушку, чтобы наконец покончить с капитаном.

Тем временем Гарго воспользовался передышкой и принялся за поиски своей деревянной ноги, нашёл её под кроватью и пристегнул к своей культе. Там же он обнаружил две шпаги, которые взял в обе руки. Теперь он готов был выйти из каюты. Там уже заряжали пушку, она стояла на расстоянии половины пики от него. Огромные усилия, затраченные им на сражение, и бесчисленное множество ран стали причиной того, что капитан потерял сознание прямо перед пушкой, готовой в него выстрелить. Предатели решили, что он умер, испустили громкий радостный крик, переступили через его тело и направились на полуют для грабежа.

Став господами корабля, бунтовщики посовещались между собой, что им следует делать дальше. Они сделали выстрел из пушки и подняли испанский флаг. Тем временем Гарго пришёл в сознание и попросил немного воды; ему её дали. Потому он спросил лейтенанта Бертье, и когда тот пришёл, Гарго сказал: «Посмотрите, что сделали со мной люди, которых я кормил, которым давал свои деньги! Прошу вас это запомнить, и если вам посчастливится вернуться, сообщите обо всём этом господину д`Эстрад, чтобы он со своей стороны заверил двор, что я погиб, как верный слуга короля.»

Бертье пообещал точно выполнить это поручение, если только сможет вернуться во Францию, но добавил, что не думает, что капитан смертельно ранен. На это Николас ответил, что имеет мало шансов выкарабкаться – весь израненный, отплёвывая кровь, и вдобавок в полной зависимости от бунтовщиков и предателей, которые ещё не отошли от своей ярости, потеряли почтение к капитану и стали хозяевами корабля.

Они думали, что он умрёт от потери крови, оставили его лежать в каюте Бертье и забыли о нём. Прошло больше двух часов. Капитан находился в полумёртвом состоянии, когда вдруг увидел, что дверь приоткрывается, и после этого – яркую вспышку. Тут же он почувствовал, что все его боли прекратились, а в соседней каюте ему послышался пистолетный выстрел и голос, который умолял: «Боже, пощади меня, я умираю.» Это заставило капитана подумать, что бунтовщики продолжают расправляться с верными ему людьми, но тут почувствовал, что кровь струится по его лицу, и по новой жгучей боли возле левого глаза понял, что выстрел на самом деле прозвучал здесь и был направлен в него, а слова произнёс он сам. Нужно заметить, что сила и неожиданность выстрела вызвали сотрясение мозга, которое заглушило все другие боли, но он это понял лишь спустя много времени.

Находясь в этом плачевном состоянии, он вспоминал свою тяжёлую жизнь и почувствовал даже что-то вроде радости от того, что теперь с этим будет покончено. Но, размышляя более глубоко, вспомнил, что иногда обращался за помощью к Пресвятой Деве с мольбой прийти к нему на помощь и заступиться за него перед её сыном, который мог бы оказать ему жалость и сострадание, если это верно, что она слышит молитвы. Гарго пообещал Богу, что если выберется отсюда, начнёт изучать католическую религию, так как те, кто представлял протестантскую веру, в которой он был воспитан, пытались его убить. Он также дал обет поехать в паломничество в Иерусалим, чтобы поблагодарить Господа за его доброту и великую милость. Он ещё не договорил до конца этот обет, как ему показалось, что он видит сверхъестественный свет, в котором находилось распятие, поддерживаемое сзади человеком невероятной красоты. Это чудо заворожило его на некоторое время, он снова потерял сознание, но его душа была преисполнена утешения.

Он пробыл в каюте ещё часа два, и за это время никто не пришёл, чтобы узнать, жив он или нет. Потом тот, кто в него стрелял – это был голландский канонир – явился с фонарём, в сопровождении хирурга и одного из слуг Гарго. Этот голландец увидел, что капитан находится в сознании, и сказал ему, что привёл хирурга его перевязать, потому что поскольку он не умер, его не будут добивать – так было решено на их совете. Его личное мнение заключалось в том, что надо всё-таки прикончить, но другие предпочитают продать его в Берберии, получив неплохие деньги, как за капитана королевского корабля. При этих варварских словах Гарго ответил еле слышным голосом: «Несчастный, что я тебе сделал, чтобы обойтись со мной в такой манере?» «У меня было на то две причины, – отвечал канонир, – первая – чтобы прекратить твои страдания, вторая – чтобы ты уже не мог причинить нам никакого зла, потому что я хорошо знаю: как только ты ускользнёшь от нас, то сделаешь так, что нас повесят. Но поскольку большинством голосов принято другое решение, я на это согласился. Так что выздоравливай, если можешь, и мы отвезём тебя в Берберию, где ты будешь продан: вот что я пришёл сообщить от имени моих товарищей.»

С этими словами он ушёл.

Хирург раздел Гарго и обнаружил на его теле двадцать три или двадцать четыре раны, нанесённые бискайскими пиками с острым и квадратным наконечником. Четыре раны он получил в грудь, остальные – в руки и ноги, но абсолютно случайно среди них не было ни одной смертельной. Его слуга потом насчитал на рубашке более сорока прорех от удара пикой. После перевязки его уложили на матрас, и два штурмана пришли, желая спать в той же комнате, чтобы мятежники не явились ночью с целью его добить, поскольку ещё колебались, убить его или продать. Что касается тех, кто был на его стороне, их было четырнадцать или пятнадцать, тяжело раненых осколками гранат, ударами пик и выстрелами из пистолетов – их всех заперли в помещение, где хранились канаты.

Предатели-мятежники долго совещались по поводу того, как им следует поступать дальше, и решили взорвать корабль, если их предприятие будет провалено. Причём предназначили для этой цели одного человека (с которого потребовали ужасные клятвы держаться возле открытого люка, который вёл в трюм с боеприпасами и который они взломали при помощи ганшпуга) с гранатами и фитилём, чтобы взорвать порох.

Гарго лежал на матрасе на полуюте, его оставили в таком положении до следующего дня, когда лейтенант Бертье пришёл к нему со слезами на глазах и сообщил, что помощник находится внизу, мятежники прострелили ему шею из пистолета и проткнули тело насквозь ударом шпаги. Он видит, что негодяи решились завершить эту трагедию, невзирая на все его мольбы. При этом он принялся рыдать сильнее, чем когда-либо. «Остановите слёзы, – сказал ему Гарго, – они не помогут, когда нет способа спастись. Эти люди желают забрать мою жизнь – в добрый час, если будет на то Божья воля; в их власти не более, чем три-четыре дня, потому что я себя чувствую на краю слабости и ко мне подступает икота, которая является признаком конца. Я об одном вас прошу: расскажите господину д`Эстрад то, что я сказал вам вчера.»

Тут вошли десять или двенадцать моряков, которые намеревались бросить его в море, со словами, что он, очевидно, заколдован, если не умер от такого количества ран. Бертье пошёл им навстречу и стал умолять их со слезами на глазах не выполнять столь жестокого намерения без необходимости; говорил, что капитану так плохо, что он не сможет избежать последствий своих ран и просил именем Господа дать ему возможность умереть в покое. Но они отвечали ему не более, чем смущённым бормотанием, взяли раненого вместе с матрасом и понесли его с полуюта, оставили на какое-то время и принялись совещаться, что им следует делать дальше.

Судите об опасности, в которой он находился: ведь совет преднамеренно был составлен из воров и мошенников, которые решали, бросать его в море или нет. Наконец моряки взяли матрас за четыре угла, так что раненый оказался внутри, не имея возможности пошевелить ни ногой, ни головой, но с твёрдым сердцем, без удивления глядя в лицо смерти и полностью передав себя на волю Божью, которого молил от всей души. Бертье, видя, что они снова подняли матрас, снова принялся горячо их умолять и схватил за край матраса, пытаясь умерить их ярость. Он и в самом деле их немного успокоил, они его заверили, что не имеют другого намерения кроме как отнести его вниз, в большую комнату, а в полуюте хотят устроить кордегардию. Что и было сделано.

В этой большой комнате он был оставлен на три дня, на исходе которых, между девятью и десятью часами вечера вошёл один из канониров с обнажённым ножом в одной руке и заряженным пистолетом в другой, с кинжалом на поясе, пристально на него посмотрел и сказал ему, что желает узнать одну очень важную вещь: верно ли, что по прибытии во Францию он велит их всех повесить?

«Ах, мой друг, ответил раненый, – не думаешь ли ты, что в моём состоянии я могу думать о том, чтобы причинить кому-либо вред? Нет, я думаю только о Боге, прошу его простить меня. Наш Господь и его сын, умерший на кресте за наши грехи, просил своего отца простить его врагов. Уверь твоих товарищей, что у меня нет никакого злопамятства по отношению к тем, кто причинил мне зло. Если я излечусь, что невозможно, я никогда этого не сделаю, никогда.» «Скажи мне правду, капитан», – снова начал канонир. «Уверяю тебя, мой друг, клянусь тебе, как человек, у которого смерть стоит перед глазами, не должен думать ни о чём другом, кроме как о том, как угодить Богу.»

Тогда канонир, прикоснувшись к голове, на которой был ночной головной убор, уронил или притворился, что уронил, пакет мускуса и принялся его искать, но хоть его и искали и Бертье, и слуга Гарго, не могли найти. Тогда этот бездельник заявил, что если его мускус пропадёт, он убьёт всех, кто есть в комнате. После долгих поисков он начал разглядывать Гарго. Тот ему заявил, что этот мускус – безделица, которая не стоит таких усилий. Он ответил грубым голосом, но мало убедительно, так, как говорят те, кто готов совершить омерзительное преступление: «Я ищу другое, капитан, я хочу выяснить, не имеешь ли ты намерений нас повесить.»

Капитан ответил, что кто просит Господа нашего Иисуса Христа простить его, тот сам от всего сердца прощает тех, кто вверг его в это состояние, и чтобы именем Бога он больше не искал предлогов, чтобы его прикончить. Что он находится в его власти, не имея никакой помощи свыше, но счёл бы милостью её получить.

«Капитан, капитан! Твой скверный Совет вверг тебя в нынешнее состояние, твой секретарь с другими льстецами и есть причина произошедшего беспорядка, он вверг нас в безнадёжность. Мы пойдём в Санта-Крус, чтобы наказать его за причинённое зло. У тебя слишком хорошее сердце, поэтому я не могу исполнить то, что пообещал моим товарищам.» При этих словах он положил нож и пистолет на палубу, встал на колени и заговорил со слезами на глазах: «Капитан, я искренне признаюсь, что шёл сюда по их приказу, чтобы тебя убить, большая часть хотела, чтобы ты был мёртв, но я чувствую тайный порыв, который меня удерживает – я не знаю, почему твоё лицо меня разоружает. Я торжественно заявляю, что если Бог, к которому ты так страстно обращаешься, излечит тебя от твоих ран, я попытаюсь тебя спасти от моих товарищей.»

Примечания