Байкал

Вот, так что Рита, Маргарита Михайловна, те рыбки расскажут о твоей доброте, в мировом океане. И расскажут, нет, споют, как ребята на тощий желудок спали, а их желудки всю ночку тёмную, марш бросок играли, помнили,– отдай ужин, врагу своему и проживёшь как фараон, без каких то там пирамидонов и пирамид больше, чем сам Фараон…

– Вон, смотри, опять открыли одну пирамидку, где она только могла раньше быть? В жмурки что ли играли.

И эта, думаю не последняя, открыли её, а там, как и всегда, фараон, как огурчик, свеженький, не малосольный, прошлой, прошлогодней засолки, как у нас раньше в деревне – в бочке, огурцы солили. Лежит себе и усмехается. Так ещё, и сколько их, этих пирамид. А тут находка, в Крыму нашли, но, почему – то под землёй и кверху ногами,– конусы пирамид, оказались не верхушками к небу, а наоборот. Видимо и у них, тогда ещё строители дегустировали старые, выдержанные вина, которые уже были покрепче пятизвёздочного армянского коньяка. Так строители с угару и перевернули пирамиду и самого своего родного фараона к верху ногами, ой, нет, спина оказалась сверху на его кроватке, не раскладушке, и дорогой поролоновой, халтурной перине, подушке.

Встреча

– Ребята, вы откуда свалились в этой зоне непролазной?

– Мы из Москвы. Слышали, девятьсот пятого года, училище?

– А а, знаем, там живопись ведут классно.

– Какой курс?

– Дипломники.

– Что, решили удивить своих знаменитых преподавателей этюдами самого Байкала?!

– Это ваш пиратский корабль?

– Ага.

– Писали этюды.

– Да. Как только прибыли. В первый день…

– Отписались. Теперь. Не до того…

– Это Дора. Подарок местных…

Поставили мачту, паруса. Отремонтировали, забили дыры, замазали, смолой.

– Писали?

– Сейчас пишите?

– Нет. Этюдник забыли, точнее, забыли, когда тонули. Не до него было. Водичка, не Чёрное море… А глубинаа.

– И он, бульбы пустил, краски то в свинцовых тюбиках, запасные есть, а этюдник теперь… русалочки играют в живописцев.

– Времени мало, мы взяли академический отпуск на год.

– Эдик, вот как нужно, а мы?!

Пропела Рита своим ласковым крещендо…

И гости рассказали как…

– Самое первое, туристочка, одна местная, забайкальская, просилась в попутчики, представь трое в лодке, не считая собаки. Её, собаки с нами просто и не было, чего её считать.

– А она, нет, не собака, дивчина, не моя, и, не переясловка, як спивають дивчатка, гарни з Украини…, а, эта здесь, приблудная, заблудшая, и не в степи под Херсоном, где высокие травы и, курган, а, приблиднуться возжелала, в попутчики… Она от лишнего веса на первом зыбке, вопреки законам непотопляемости, а, и, на радость законам потопляемости, потащила бы нас к своим сестрицам по плоти, но с плавниками, и хвостик, такой же красивый как улыбка акулы…

Нет. Она просится к нам. Я, тогда, что бы увлечь её в другую сторону для надёжности, спел вкратце, слова…

… – Иии, за бооорт её бросает, в набежаааавшую, волнууу. Она помялась, грустно улыбнулась, но ещё не верила, что мы можем так не ласково относиться к такой красоте. Я опять, выдал другую страничку народного творчества…Дубль. Киносъёмка…Дольче, фортиссимо! Шепчет режиссёр…

– Привязали Галю, до сосны косами. А потом, ещё… слова – …лучше тебе будет, чем у родной мамы. Не помогло.

– Сидит и строит глазки… ну тогда я дал прозой, как её подожгли и, сгорела бедная Галя под сосной, нет, вместе с сосной.

А нас, кто знает, что у мужиков будет, когда их трое, а она одна, совсем молодая, да ещё и красивая. Не взяли мы такую красу, – забайкальскую косу.

… Байкал есть, бродяг и пиратов нет.

– Ребята, а, если, штормяга?

– Здесь шторма не бывает. Проще. Только Бааргуузииин.

Это сидит Федул, который губы надул. Вот и дует со всей своей молодецкой силы, ну силёнка, чуть покрепче Цуу-наами!

– Он так сладко поёт,

– Я с вами.

– А нам такое не нужно.

– Не успеешь дрыгнуть ногами, а ты уже с девочками, которые с плавниками. Хоть и красивые, но с жабрами. Наверное. Им полегче, чем нам и этюды ни к чему. Да и кому таам, показывать.

Послушали мы их охи вздохи и решили, нет, мы не так путешествуем, хоть и этюды не пишем, некогда. То ловим рыбку, то пытаемся её умолотить за один приём, тоже ведь продовольственная корзина ушла на дно. Вот тебе и бухта ай яяяй!

*

Поют все, туристские песни, а потом рассказывают.

– Вчера была бухта. Ай я. Называется.

– Зовут её, потом расскажу почему. Ну, комары. Голодомор у них, а аппетит, тигрицы. А мы худые, продукты, консервы, и сахар и всякие крупы, сухие, теперь уже мокрые. И не у нас, – угощаются русалочки, пошли на дно вместе с этюдником.

– Да и мы тоже там чуть не покормили рыбок, своею плотью.

– Пошли напрямую.

– Ты, козёл, который с бородой, слушай, для твоей скорлупы, черепашьей, тоже урок будет.

– Ну, ребята, это наш капитан.

– Да что, шли через залив, – попрямой. И как всегда, на Байкале, сразу вдруг, – Баргузиин. Ну, ветер такой, как в пустыне самум. Там хоть прячутся за, и под, верблюдов, точнее, под хвостом оного, умудряются, два горба, а тут дно и совсем не близко дно, и пошло и пошли,– волны. Ветер. Пена, брызги, конечно, увы, не шампанского. Днём у нас парус, а вечером одеяло. И какое одеяло, когда и небо, с одеяло. Остальное, прощай мама…– стало. Стало как умбра, потом чернее сажи газовой. У меня тюбик остался в этюднике, умбры. Теперь они на дне, русалки малюют. Мужские портреты, по памяти, вспоминают и поминают, видели, когда жили на Земле.