Фёдор Шаляпин. Бас и… всё остальное. Маленькие рассказы о большом успехе

От этих обывательских мифов не уберёгся даже Бунин, который написал про Шаляпина: «Деньги он любил, почти никогда не пел с благотворительными целями, любил говорить: – Бесплатно только птички поют».

Как же ошибался Иван Алексеевич! Шаляпин был очень щедрым человеком. И на беду человеческую откликался живо и вполне конкретными действиями. До войны он часто давал благотворительные концерты в Киеве, Петрограде, Харькове. Выступал перед огромной рабочей аудиторией. А после начала войны на собственные деньги открыл два госпиталя для раненых солдат. Он много сделал добрых дел за свою жизнь. Да только избегал огласки – хвастливая благотворительность уже не благотворительность, а аморальная рекламная акция.

Адвокат Волькенштейн, который в течение многих лет был помощником Шаляпина в экономических делах, вспоминал: «Если б только знали, сколько через мои руки прошло денег Шаляпина для помощи тем, кто в этом нуждался…».

Русский, очень русский характер. Необыкновенный талант. Широкая душа. И всё это – Фёдор Шаляпин.

6. Начало пути

У нас в России очень часто всё происходит не благодаря, а вопреки. Не должен был, даже не мог в нищей крестьянской семье пьющего писаря и прачки родиться гений. Но – родился. Не должен был полуграмотный мальчик, научившийся лишь читать и писать, стать одной из ярчайших фигур русской оперы, гордостью российской культуры. Но – стал. И это тоже своего рода феномен – из грязи в князи, но собственным талантом и трудом…

13 февраля 1873 года (1 февраля по старому стилю) в Казани, в семье Ивана Яковлевича Шаляпина, уроженца деревни Сырцово Вятской губернии, представителя древнего крестьянского рода Шелепиных (фамилия претерпела изменения в течение веков) и Евдокии Михайловны (девичья фамилия Прозорова) из деревни Дудинская той же Вятской губернии, родился первый ребёнок, которого назвали Фёдором. Незадолго до этого семейство перебралось на окраины Казани в Суконную слободу, поближе к городу, поскольку в деревне жилось голодно и бесприютно.

Однако и в городе Шаляпиным особых успехов добиться не удалось. Иван Яковлевич устроился в уездную земскую управу архивариусом, получал жалкие гроши, которые сам же и пропивал. Семью тянула Евдокия Михайловна (дома её звали Авдотьей), которая нанималась на подённую работу – стирала, мыла полы. Жило семейство в полуразвалившемся деревянном домике, напоминавшем, скорее, старый сарай.

Безрадостное детство – до появления младшего брата Василия Федя был предоставлен сам себе. И тянулся, тянулся к матушке, которая в трудах своих всё же находила время спеть с сыном простую крестьянскую песню. Так вскоре и поняла, что мальчик обладает удивительным музыкальным слухом.

7. Приходская школа

Трудовая жизнь Фёдора началась рано. Едва малыш чуть подрос, как отец пристроил его «в ученье» к соседу сапожнику. Но у того хватало и своих ртов, пришлось устраивать мальчишку к каретнику. Потом к скорняку, токарю, переплётчику, переписчику. К 12 годам Федя перебывал едва ли ни у всех соседей.

А ещё его отдали в приходскую начальную школу, другая родителям Шаляпина была не по карману. Здесь же, в церковной школе, денег за ученье не брали. Да и учили лишь самому элементарному – грамоте, счёту, да Закону Божию.

Федя учился неважно. По его собственному признанию, школу он закончил кое-как. И ученье своё продолжать не стал. Не было ни денег, ни особого желания.

Удивительное дело, Федор Иванович, не получивший, по сути, систематического образования, был интеллигентным и эрудированным человеком. Он, возможно, не особенно разбирался в каких-то вещах (например, был бесконечно далёк от политики), но знал историю (иначе чем объяснить столь глубокое проникновение в образ того же Годунова и других персонажей исполняемых Шаляпиным ролей в классических операх), обладал блистательными литературными способностями. Школа, конечно, оставила след в его судьбе – Шаляпин был религиозен, правда, без фанатизма. Но… это едва ли ни единственный след. В остальном Федор Иванович в полном смысле сделал себя сам. Его университетами стала сама жизнь.

8. Первые уроки музыки

В 1885 году Федя закончил приходскую школу. И отец Иван Яковлевич определил сына в ту же земскую управу, где работал сам. Поскольку мальчик умел читать и писать, ему доверили канцелярские дела – юный Шаляпин стал писарем. Работа нетрудная, но тоскливая. Пыльные бумаги, казённые тексты. Мальчишка заскучал.

Он давно хотел попробовать себя в пении. Фёдор частенько ходил с матушкой в церковь и заслушивался церковным хором. Регентом хора был их сосед, человек неулыбчивый и даже неприветливый. И однажды Федя решился – постучался в дверь соседского дома. И с порога, ужасно робея, спросил может ли он стать певчим. Сосед угрюмо посмотрел на 12-летнего мальчика. Сорвал со стены скрипку и буркнул:

– Тяни за смычком.

Зазвучала тягучая мелодия. Фёдор запел…

Потом наступила тишина. Регент отвернулся, отложил скрипку в сторону. Федя повторил свой вопрос. И сосед с некоторым раздражением ответил:

– Да, да, можешь… Если будешь трудиться.

И Фёдор стал хористом, одним из многих, но далеко не рядовым, не серой мышкой среди себе подобных. У него был чудесный детский дискант, звонкий, волнующий. И пел он с такой страстью, с таким чувством, что трогал за сердце самых угрюмых прихожан.

А тот регент стал первым учителем музыки Шаляпина. Он научил Федю нотной грамоте и игре на скрипке. Благодаря этому человеку, юный Шаляпин потянулся к музыке и музыкальному театру.

9. Архиерейский хор

Работы у певчего слободской церкви всегда было много. Свадьбы, похороны, всенощные, молебны. Репертуар, конечно, исключительно религиозный. Но именно эти распевные, тягучие мелодии стали для Шаляпина школой настоящей русской музыки.

Став всемирно знаменитым певцом, Шаляпин не отказывал себе в удовольствии спеть в церквах. Однажды, в Тифлисе (он любил этот город, называя его своей «музыкальной родиной»), рано утром, Шаляпин стоял у распахнутого окна и слушал церковное пение, доносившееся из храма через дорогу. Неожиданно для самого себя Фёдор Иванович подхватил мелодию, которую вытягивал диакон. И диаконский тенор слился с могучим басом Шаляпина. Прохожие стали оглядываться, отыскивая глазами источник дивного звука. А прихожане даже вышли из церкви, чтобы лучше расслышать Шаляпина. И Фёдор Иванович всё пел и пел, вспоминая своё несчастное детство и церковный хор, в котором постигал азы вокала…

А потом талантливого певчего заметили. И пригласили в архиерейский хор казанского Спасского монастыря. И это для Шаляпина была настоящая удача, поскольку требования в архиерейском хоре были повыше, а с юными хористами музыкой занимался специально приставленный служитель.

В этом хоре Шаляпин пел несколько лет – до того момента, когда его отроческий дискант ни стал ломаться. В период ломки пение, без которого Федя уже не мыслил собственной жизни, пришлось оставить. Но заслуги юного хориста не остались неотмеченными, Шаляпина устроили писцом в консисторию – в архиерейское управление епархией. Здесь он и проработал около года, до тех пор, пока его голос полностью ни восстановился.

10. Рождение голоса

Фёдор терпеть не мог канцелярскую работу. Но всё же занимался ею ради пропитания. Возможно, этот нудный и скучный труд воспитал в нём усидчивость и терпение, которые пригодились Шаляпину позже. В зрелые годы он с удовольствием брался за литературную работу, которая тоже требует определённого терпения.

Но всё же писарем в консистории он пробыл недолго – отправился в казанский театр с просьбой принять его в хор. Это случилось в начале 1888 года. Шаляпину устроили прослушивание, которое он… провалил. Дело было именно в голосе – Фёдор давал петуха, хрипел, почти кричал. И ему отказали, приняв на вакантное место какого-то долговязого приезжего паренька девятнадцати лет от роду с чудовищным окающим выговором.

Спустя годы в Нижнем Шаляпин познакомился и сдружился с Горьким. И рассказал ему эту историю. В ответ Алексей Максимович расхохотался.

– Феденька! – воскликнул Горький. – Так это же был я! Правда, меня скоро из хора выгнали – голоса-то у меня не было никакого.

Конечно, Шаляпин поторопился. Прошло совсем немного времени, и его детский дискант, перевалив «петушиный» период ломки, превратился в чудесный низкий баритон. Правда, Федя сам ещё не знал возможностей своего голоса. Он даже не подозревал, что обладает уникальной способностью петь сразу и баритоновые, и басовые партии.

Всему своё время. Скоро он это узнает.

11. Статист

В 1889 году молодой Шаляпин всё же устроился в театр. Он пришёл в драматическую антрепризную труппу Серебрякова, выступавшую в казанском театре, и был принят статистом. Очень стеснительный, очень старательный юноша сразу понравился и режиссёру, и артистам. Фёдор брался за любую работу и старался быть незаметным. И никто даже заподозрить не мог, о чём этот стремительно мужающий мальчик мечтает – об успехе, о карьере драматического и оперного артиста, о славе…

Серебрякову юноша так понравился, что он сразу назначил его на должность старшего группы статистов. И вот – первое в жизни выступление на сцене. Шаляпину была поручена роль без слов – кардинала, который в сопровождении свиты должен был величаво пройти через всю сцену.

Федя объяснил младшим статистам их обязанности, наказав, чтобы те строго следовали за ним и повторяли его действия. Дождались своего эпизода. И по команде режиссёра «кардинал» Шаляпин ступил на сцену.

И… запнулся, запутавшись в длинной мантии, и, к своему ужасу, рухнул на пол. Попытался подняться, но запутался ещё больше. И не нашёл ничего лучшего, как поползти по сцене на четвереньках. А его «свита», полагая, что ей следует следовать примеру старшего статиста, тоже встала на четвереньки и… поползла следом.

Публика хохотала в голос. Спектакль был безнадёжно испорчен. За кулисами взбешённый режиссёр схватил Фёдора в охапку и дал такого пинка, что тот кубарем скатился с лестницы.

12. Первая сцена

Эта байка про конфуз Шаляпина, возможно, была придумана им самим. Фёдор Иванович любил пошутить и чаще всего объектом иронии выбирал самого себя. Такова уж была натура этого человека – он всегда немножко стеснялся своей славы…

Как бы там ни было, но руководство театра не могли не обратить внимание на голос старшего статиста. И наступил момент, когда Фёдор был переведён из безмолвных статистов в хор.

Его первое вокальное выступление на сцене – хоровая партия в спектакле «Певец из Палермо». Молодой бас-баритон, голос выдающийся, яркий и… совершенно ещё не профессиональный.

Проглатывающий огромное количество книг (Шаляпин всю жизнь читал запоем, причём, самую разную литературу – от специальной, до беллетристики – что можно расценить, как постоянное стремление к самообразованию), старавшийся копировать более опытных коллег по сцене, подражать хорошо поставленным голосам, Фёдор учился всему сам. До поры у него не было хорошего учителя, достойного шаляпинского дара. Но только до поры.

Серебряков, в репертуаре труппы которого были, в основном, комические оперы и оперетты (то есть это был не только драматический, но и музыкальный театр), остро нуждался в хороших солистах. И Фёдор вскоре получил повышение – ему была поручена роль Зарецкого в опере «Евгений Онегин». Правда, это было «выездное» выступление – спектакль был поставлен Казанским обществом любителей сценического искусства и прошёл на малой сцене при небольшом количестве зрителей. Серебряков «одолжил» перспективного хориста. Но всё же это была премьера.

13. Семёнов-Самарский

До июня 1890 года молодой Шаляпин снова выступал в хоре серебряковской труппы, исполняя хоровые партии в опереттах. Сольных партий ему не доверяли – может, и не напрасно, поскольку школы у Шаляпина ещё не было. Он всё брал природным чутьём. Даже партии разучивал больше на слух, чем по партитурам.

А потом в жизни Фёдора появился первый антрепренёр – Семён Яковлевич Семёнов-Самарский. Это псевдоним, настоящая фамилия – Розенберг. Предприимчивый и безусловно талантливый человек держал в Уфе антрепризу «Русская комическая опера и оперетта». Более того, он прекрасно пел сам. Шаляпин рассказывал: «Я знал Семёнова-Самарского как артиста и почти обожал его. Это был интересный мужчина с нафабренными усами… На сцене он держался как рыба в воде и чрезвычайно выразительно пел баритоном в „Нищем студенте“… Барыни таяли перед ним, яко воск пред лицом огня…».