Клоп в Париже

В этот день в школу танцев приходит Макаронин. У него на носу свадьба и сегодня должен состоятся последний урок танцев. Урок даёт профессиональный хореограф, преподаватель этики и главный эстет Франции – Пьер Мари Круазон.

В танцевал зал заходит Макаронин, но по его глазам видно, что не выспался. Круазон выглядел бодро, ведь вместо вечерней выпивки предпочитает секс.

Круазон. Добрый день, месье Макаронин. Вы не обращайте внимание на эти грубые современные танцульки. Они вам нарождающийся тонкий вкус испортят.

Ученики откланиваются и уходят на перерыв.

Ученик. Мы попозже подойдём!

Круазон. Я понимаю вас, Бондюэль: трудно, невозможно, при вашей нежной душе, в ихнем грубом обществе. Еще один урок оставьте ваше терпение не лопнутым. Ответственейший шаг в жизни – первый фокстрот после бракосочетания. На всю жизнь должен впечатление оставить. Ну что ж, пройдитесь с воображаемой дамой. Чего вы стучите, как на незапланированном гей-параде?

Макаронин. Пьер, я туфли сниму: во-первых, жмут, во-вторых, стаптываются.

Круазон. Вот, вот! Так, так, тихим шагом, как будто в лунную ночь в мечтах и меланхолии из ресторана возвращаетесь. Так, так! Да не шевелите вы нижним бюстом, вы же мадмуазель везете. Так, так! Где рука? Низко рука!

Макаронин. (скользит на воображаемом плече). Не держится, она у меня на воздухе. Тем более, она старше меня.

Круазон. А вы, дорогой Бондюэль, легкой разведкой лифчик обнаружьте и, как будто для отдохновения, большим пальчиком упритесь, и даме сочувствие приятно, и вам облегчение – о другой руке подумать можете. Чего плечами затрясли? Это уже не фокстрот, это вы уже «па» продемонстрировать изволили.

Макаронин. Если я расстегну лифчик, то грудь вывалится, и будет трястись, как маракасы.

Круазон. Да разве ж так можно, Бондюэль! Если с вами в вашем танцевальном вдохновении такой казус случится, вы закатите глаза, как будто даму ревнуете, отступите по-испански к стене, быстро потритесь о какую-нибудь скульптуру (в фешенебельном обществе, где вы будете вращаться, так этих скульптур и ваз, разных всегда до черта наворочено). Потритесь, передернитесь, сверкните глазами и скажите: «Я вас понял, коварная, вы мной играете… но…» и опять пуститесь в танец, как бы постепенно охлаждаясь и успокаиваясь.

Макрон. Вот так?

Круазон. Браво! Хорошо! Талант у вас! Ну вот, а вы переживали! Вам развернуться негде. Разве наш переулок для вас достойное поприще? Вам мировая революция нужна, вам выход в Европу требуется, вам только Путинов и Лукашенков сломить, и вы Мулен Ружи и Пантеоны красотой телодвижений восхищать будете. Так и запомните, так и замрите! Превосходно! Ну что ж, на этом мои уроки танцев закончились и ещё мой последний совет для вас.

Макаронин. Какой?

Круазон. Не надевайте двух галстуков одновременно, особенно разноцветных, и зарубите на носу: нельзя на выпуск носить розовый костюм! Оревуар.

Круазон уходит, а Макаронин повторяет последние уроки, которые сегодня освоил. Входит Хельга.

Хельга. Боня! Привет, когда женишься?

Макаронин. Хеля, привет! Уже завтра. Надо закатить мальчишник что ли?

Входит Дима Повар.

Дима Повар. (шёпотом Хельге) Он так и брось ты эту обузу? Чего это его так расчучелило?

Макаронин.