В отличие от Голоса, моё настроение было куда мрачнее. Всю дорогу меня не покидали жуткие мысли. Воспалённое воображение красочно рисовало картины возможного будущего: «вот, меня останавливают гаишники и, увидев пленника, кладут неудачливого маньяка мордой в асфальт».
Да не дрейфь ты! – успокаивал меня Голос, – Ну, на крайняк, скажешь, что у этого хмыря какой-то припадок, типа эпилепсии, или там сахарный диабет. Мол, в больничку везёшь…. Да вообще, скажешь, что на дороге нашёл, возле его тачки. Не бросать же человека. А та-ам…. Он всё равно ничего не вспомнит.
Слушай, заткнись, а! Я хочу просто спокойно доехать до дому!
Дом мой стоит на окраине, так что я не стал заезжать в город, а срезал напрямик по грунтовой дороге через лес. Доехали мы без происшествий. Но радости от этого я не испытывал, был страх перед будущим. Но постепенно во мне нарастала уверенность в себе. Словно я всё правильно делаю, словно делал уже так много раз.
Но смогу ли я завершить начатое?
Я наставлю тебя и покажу путь, по которому тебе идти…
Интересно, сколько ещё будет действовать снотворное?
Необходимые инструменты уже разложены на оцинкованном столике на колёсиках рядом с персонажем. Я тоже подготовлен: в резиновых сапогах, в длинных жёлтых перчатках. Кроме этого, я напялил на себя полупрозрачную медицинскую шапочку и брезентовый фартук.
Время неспешно ползёт. Я в который раз проверяю видеокамеры, настраиваю на ноутбуке запись. Но всё и так работает исправно, и я решаю порыться в его вещах, которые я свалил в деревянный ящик возле печки. Главным образом, меня интересует портмоне: тридцать тысяч рублей с мелочью (неплохой трофей), кредитки, фотография молодой женщины с мальчиком на руках. Я внимательно всматриваюсь в их лица: красивой темноволосой женщине лет двадцать пять, она улыбается; мальчик с озорной искрой в глазах, очень похож на отца. Пацану, наверное, столько же, сколько и моей Юленьке.
Да, жалко парня, – с циничной иронией звучит в моей голове Голос, – Теперь без бати останется. А баба себе другого хахаля найдёт, с такой-то внешностью.
Много ты понимаешь в любви. – мысленно возражаю я, но потом вспоминаю свой личный опыт.
С Викой я прожил двенадцать лет. Помню, когда она родила (на второй год брака), я перед роддомом пьяную дискотеку устроил с фейерверком. А когда Вика вышла на крыльцо с этим маленьким свёртком, я боялся взять его на руки. Просто, не знал, с какой стороны к нему подступиться. Наверное, только в тот момент я по-настоящему понял, как мы с женой любим друг друга. В её лучистых глазках я тогда увидел столько любви, столько преданности! И в то время я верил, что счастье не закончится никогда.
Да, потом было всё: и счастье, и ссоры, и примирения через постель. Мы в кредит приобрели небольшой продуктовый магазин. Бизнес, воспитание дочки – семейная жизнь шла, как у всех. С одним отличием – глава семейства оказался графоманом. И это было не просто хобби, я буквально бредил, пытаясь написать хорошую книгу. И я, вроде бы, придумывал интересные истории, но на первой-второй главе, запал постепенно улетучивался. Кипы исписанных черновиков росли. В итоге, всё заканчивалось запоем. В такие дни Вика забирала с собой ребёнка и уезжала в деревню к тёще. Я пропивался, звонил, просил прощения, обещал, что больше подобного не повториться.
Иногда думаю, лучше бы я на заводе батрачил. Безделье – враг для мозгов. Всякий бред в голову лезет.
Всё это продолжалось до тех пор, пока мне не пришла идея написать триллер о маньяке. Эта задумка так захватила меня, что я даже во сне видел себя в роли серийного убийцы. Постепенно я даже стал мыслить как он. Потом знакомые не редко ловили на себе мой хищный взгляд. Характер мой переживал странные метаморфозы. И всё это сопровождалось постоянными пьянками. И Вика не выдержала. Однажды утром я проснулся с глубокого бодуна и увидел, что все её вещи и вещи Юленьки отсутствуют. На кухонном столе стояла банка пива и записка: «Я больше так не могу!»
Мы и раньше чуть ли не до развода ругались, но что бы вот так! Я начал в подробностях вспоминать предыдущий вечер.
– Я больше так не могу! – произнесла она тогда стонущим голосом, царапая коготками кухонную скатерть, – Либо ты с нами, либо…
– Что ты такое говоришь? – оборвал я, чувствуя нарастающую тревогу. – Разве я не с вами?
– Ты замкнулся в себе! Ты даже Юльку не замечаешь!
– Прости, прости, Викуся!
Я прильнул к жене, но она оттолкнула меня. Как-то резко успокоилась и произнесла холодно:
– Ты по ночам скрипишь зубами, что-то бормочешь, с кем-то борешься. Пару раз даже на меня кидался! Я уже боюсь, как бы ни задушил. А днём ходишь как привидение, совсем перестал замечать меня. Я уже забыла, что такое – быть женщиной! Когда мы последний раз с тобой были? – глаза её налились слезами отчаяния, – Да ладно – я, ты бы о дочке подумал! Ведь ты ничего не видишь перед собой, как контуженый какой-то! Ты хоть помнишь, в каком классе сейчас Юлька?
В глазах у меня помутилось. Я присел на пуфик.
– Что ты предлагаешь? – как будто, со стороны я услышал свой сухой голос.
Она подняла заплаканные глаза.
– Разберись со своими тараканами. Можешь бухать, писать свою долбанную книгу. А мы с Юлькой пока поживём у мамы.
Этим всё и закончилось. Я, конечно, пытался с ней поговорить, помириться. Но она была непреклонна. Вроде бы и не избегала меня, не запрещала видеться с дочерью, и о разводе речи не заводила. Но с тех пор мы стали жить отдельно. Тогда я решил оставить им квартиру, а сам переехал в старый дом, оставленный мне покойными родителями.
В подвале этого дома я сейчас и нахожусь, разглядывая чужой бумажник. И вот я добираюсь до отдела с документами и вижу удостоверение… МВД!
«Скрябин Тимофей Игоревич. Капитан Полиции»
– Б*я-а-адь! – выдыхаю я, почёсывая затылок. – Это ж надо! Б*я-а-адь! Это пиз*ец!
Хороший улов! – возражает Голос, – Прикинь, первая жертва – мент! Это ж повезло-то как!
– Повезло? – вслух переспрашиваю я сам себя, – Да ты понимаешь, что они теперь землю грызть будут! Они ж не остановятся, пока меня не найдут!
С чего ты взял, что они тебя вычислят? Улик никаких ты не оставил. А то, что было – дождём смыло!.. Хм, прям в рифму!.. Да, знавал я одного поэта, Гёте звали…
Что? Какой Гёте? Что за бред ты несёшь? Все мысли засрал! Что делать теперь с этим «мусором»?
Да что ты так паникуешь? Продолжаем дальше по задуманному плану. Тем более, теперь уж точно его нельзя в живых оставлять! Ведь он мог тебя запомнить… да он точно тебя срисовал там на дороге!
В это мгновение позади меня слышится тихий стон. От неожиданности я роняю бумажник на пол и, громко икнув, возвращаюсь в реальность из своих мысленных споров.
Свершилось! Персонаж просыпается!
Человек стонет снова. Я приближаюсь к нему на ватных ногах и смотрю в бледное, будто из воска, лицо. Через секунду он открывает мутные глаза и тут же закрывает их, морщась от яркого света. Болезненно мычит. Наконец, жмурясь, поднимает веки. Вначале его взгляд бессмыслен, как у новорожденного ребёнка. Но уже через мгновенье он недоумённо смотрит на меня зелёными, как болото, глазами. И от этого взгляда по спине моей прокатываются кубики льда, и волосы во всех местах шевелятся.
Он хочет что-то сказать, но я слышу лишь нечленораздельное мычание. Пытается пошевелиться, но натыкается на непреодолимое препятствие – ремни крепко сковывают тело. И ему остаётся только сжимать и разжимать пухлые кулаки.
– Х-х… х-хте… хте… я? – наконец, с трудом хрипло вопрошает он.
А я продолжаю тупо смотреть в его озадаченную рожу. Ощущения мои застыли, как и все остальные органы.
– М-м-м!.. Где… я? Што со мной? Я… в боль-нице? Авария?
Он дёргает головой, но ремень, пересекающий лоб, не даёт этого сделать. Только глаза ошарашено бегают в глазницах, стараясь рассмотреть окружающие предметы. Это у него не очень выходит, и он опять вонзает в меня свой встревоженный взгляд.
Да ответь ты ему уже что-нибудь! – вырывает меня из оцепенения Голос.
– Нет, ты не в больнице…. – произношу я, наконец, и пугаюсь собственного голоса. Таким чужим и холодным он кажется мне, словно это уже и не я говорю, а сам демон взял под контроль мои связки.
Мужик снова пытается шевелиться. Потом смотрит на своё тело, на ремни, сковывающие его. Глаза его расширяются от удивления, в них проскальзывает страх.
– Что это?.. Что… со мной? – слова звучат уже отчётливее и громче. Он опять переводит внимание на меня, и я читаю во взгляде испуг, как если бы смертельно больному сообщили, что он обречён.
Так оно и есть, он обречён! Только не болезнь убьёт его, а боль… невыносимая, адская боль!
Неожиданно, что-то щёлкает в моей голове, словно срабатывает тумблер. Неуверенность моя испаряется, будто я получил дозу наркотиков. Ноги перестают дрожать, дыхание становится ровным. Подобные метаморфозы уже случались со мной раньше. Это началось, когда появился Голос: внезапно я начинал ощущать прилив сил, полное превосходство над окружающим миром, могущество и вседозволенность. И это – уже новый я: расчётливый, спокойный и хладнокровный.
Дальнейшие слова свои я слышу как бы со стороны: